Новый тип истории литературы

Обсуждение наше подходит к концу, и можно сказать, что все мы тут пришли к единодушному выводу: «История советской многонациональной литературы» – обобщающий итог важнейших научных исследований, осуществленных у нас в стране; вместе с тем издание этого труда открывает новый этап изучения творческого единства литератур народов СССР.

После выхода «Истории» мы смогли не только получить ясное представление об органической цельности советской литературы на современном этапе, но увидеть во многих подробностях и деталях предшествующие периоды ее развития, проследить процесс сближения и творческого единения наших литератур. Выявляя ведущие черты единства и многообразия советской литературы на всех этапах, «История» на множестве интересных примеров показывает особенности формирования этого единства, его последовательное укрепление и развитие.

Советская многонациональная литература – явление феноменальное, не имеющее прецедентов в истории человечества. Она рождена социализмом, эпохой утверждения новой исторической общности людей. Братский союз социалистических наций в единой семье советского народа составляет жизненные корни творческого единства советской литературы.

Пути формирования и развития этого феноменального явления, новые исторические черты советской литературы определяют характер и структуру шеститомной «Истории». Это – принципиально новый тип истории литературы. В основе ее лежит сравнительно-типологическое изучение многообразия национальных форм, литератур разных исторических судеб и традиций. Авторам во многом удалось показать это многообразие и закономерно общие черты литератур народов СССР.

Эту задачу выполняют прежде всего обобщающие главы. Особое внимание привлекают введения Л. Тимофеева «На пути к творческому единству», Г. Ломидзе «Единство и многообразие советской литературы», коллективная глава «Советская литература в годы Великой Отечественной войны», введение З. Кедриной к четвертому тому, глава Л. Новиченко «Творческая позиция писателя». Каждый из исследователей обладает своей творческой индивидуальностью, и различие их манеры заметно проявляется в «Истории». Авторы превосходно знают обширный фактический материал литератур разных народов, и их обобщения, базирующиеся на разностороннем знании, создают цельную картину развития советской литературы.

Однако я согласен с товарищами, которые отмечали, что несоблюдение единого принципа построения вводных глав к разным томам до известной степени мешает целостности восприятия общности литературного процесса. Так, во втором томе за введением Г. Ломидзе следуют еще две общие главы под названиями «Поэзия» и «Проза». В главе «Проза» авторы, переходя к роману и повести, отводят каждой литературе – русской, украинской, белорусской, азербайджанской и т. д. – самостоятельные разделы. Такая структура главы не позволяет проследить развитие советской повести и романа в целостном их единстве. Внимание здесь сосредоточено не столько на общих процессах в их национальном преломлении, сколько на состоянии каждой отдельной литературы. Строение этой общей главы повторяет структуру второй части тома, которая состоит из портретов отдельных литератур.

Выводы и обобщения введений являются результатом самостоятельных серьезных научных поисков, но не отрываются от конкретных фактов и наблюдений в портретных главах, опираются на них.