О литературе

Имя русского мыслителя И ученого-энциклопедиста Павла Александровича Флоренского ныне известно широкому кругу читателей. Однако эта известность имеет во многом поверхностный характер. Личность и жизнь его обросли различными «мифами», а многое из его наследия остается не только не осмысленным, но даже не опубликованным. П. Флоренский родился 9 января 1882 года около местечка Евлах (ныне Азербайджан). Его отец, инженер путей сообщения, был русский, мать происходила из древнего армянско-грузинского рода. Детство будущего мыслителя прошло в Батуми¹ и Тифлисе, среди природы². В ранней юности П. Флоренский был увлечен естественными науками.
«В конце гимназического курса (летом 1899 года), – писал впоследствии П. Флоренский, – я пережил духовный кризис, когда мне открылась ограниченность физического знания. В этом состоянии мною было воспринято воздействие Л. Толстого (которого ранее я игнорировал). В дальнейшем оно сказалось в стремлении понять общечеловеческое мирочувствие и мировоззрение, как истинные безотносительно, в противоположность условным, и имеющим преимущественно техническое значение, истинам науки. Моя склонность к техническому применению физики была внедрена во мне моим отцом, но оформлена лишь тогда, когда наука перестала быть предметом веры. Далее из того же кризиса вышел интерес к религии».
В 1900 – 1904 годах П. Флоренский учился на физико-математическом факультете Московского университета³, в 1904 – 1908 годах – в Московской Духовной Академии. В 1908 – 1919 годах он, приняв сан священника (1911), являлся профессором кафедры истории философии Московской Духовной Академии и возглавлял (1912 – 1917 гг.) журнал «Богословский вестник». В эти годы П. Флоренский создал ряд оригинальных курсов по истории философии и культуры. После Октябрьской революции 1917 года П. Флоренский, убежденный патриот, не покинул Родину. Он занял принципиально лояльную позицию по отношению к Советской власти и включился в культурное и научно-техническое строительство в стране⁴. В 1918 – 1920 годах П. Флоренский работал ученым секретарем и хранителем ризницы в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры⁵, в 1921 – 1924 годах был профессором Высших художественно-технических мастерских по кафедре «Анализа пространственности в художественных произведениях»⁶. С середины 20-х годов работы П. Флоренского почти полностью сосредоточиваются в области электротехники и математики. Он был избран членом Центрального электротехнического совета Главэлектро ВСНХ СССР (1924), назначен заведующим отделом материаловедения Государственного экспериментального электротехнического института (1925), а затем помощником директора этого института К. А. Круга по научной части (1930)⁷. В 1932 году П. Флоренский был включен в Комиссию по стандартизации научно-технических обозначений, терминов и символов (при Комитете по стандартизации) при Совете труда и обороны СССР. С 1927 года П. Флоренский – редактор и один из авторов многотомной «Технической энциклопедии». Многочисленные изобретения и открытия П. Флоренского в различных областях науки и техники имели важное значение в развитии народного хозяйства страны. В период культа личности Сталина П. Флоренский явился жертвой нарушений социалистической законности; 25 февраля 1933 года он был арестован по ложному обвинению, 26 июля 1933 года осужден на 10 лет и отправлен в Сибирь в лагерь «Свободный»⁸. С 1 декабря 1933 года по август 1934 года П. Флоренский работал на Сковородинской мерзлотной научно-исследовательской станции (БАМЛАГ) и получил ценные результаты при исследовании вечной мерзлоты, которые впоследствии были использованы⁹. Осенью 1935 года П. Флоренский был переведен в Соловецкий лагерь. Но и здесь он не оставлял научных изысканий. На Соловецком заводе йодной промышленности П. Флоренский занимался вопросами добычи йода и агар-агара из морских водорослей и сделал ряд научных запатентованных открытий. 25 ноября 1937 года П. Флоренский был вторично осужден особой тройкой УНКВД по Ленинградской области. Тогда же прервалась его переписка с семьей, и дальнейшие биографические данные о нем приобретают легендарный характер. Соответственно двум осуждениям П. Флоренский был дважды реабилитирован постановлениями Московского городского суда от 5 мая 1958 года и Архангельского областного суда от 5 марта 1959 года. Дата кончины 15 декабря 1943 года («причина смерти – нет сведений»), указанная Невским загсом Ленинграда 3 ноября 1958 года, в настоящее время должна рассматриваться как условная, гораздо достовернее – 25 ноября 1937 года.
