О писателе земли чудес
С. Смоляницкий, На земле отцов, «Советский писатель», М. 1973, 280 стр.
В сознательную жизнь ив литературу Георгий Марков вошел с кровным, прирождённым убеждением о красоте, необычности своего края. В детстве отец ему говорил: «…Сибирь – это земля чудес».
Несомненно, через все свои книги Г. Марков проносит эту мысль об удивительности родного края, хотя это не замыкает его произведения в рамках краеведческой или этнографической литературы, ибо проблематика у него широкая, общезначимая.
Этапы жизни и творческая работа у Г. Маркова тесно связаны. Можно сказать, ему повезло в том смысле, что все лично виденное, пережитое активно помогает писателю в создании характеров, реальных ситуаций в произведениях.
Эти особенности труда литератора хорошо чувствует С. Смоляницкий, автор рецензируемой работы.
Жанр книги – очерк творчества. В общем, это предопределяет разговор о том, когда, что и как написал литератор, какова проблематика его произведений. Следуя таким путем, С. Смоляницкий в то же время уделил значительное внимание личности автора «Строговых», «Сибири»… И правильно сделал: когда читателю дают возможность лучше узнать писателя, тогда он вернее понимает его книги.
Предваряя разбор произведений рассказом о детстве и юности своего героя, о его комсомольской, журналистской, партийной работе и армейской службе, о пробах пера и первых публикациях, С. Смоляницкий затем не просто ведет нас от романа к роману, а передает именно развитие художника. Вместе с тем в книге освещаются важные вопросы советской литературы, в особенности разработка ею таких проблем, как революция и народ, классовая борьба в сибирской деревне, освоение великих природных богатств, животворность прогрессивных традиций прошлого для социалистического преобразования страны…
Для характеристики личности писателя С. Смоляницкий верно, с пониманием дела, широко использовал публицистические и литературно-критические выступления Г. Маркова. Их было много. Они разнообразны. Если взять только книгу «Жизнь. Литература. Писатель», и то уже видна многосторонность интересов, впечатлений, раздумий литератора. Он пишет о Льве Толстом, Вячеславе Шишкове, Илье Чавчавадзе, Константине Федине, о многих наших современниках… Когда мы пишем о других, мы обогащаем и себя. Ничто не проходит даром, все отражается потом в собственных книгах.
Таким образом, в своем очерке творчества С. Смоляницкий нашел верный подход к анализу произведений современного, активно действующего литератора. Подход такой, конечно, уже испытан критикой, но не всегда еще он воплощается лучшим образом. Часто приводятся лишь краткие биографические сведения, разрозненные высказывания. Книга С. Смоляницкого «На земле отцов» явно выиграла оттого, что в ней охарактеризован внутренний мир автора романов о Сибири.
Работа эта – не первая о творчестве Г. Маркова. Его литературному пути посвящен ряд кандидатских диссертаций, например Н. Нефедовой «Писатель и жизнь (Творческий путь Г. Маркова)», В. Распопина «Роман Г. Маркова «Соль земли», М. Оганесян «Послевоенная проза Г. Маркова»… Это содержательные и оригинальные работы, и автору «На земле отцов» они, надо полагать, известны.
Да и сама книга С. Смоляницкого отличается научно-исследовательским освещением темы – автор использует малоизвестные факты, тщательно прослеживает проблематику произведений, прибегает к широким литературный сопоставлениям… Но она сразу, начиная с замысла, делалась, скажем так, не «по-кандидатски», а «по-литераторски», и потому в ней есть черты «повести о писателе».
Перед С. Смоляницким, как и перед другими авторами сочинений такого литературно-критического жанра, естественно, встал вопрос: какую композицию избрать для очерка? То есть двигаться хронологически, по верстовым столбам биографии автора, или при анализе его произведений тянуть «проблемные нити»?
В этом смысле с Г. Марковым критику, литературоведу «работать» не просто. Часто новые его произведения по времени действия в них становятся как бы предшественниками ранее созданных и опубликованных книг. В самом деле, вслед за «Солью земли», романом о послевоенной советской действительности, выходит книга о 20-х годах – «Отец и сын». Затем автор «отступает» еще глубже в историю – к 1915 и 1916 годам, к кануну революции, – это «Сибирь».
Если бы все книги Г. Маркова не были столь тесно связаны внутренне, то, видимо, целесообразней всего было бы разбирать их согласно последовательности появления на свет. Но в данном случае можно «выстроить» творчество художника по хронологии событий, изображенных в книгах, и тогда последовательность будет такой: «Строговы», «Сибирь», «Отец и сын», «Соль земли»…
С. Смоляницкий точно улавливает органическое единство творчества писателя: «Мы можем сказать, что собранные вместе романы Г. Маркова являют собой своеобразную художественную летопись революционной борьбы народа под руководством партии, широкую картину поступательного движения советского общества. Начиная с конца прошлого века, через бури и перевалы революций, гражданской войны ведет эту художественную летопись Г. Марков к двадцатым и тридцатым годам, а затем – Отечественная война и послевоенный период, сороковые – пятидесятые годы…»
Высказав эту справедливую мысль, критик, однако, не формально реализует ее в композиции очерка. В одном случае он отходит от биографической последовательности и после разбора «Строговых» прямо заявляет: «Здесь уместно нарушить хронологию и, оставив рассмотрение большого романа «Соль земли» (1959) для следующей главы, обратиться к роману «Отец и сын», написанному в 1964 году». Тут автор пошел по «эстафете героев», согласовал конструкцию очерка с движением этапов времени, отразившегося в книгах Г. Маркова.
