№4, 2000/История литературы

О сотворении романтической репутации. (Великий князь Константин Павлович как романтический герой)

«Есть эпохи, когда искусство властно вторгается в быт, эстетизируя повседневное течение жизни. Таковы были эпохи Возрождения, барокко, романтизма, искусства начала XIX века», – писал в одной из своих работ Ю. М. Лотман 1. Собственно, в «начале XIX века» ощущение проницаемости грани между искусством и реальностью возникло как раз благодаря развитию романтизма. Жизненные ситуации и поступки осмыслялись с помощью готовых романтических формул, живые люди надевали романтические маски и подражали литературным героям. При этом влияние искусства на жизнь было однонаправленно, именно романтическое искусство объясняло и концептуализировало жизнь, а выработанные в искусстве нормы поведения определяли стиль поведения бытового.

В настоящей работе мне хотелось бы рассмотреть один из случаев трансформации жизненной реальности в соответствии с романтическими представлениями, а говоря конкретней, мы сосредоточимся на романтической интерпретации реально существовавшего исторического лица. В исследовательской литературе не раз отмечалось, что романтизму чуждо историческое мышление, романтик существует вне истории, поэтому при взгляде на реальную историческую личность романтик не видит в ней индивидуальности, отмечая лишь черты, признанные романтическим каноном. Иными словами, он видит не живого человека, но маску, которую сам же на него и надел. Данная статья будет посвящена сотворению романтического мифа о великом князе Константине Павловиче (1779-1831), брате двух русских императоров, Александра I и Николая I, в 1825 году отрекшемся от российского престола.

Отречение Константина от престола навсегда определило направление вектора его мифологической судьбы в русском обществе: фигура великого князя превратилась в своеобразное поле размышления о том, каким должен быть российский император. «Пассивность» позиции Константина позволяла как кругу аристократии, так и простому народу проецировать на него свои представления об идеальном российском императоре и «царе-батюшке». В 1825 году романтизм уже прочно расположился на российском Парнасе и далеко еще было до его свержения, поэтому в элитарной части русского общества представления об идеальном императоре неизбежно подвергались воздействию романтических клише.

 

  1. КОНСТАНТИН И ПУШКИН

Впервые романтическое обаяние в фигуре Константина Павловича было отмечено А. С. Пушкиным 2. Весть о смерти Александра I застала Пушкина в Михайловской ссылке; подобно всем российским подданным, поэт ожидал воцарения Константина. В письме П.

  1. Ю. М. Лотман, Театр и театральность в строе культуры начала XIX века. – Ю. М. Лотман, Избранные статьи, т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры, Таллин, 1992, с. 285.[]
  2. В исследовательской литературе, посвященной романтизму Пушкина, это высказывание или не обсуждалось вовсе (см.: Г. А. Гуковский, Пушкин и русские романтики, М., 1995; А. М. Гуревич, Романтизм Пушкина, М., 1993), или упоминалось вскользь (см.: Н. В. Фридман, Романтизм в творчестве А. С. Пушкина, М., 1980, с. 11-12).[]

Цитировать

Кучерская, М.А. О сотворении романтической репутации. (Великий князь Константин Павлович как романтический герой) / М.А. Кучерская // Вопросы литературы. - 2000 - №4. - C. 182-208
Копировать