Вслед за юридической началась научная реабилитация П. Флоренского, когда с конца 60-х годов в СССР стали публиковаться его многочисленные труды, а с его именем стали связывать синтез гуманитарных и технических наук. Статьи о П. Флоренском вошли в основные советские энциклопедии¹⁰. Большой интерес к трудам П. Флоренского проявляют и за рубежом (например, в Венгрии публикуются его филологические работы; во Франции выходит собрание сочинений). Естественно, что богословские воззрения П. Флоренского не могут быть признаны советской наукой»¹¹. Ясно, что и его конкретные литературоведческие суждения отнюдь не всегда бесспорны. Но это не означает, что для наших читателей должно оставаться неизвестным его богатое научное и литературное наследие.
В этом плане чрезвычайно характерны письма П. Флоренского, написанные в 1933 – 1937 годах семье. Письма свидетельствуют о безропотном мужестве мыслителя, судьба которого оказалась сходной с судьбой одного из его идейных предков – Сократа.
Из писем 1933 – 1937 годов для настоящей публикации выбраны отрывки, в которых П. Флоренский касается А. С. Пушкина и литературы вообще. Через судьбу Пушкина в этих письмах осознается П. Флоренским не только своя личная судьба, но всеобщий духовный закон: «Свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонением». В этом высказывании П. Флоренского содержится духовный ответ на многие вопросы, волнующие людей нашего времени.
В 1920 – 1924 годах П. Флоренский написал автобиографические воспоминания «Детям моим», в которых охватил период своего детства и юношества до поступления в университет. Из этого произведения для данной публикации выбраны небольшие отрывки, в которых П. Флоренский касается своего восприятия литературы в связи с воспоминаниями детства. Эти воспоминания помогают понять, почему стихотворения Пушкина, с детства вошедшие в сознание П. Флоренского, были пронесены им через всю жизнь вплоть до Соловков и там явились стихией ободряющей.
Ниже публикуется также отрывок из неопубликованной работы П. Флоренского «Имена» (1923 – 1926), в котором он касается творчества Пушкина. Поскольку в публикуемом отрывке отразились филологические воззрения П. Флоренского, необходимо сказать о них несколько подробнее.
Свой творческий путь П. Флоренский начал как математик, блестяще проявив себя в этом качестве в Московском университете¹². Кандидатское сочинение 1904 года «Об особенностях плоских кривых как местах нарушения их непрерывности» он предполагал сделать частью большой работы общефилософского характера «Идея прерывности как элемент миросозерцания»¹³. Именно тогда он вплотную подошел к филологическим изысканиям (осталась неопубликованной суммирующая работа 1907 года «Священное переименование»), переросшим впоследствии в философию языка. Отойдя от конкретных математических занятий, П. Флоренский сознательно удержал в себе чувства математического мировидения, приверженность к некоторым математическим категориям и символам. Это было следствием «потребности построить себе философское миропонимание, опирающееся на углубленные основы математического познания» (из curriculum vitae П. Флоренского от 1 января 1921 года). Так в творчестве П. Флоренского органично соединились интуиции математическая и филологическая.
Филологические представления П. Флоренского можно вычленять из целого ряда его работ разных лет. Так, весьма важные идеи его фундаментального труда «Столп и утверждение истины» (М., 1914) обоснованы и проиллюстрированы с помощью этимологических раз? мышлений. Но «специально филологическими» (учитывая, конечно, неспециализированность мышления П. Флоренского) могут считаться три его сочинения: статья «Общечеловеческие корни идеализма» (Сергиев Посад, 1909), посвященная роли слова в первобытном мировидении, а также две рукописи книжного объема, созданные в начале 20-х годов, – «Мысль и язык»¹⁴ и «Имена». Обе эти работы входили в цикл «У водоразделов мысли». Помещаемый здесь небольшой отрывок из книги «Имена» – довольно редкое в наследии П. Флоренского рассуждение литературоведческого характера. Это совершенно оригинальное «литературоведение», неповторимая «теория литературы»: ядром художественного произведения признается художественный образ, средоточием же его – имя героя, так что произведение оказывается «амплификацией духовной сущности» имени, раскрытием его таинственных потенций, воплощающихся в другие образы, фабульные ситуации, дающих особую качественность стилю – вплоть до звукописи. Так, имя центрального персонажа может определять все аспекты произведения.