В другом случае, с романом «Сибирь», он поступил иначе: разбор его отнесен к концу очерка, следует после разговора о сборнике статей «Жизнь. Литература. Писатель», об общественной деятельности Г. Маркова. Непоследовательность, нарушение своего же композиционного приема? Да. Но не стоит торопливо упрекать в этом автора. Те, кто пишет о живой современной литературе, о работающих рядом прозаиках, поэтах, драматургах, хорошо знают трудности построения своих исследований.
С. Смоляницкий «успел угнаться» за первой книгой «Сибири», публиковавшейся частями в 1969 и 1971 годах. А за второй просто не мог поспеть, ибо она появилась только в 1973 году («Знамя», N 6, 7). Но и читая только первую книгу, он сумел подметить наиболее существенные особенности романа, его широту в отражении народной жизни, подчеркнутое внимание к теме – интеллигенция и революция. Существенны и верны соображения критика о связи «интонационных потоков» в романе «Сибирь» – эпического и лирического.
Хорошо, что при характеристике героев романа отмечены не только основные из них – Иван Акимов, Катя Ксенофонтова, профессор Лихачев, фельдшер Горбяков, крестьяне Степан Лукьянов, Федот Безматерных… Не обойдены вниманием критика и герои эпизодические, но весьма интересные, красочные, играющие свою роль в идейно-художественной концепции произведения, – «мамика», древняя старуха, строгая и добрая, совесть деревни; «лесной философ» Окентий Свободный; справедливая Домнушка, очень остро комментирующая все, что происходит в доме ее брата – богатея Епифана Криворукова.
При создании очерков творчества авторам приходится не раз возвращаться к вопросу о соразмерности разборов книг. Важно так распределить анализируемый художественный материал, так его проанализировать, чтобы выделялось самое ценное, что писателю посчастливилось сделать в искусстве.
Вместе с тем на критика-литературоведа влияют, понятно, его личные пристрастия. У одного и того же писателя он не всегда одинаково воспринимает и «переживает» разные книги. А это отражается в объеме, тональности, увлеченности или, напротив, сдержанности разговора о них.
В целом, мне думается, в очерке С. Смоляницкого точно определены тон и пропорции анализа произведений. Однако если критик имеет в виду вновь обратиться к писательскому пути Г. Маркова, ему придется, видимо, внести коррективы в связи с завершением романа «Сибирь». Потребуется более развернутый и проблемный разбор его.
Правильное понимание творчества Г. Маркова как органической, целостной художественной работы позволяет С. Смоляницкому улавливать и особенности его книг, и их связи. Так, проницательно замечено и убедительно объяснено соотношение романов «Строговы» и «Сибирь». В них много общего? Да. Может быть, писатель внешне повторил в последнем романе какие-то ситуации первой своей большой работы? Нет.
Исследователь вполне справедливо говорит здесь о двух способах художественного обобщения, показывая и доказывая их закономерность в каждом из этих произведений. Действительно, в «Строговых» писатель отражает процесс развития революционного самосознания сибирского крестьянства с конца прошлого столетия до первых лет советской власти. В романе же «Сибирь» автор берет более короткий, «спрессованный» этап.
Почему так сделано? Как это сказалось на построении книг? Критик точно мотивирует особенности романов: в «Сибири» писатель «показывает своих главных героев не в процессе «вызревания» революционного самосознания (как это было в «Строговых»), а в проявлении сформировавшихся характерных черт революционеров;
соответственно – в типическом социально-психологическом проявлении и других персонажей романа. И если Матвей Строгов приходит к революции и лишь к концу романа становится зрелым большевиком-революционером, активным организатором советской власти, то Иван Акимов и Катя Ксенофонтова, главные герои «Сибири», появляются в романе уже сложившимися бойцами революции, большевиками-подпольщиками. Разумеется, это не означает, что автор показывает их характеры, как нечто застывшее. Наоборот, образы Ивана Акимова и Кати Ксенофонтовой даны в процессе активного познания народной жизни».
В таких рассуждениях отражается методология автора, помогающая ему видеть многогранность художественных произведений. По мысли автора, роман «Сибирь» вырастает на почве, художественно освоенной «Строговыми», и потому эта книга – «своеобразное углубление «Строговых», как углубление художественного познания этого могучего пласта революционной истории народа».
Сопоставления в критических и литературоведческих работах важны и неизбежны. Но они, сопоставления, всегда нуждаются и в очень надежных обоснованиях, а то их нити могут оказаться слишком тонкими, и нанизанные на них «предметы», того гляди, рассыплются.
С. Смоляницкий заботится о надежных обоснованиях, и потому параллели становятся у него действенным средством критического анализа.
Автор очерка по праву сравнивает и находит общие черты в героях разных произведений Г. Маркова. Критик приводит много примеров: Федот Безматерных заставляет его вспомнить Марея Добролетова, тоже «беглого каторжника» и старого таежника, который словно из «глубины времен» появляется в романе «Соль земли». Исследователь устанавливает еще ряд параллелей: Федот Безматерных и Иван Акимов, Марей Добролетов и Алексей Краюхин. Излюбленный писателем прием «сюжетного сопряжения героев разных поколений» видит критик также в переплетении судеб Алеши Бастрыкова и Тихона Скобеева в романе «Отец и сын».
Надо подчеркнуть, исследователь не ограничивается тут констатацией внешних черт и действий героев, а выявляет существо их идейного и нравственного мира, отмечает «схожие этические взаимоотношения», ту связь, что соединяет «опыт и научное знание, житейскую мудрость и молодую энергию и, в конечном счете, выражает идею преемственности поколений».
Очерк «На земле отцов» обстоятельно, квалифицированно освещает творческий путь активного, целеустремленного, влюбленного в Сибирь, общественно-деятельного писателя Георгия Маркова.
А кроме того, книга критика, подобно произведениям писателя, также передает ощущение того, что Сибирь – это земля чудес.