№9, 1969/Публикации. Воспоминания. Сообщения

О записных книжках Д. Мамина-Сибиряка

В семейном архиве Удинцевых хранится пять неопубликованных записных книжек Мамина-Сибиряка, датированных 1880–1890 годами. Они содержат «заготовки» и проспекты задуманных произведений, главным образом романов (рукописи которых, за исключением «Приваловских миллионов», не сохранились), заметки о современной критике, записи народных речений, терминологии производств, русского фольклора, выписки из философско-эстетических и экономических трудов. Сюда же писатель вносил и факты исторической и социально-бытовой жизни башкир, татар, киргизов, их песни, предания и легенды, пословицы и поговорки разных народов мира.

Записные книжки помогают глубже понять своеобразие мастерства и творческого пути Мамина-Сибиряка. Они создавались, когда Мамин-Сибиряк полностью преодолел влияние «литературной бурсы». Его уже не волновали вопросы, встававшие перед ним в ранний период творчества 1870-х годов, вроде: «Как очистить произведение от литературных штампов?» или «Как разбить роман на главы и части?» Но от того времени, наряду с приобретенным жизненным и художественным опытом, осталось глубокое убеждение, что каждому автору «приходится проходить всю теорию словесности собственным горбом» («Черты из жизни Пепко»).

Мамин-Сибиряк заносит на страницы своих записных книжек сотни персонажей, с их именами, «подходящими» фамилиями, прозвищами, неповторимыми особенностями речи. Глубокими авторскими эмоциями окрашены сценки, рисующие «свет и тени» народной жизни, талантливых представителей трудовой массы, таких, как умелец Егор Иванович Жмаев, который открыл богатые золотоносные прииски и, обогатив уральских заводовладельцев, умер в нищете. По признанию писателя, он явился прототипом Данилы Шелехова из романа «Приваловские миллионы». С Жмаевым связывалась и судьба главного героя задуманного рассказа «Дедушка».

Мамин-Сибиряк набрасывает в записных книжках историю основных владельческих родов. Паразитизм и «добросовестный ребяческий разврат»»отличают» уже заводчика Додонова из повести «Доброе старое время», хотя он действует в дореформенную эпоху, когда возвышению и процветанию промышленности способствовали и энергия, воля, инициатива и заинтересованность ее жестоких основателей. Мамин-Сибиряк указывает прообраз Додонова. Это заводчик Демидов-Ревдинский, а не граф Всеволожский, как полагал Е. Боголюбов в своих комментариях к десятому тому издания Собрания сочинений Мамина-Сибиряка (Свердловск). Писатель приводит ценные факты о прототипе Лаптева из романа «Горное гнездо» – владельце уральских заводов П. П. Демидове. Как и большинство «наследников», он утратил боевые качества промышленников петровских времен и проматывал колоссальные богатства, добытые его предками «где-то там, на каком-то Урале, десятками тысяч крепостных рук». В записных книжках, как завершение картины социальных отношений на Урале, отражена и жизнь мелких, подкупных властей, повелителя «горного хребта», николаевского сатрапа – генерала Глинки, чинившего здесь суд и расправу. Один из фривольных эпизодов его биографии положен писателем в основу рассказа «Верный раб».

Многие фрагменты очень выразительны. В третьей записной книжке читаем: «Сказка о сером человеке: пришел на студенческий бал в серой летней паре и все искал такого же другого, пока не увидел себя пьяного в зеркале». Это трагическая завязка романа о полуголодном студенте-пролетарии. Набросок к рассказу «Отрава» состоит из одного диалога, а к «Подснежнику» – из нескольких. И здесь, как и во всех других случаях, они намечают существенные особенности характера действующих лиц или одну из коллизий задуманного произведения. В монологах, помимо этого, часто выявляется и основная идея произведения. Таков монолог о «Святом искусстве» («Я буду говорить») или «Умер русский писатель», озаглавленный «Мой некролог», монолог мудреца из легенды «Хаким Олой Урумчи», обращенный к поэту – искателю правды, и т. д. Столь же выразительны, как и диалоги и монологи, портретные характеристики, но они встречаются реже: «Слепой старик (Кучум) стоит на горе, а там под горой кипит жестокая сеча. Кучум не видит, но его старое ухо отлично слышит разворачивающуюся военную мелодию – вся жизнь теперь в этом ухе».

Огромный словарный материал Мамин-Сибиряк подбирает для того, чтобы отобразить «тысячу жизней», о чем, как о важнейшем своем творческом стремлении, он писал и в «Чертах из жизни Пепко», и в письмах к М. Эртель. Вообще «коллекционирование» слов было величайшей его страстью. Записные книжки, охватывающие основной, наиболее плодотворный период его литературной деятельности, говорят о многолетнем изучении писателем лексики различных классов и прослоек русского общества. С этой целью отчасти привлекался фольклор крестьянства, горожан, рабочих. Заметно обогащало язык и общение с многочисленными прототипами будущих произведений. Мамин-Сибиряк черпает из их живой речи характерные слова и выражения, эпитеты и синонимы, а для цикла задуманных легенд записывает в свои книжки результаты изучения языка монгольских народов.

Из записных книжек мы узнаем и о большом пристрастии Мамина-Сибиряка к драматургическим формам, которые представляли для него особую трудность. Как известно, ему удалось написать только две пьесы – «Золотопромышленники» («На золотом дне») и «Маленькая правда». Последняя пьеса при жизни автора не была опубликована. В записных книжках находим целый цикл незавершенных драматических произведений. Важно отметить, что они содержат сюжеты написанных в дальнейшем повестей и романов, предшествуют им. Комедия «Последний антрепренер» затем была переделана в повесть, пьеса «Общий любимец публики» – в одноименный роман, драма «Волчий хлеб» составила основу повести «Черты ив жизни Пепко». Тема этой повести персонально намечалась и в пьесе «Завоевание Петербурга». «Приваловским миллионам» соответствует набросок пьесы «Последыш». Да и упомянутая «Маленькая правда» тематически является средним звеном задуманной трилогии: повесть «Наши» – пьеса «Маленькая правда» – роман «Весенние грезы». Укажем еще наброски драм «Сибиряки» и «Пустышка».

Драматургические опыты характеризуют и некоторые приемы работы Мамина-Сибиряка над композицией своих произведений. В черновых набросках он выделяет основные их части и разделы: в пятой записной книжке намечен абрис всей композиции романа «Золото», очерков «По Зауралью». Схема комедии «Последний антрепренер» – конспект содержания всех ее пяти актов. Из пяти действий состоит и набросок пьесы «Золотопромышленники», хотя ряд указанных здесь действующих лиц не вошел в окончательный текст пьесы.

«Проклятые уральские вопросы» встают перед Маминым-Сибиряком наряду с другими вопросами, волновавшими человечество на протяжении многих веков и сохранившими свою остроту в последних десятилетиях XIX века.

Цитировать

Удинцев, Б. О записных книжках Д. Мамина-Сибиряка / Б. Удинцев, М. Нитайник // Вопросы литературы. - 1969 - №9. - C. 182-189
Копировать