Выразителем общечеловеческой интуиции имени в плане культуры, полагал П. Флоренский, является философия платоновского типа. Но платонизм П. Флоренский понимал предельно широко, «как некоторое духовное устремление, как указующий перст от земли к небу, от долу – горй» ¹⁵. Будучи чуждым духу всякой системности» отрицая наличие системы во взглядах Платона, П. Флоренский стремился выделить в общечеловеческом миросозерцании лишь некоторые опорные узлы, ориентиры, «водоразделы», как он называл их в работах конца 10-х – начала 20-х годов. И быть может, главным среди этих узловых пунктов является слово: общечеловеческое мировоззрение всегда придает важнейшее значение слову, подразумевает особую философию слова, строится вокруг определенного Слова, чаще всего и вокруг Имени. Слово в этом смысле важнее, первичнее числа, и потому в своем незавершенном труде 20-х годов «У водоразделов мысли» П. Флоренский в первую очередь разрабатывает философию языка, философию слова, имени. Так филология П. Флоренского вырастает, как отдельный побег, на древе его философии, никоим образом не разрывая с питающей силой единого целого.
В филологии П. Флоренский ощущал себя внутри традиции В. фон Гумбольдта, в России представленной А. Потебней. Но взгляды П. Флоренского резко отличны от учения А. Потебни, к которому он относился с глубоким почтением¹⁶, равно как и от всего настроя философского языкознания XX века. Существо взгляда П. Флоренского на слово – это реализм, – в смысле диалога Платона «Кратил», в смысле средневекового спора об универсалиях. Вопрос, тщательно избегаемый языкознанием Нового времени, о связи слова и называемой им вещи, имени и именуемого Смело ставится П. Флоренским в центр филологической концепции. На вопрос, что такое слово, П. Флоренский отвечает с позиций своей глубоко оптимистической гносеологии, противопоставляемой им агностицизму кантианского толка: познавая, человек реально встречается с существом объективного мира; плодом этой «брачной» встречи становится слово. Потому слово двуедино: в нем слиты энергии познающего и познаваемого, человеческого разума и внешнего объекта. В этой своей реалистичности, бытийственности слова неоднородны: наиболее тесна связь с объективными сущностями слов особой сгущенности, на протяжении многих лет и даже веков тщательно прорабатываемых человеческим духом, – к таковым мыслитель относит термины и имена собственные. Теории последних посвящена работа «Имена».
Реализм – это одна характернейшая черта филологии П. Флоренского; второй следует признать ее антиномизм. Система ли язык или живая стихия – это был один из вопросов, которым задалось языкознание XX века. Возникший здесь выбор породил, как известно, два основных направления; последователи Ф. де Соссюра предметом науки считали язык как таковой, систему; сторонники К. Фосслера видели единственную реальность в речи, конкретной актуализации языковых законов¹⁷. П. Флоренский же, избежав соблазна выбора, антиномическое утверждение: язык это и система, и стихия – признал выражающим существо его. Антиномия пронизывает язык вплоть до отдельной его клетки: в слове тоже есть начала устойчивое и текучее («Строение слова»). Подлинной жизнью и гармонией будут отличаться лишь те языковые явления, в которых в равновесии находятся обе стороны антиномии. Иначе на свет являются уродливые порождения духа – искусственные языки с их мертвящим рационализмом, а в противоположном случае – лишенная всеобщего осмысливающего момента заумь, примером которой могут служить некоторые произведения русских футуристов («Антиномия языка»). В терминах же и собственных именах языковая антиномия достигает своего предельного напряжения, и именно это гарантирует особую крепость и онтологическую весомость данному разряду слов. В представлениях П. Флоренского об этих особых словах языка реализм соединяется с антиномизмом.
Филологические идеи П. Флоренского в их полноте вплоть до нынешнего дня известны лишь небольшому кругу исследователей; поэтому они не могли до сих пор получить широкого научного резонанса. Надо надеяться, что эта неестественная ситуация в ближайшем времени будет упразднена. Но все же в этой краткой заметке надо хотя бы упомянуть о двух очень значительных явлениях русской мысли, возникших под самым непосредственным влиянием учения П. Флоренского о слове. Речь идет о книгах двух философов, в 10 – 20-е годы близко общавшихся с П. Флоренским, – А. Ф. Лосева и С. Н. Булгакова. Они имеют одно и то же название «Философия имени» и опубликованы – первая в Москве в 1927 году, вторая, уже после смерти ее автора, в Париже в 1953 году. Обе они представляют собой творческую разработку интуиции П. Флоренского, которые иногда являют себя в их текстах даже в тех же формулировках, что и в первоисточнике. Данные книги прямо-таки просятся на сопоставительное исследование, на возведение их к общему корню – труду П. Флоренского. И такие разработки – как и изучение всего корпуса филологических трудов П. Флоренского – представляются нам делом уже недалекого будущего.

ИЗ ПИСЕМ П. А. ФЛОРЕНСКОГО СЕМЬЕ. ОБ А. С. ПУШКИНЕ И ЛИТЕРАТУРЕ.
СУПРУГЕ, А.