Новая работа о Лессинге

Г. Фридлендер, Лессинг. Очерк творчества, Гослитиздат, М. 1957, 240 стр.

Откуда в отсталой Германии XVIII века – стране невежественных дворян, заскорузлых мещан – такой великан мысли, как Лессинг? Г. Фридлендер напоминает о «родовом грехе немецкой истории», о том «духе компромисса, которым было проникнуто немецкое бюргерство». Деятельность же Лессинга была ярким симптомом пробуждения немецкого народа, «… революционно-демократический инстинкт, свойственный Лессингу, помог ему понять, что самым страшным врагом немецкого бюргерства является та «партия соглашения», которая стремилась сгладить противоречия между княжеским абсолютизмом и потребностями национального развития, между религией и разумом, между бесплодной, оторванной от жизни схоластикой и передовой наукой, служащей просвещению народа» (стр. 150). Интересно, что в книге Фридлендера переброшен мостик от мировоззрения Лессинга к немецкому Ренессансу, во время которого потерпела поражение крестьянская война. Не случайно Лессинг взял под защиту идейных противников и современников Лютера – немцев Лемниуса и Кохлея, написал работу «Защита Кардана» – итальянского философа XVI века.

Ренессанс в Германии был почти задушен лютеровской Реформацией. Лессинг, настроенный антилютеровски, недаром питает интерес к такой чисто ренессансной теме, как Фауст, а также к елизаветинскому театру, особенно – к гению Шекспира; быть может, в этом следует видеть потребность духовно восполнить те эпохи культуры, которые здесь недоразвились? Книга Фридлендера, кажется нам, подсказывает эти выводы.

Обратимся к одному из главных теоретических сочинений Лессинга – «Лаокоону». Если рассматривать это сочинение глазами Винкельмана, то оно может вызвать и удовлетворенней недовольство. Там, где Лессинг характеризует особенность изобразительного искусства, он остается верным Винкельману. Пластически-скульптурные ценности для Лессинга и в живописи важнее всего. Но подлинно «лессинговское» начинается в другой сфере. Для Винкельмана пластика, так сказать, почва, на которой он воздвигает свою концепцию; Лессинг же отталкивается от изобразительного искусства, совершая прыжок в область поэзии. Поэтому Фридлендер подчеркивает, что «Лаокоон» теснейшим образом связан с борьбой Лессинга за создание немецкой национальной литературы» (стр. 82). Именно литературы! «Выдвинутый Лессингом взгляд, – пишет Фридлендер, – утверждал необходимость широкого охвата действительности, живую динамику, драматизм, реалистическое богатство изображения» (стр. 89), словом, все то, чего так недоставало пока немецким писателям. Считая главной, даже единственной задачей художника – воплощение благородной простоты и спокойного величия в стиле древних, Винкельман в своей эстетике не освоил опыта величественной трагедии греческих поэтов. Лессинг же вобрал в себя этот опыт; «жизненные противоречия, страдания, боль – это, по Лессингу, не область отпадения от идеала, как полагал Винкельман, а одна из важных сторон жизни, от которой не может отворачиваться искусство» (стр. 94). Нельзя не согласиться с Фридлендером в том, что Лессинг понял ахиллесову пяту винкельмановской эстетики: недоверие к страстям и материальным побуждениям люден в их деятельности, что с точки зрения Лессинга – «страсти и интересы живой личности являются стимулом в борьбе за свободу, заставляют ее горячо и энергично восставать против боли и несправедливости, пробуждают в ней сознание человеческого достоинства и долга» (стр. 95 – 96). Лессинг требовал не стоического самоотречения, не насилия над своей человеческой природой; идеал Лессинга – человек активный, страстный, не боящийся жизненных страданий и трудностей борьбы. Фридлендер говорит о стремлении Лессинга к бесстрашному изображению всей полноты действительности и находит в этом исходную точку «для развития социально-критического реализма XIX века» (стр. 97).

К лучшим страницам книги Фридлендера относится и разбор «Гамбургской драматургии». Автор сумел показать читателю, что эта работа Лессинга представляет «классический образец сочетания живой, конкретной театральной критики с анализом наиболее глубоких, коренных проблем эстетики театра и драмы» (стр. 113). Решающее значение Фридлендер придает положительной, утверждающей части труда писателя. Лессинг плодотворно разрабатывал в плане реалистической эстетики проблемы познавательной роли искусства и важности типизации, воспитательного действия театра, средств характеристики, которыми располагает драматург, различий между трагедийным и комедийным жанром.

В книге Фридлендера освещается понимание Лессингом значения Шекспира. «Лессинг, – пишет автор, – впервые высказал мысль о том, что драматургия Шекспира не является отклонением от законов истинного «хорошего» вкуса, а представляет оригинальную драматическую систему… Это было в общеевропейском масштабе огромным шагом вперед в развитии передовой эстетической мысли XVIII века» (стр-68). Лессинг открыл для себя в Шекспире «живое изображение развивающейся страсти, изображение человека, действующего и говорящего под влиянием обуревающих его чувств», – вместо рационалистического анализа страстей, как во французской драме (стр. 127). Показательно, что во Франции просветители пытались как-то совместить строгую античную классику с сентиментальным или дидактическим жанром, тогда как Лессинг тяготеет к героической драме, и Шекспир не пугает, а чарует его своей широкой, могучей кистью.