«Ни один человек не остров…» (Семинар по рассказу в литературах Азии и Африки)

Когда в прошлом году журналы «Вопросы литературы» и «Иностранная литература» проводили в Москве творческий семинар, посвященный изучению и переводу литератур Азии и Африки, то сами устроители этой встречи рассматривали ее как эксперимент. К участию в семинаре были привлечены зарубежные литераторы, находившиеся в это время в СССР, советские писатели, критики, ученые-востоковеды.

Встреча оказалась настолько интересной, ее результаты такими полезными, что многие ее участники заговорили о повторении опыта и необходимости издания материалов семинара.

Зимой 1965 года вышла в свет брошюра, содержащая материалы семинара, а в июне в Москве был проведен второй семинар. Тема на этот раз была предложена более конкретная: жанр рассказа и перспективы его развития. Как и в прошлый раз, в семинаре участвовали зарубежные писатели и советские критики и прозаики. К журналам – инициаторам встречи – присоединились еще три – «Советская литература» на иностранных языках, «Дружба народов» и «Произведения и мнения» (на французском языке).

На семинаре были представлены семнадцать стран Азии и Африки: Гана, Индия, Ирак, Камбоджа, Лаос, Мали, Марокко, Монголия, Сенегал, СССР, Судан, Таиланд, Турция, Филиппины, Цейлон, Эфиопия и Япония. Думается, что одна из причин, которая сделала семинар заметным и интересным явлением в культурной жизни нашей страны, заключалась в разнообразном составе его участников: наряду с известными индийскими писателями Разией и Саджадом Захир, Амритом Раем и Пурушоттамом Шиварамом Регги за круглый стол сели молодые суданские прозаики Эль-Таиб Заррук и Эль-Валид Ибрагим Фадль; турецкие писатели Мелих Джевдет Андай, Азиз Несин и Яшар Кема,ль, чьи книги известны в СССР не меньше, чем в Турции, и Суванувонг Бонг из Лаоса, литературу которого советскому читателю еще предстоит открыть; Аччин Панджабан, впервые приехавший к нам из Таиланда, и Такуя Хара, много сделавший для популяризации советской литературы в Японии; старейший писатель Цейлона, председатель Союза цейлонских писателей Мартин Викрамасингхе» студенты Литературного института Джон Окай из Ганы и Гауссу Диавара из Мали; Малик Фалл – писатель и посол Сенегала в Марокко и марокканский поэт Мухаммед Азиз Лахбаби; монгольский писатель Эрдэне, в Москве узнавший о присуждении ему Государственной премии, и эфиопский литератор Менгисту Лемма. Разнообразен был состав советских участников семинара.

Рассказ был избран темой семинара, потому что этот жанр является ведущим во многих афро-азиатских литературах, как обладающих тысячелетними традициями, так и тех, которые вырастают на наших глазах, переходят от фольклорных форм к современным.

Цель обсуждения заключалась в том, чтобы проследить общие тенденции развития рассказа в специфических условиях стран, недавно освободившихся от колониального угнетения и создающих новую культуру, исследовать закономерности развития этих тенденций.

Можно назвать несколько причин, выдвигающих рассказ на первое место в современной литературе. В своем вступительном слове Б. Рюриков, главный редактор журнала «Иностранная литература», отметил, что роль рассказа в духовной жизни народов сегодня особенно значительна в связи с быстрым развитием культурной революции в странах Азии и Африки и особенностями рассказа как жанра. Таиландский новеллист Аччин Панджабан считает, что резкое ускорение темпа жизни ведет к тому, что писателю остается все меньше времени, чтоб писать обширные произведения, а читателю – чтобы читать их; советский критик Л. Аннинский полагает, что рассказ находится в расцвете во все времена и эпохи, потому что рассказ всегда был той формой, через которую литература подходила к обобщению жизни человека в связи с жизнью целого народа. Молодой суданский прозаик Эль-Таиб Заррук считает, что крайняя скудость издательских возможностей во многих странах Азии и Африки делает рассказ чуть ли не единственным прозаическим жанром, доступным литераторам.

В. Озеров, главный редактор журнала «Вопросы литературы», подчеркнул в своем выступлении, что рассказ всегда активизировался в поворотные моменты истории. Октябрьская революция 1917 года породила в русской литературе прежде всего рассказ – очень яркий и своеобразный. С новеллы начался творческий путь таких мастеров художественной литературы, как М. Шолохов, А. Фадеев, Л. Леонов. К этому же периоду относится начало творческого пути И. Бабеля. По-видимому, это объясняется чуткостью рассказа к происходящим переменам, умением оперативно откликаться на те новые черты, которые появляются в действительности, активно вмешиваться в текущую жизнь.

Во всяком случае, нет сомнения в том, что «чуткость» рассказа в сочетании с его мобильностью, злободневностью, емкостью и многообразием форм – от стихотворения в прозе до гротеска – очень соответствует задачам, стоящим перед стремительно развивающимися культурами Азии и Африки.

ЗАЧЕМ МЫ ПИШЕМ?

Рассказ, в современном понимании этого слова, появился в афро-азиатских странах на гребне больших общенациональных движений. Хотя в истории литератур каждой из этих стран можно найти и фольклорные и письменные формы, послужившие предтечами нынешнего рассказа, с ним они соотносятся примерно так, как колесо с электронной машиной. Джатаки – повествования о жизни Будды во всех буддистских странах, макамы – плутовские новеллы арабского мира, сказки о пауке в Черной Африке, турниры судей в Средней Азии и многие другие древние формы стали фундаментом современного рассказа, здание которого возводилось под влиянием европейской новеллы середины XIX века.

Индиец Амрит Рай и марокканец Мухаммед Азиз Лахбаби, японец Такуя Хара и Суад Хедур из Ирака называли имена Тургенева, Толстого, Чехова, Мопассана и Горького, говоря о становлении жанра рассказа в своих литературах.

Анализируя корни этого влияния, Амрит Рай заметил: «В какую фразеологию он бы ни облекался, великий вопрос продолжает оставаться неизменным: зачем мы пишем? Кстати, а читаем мы зачем? Ищем мы в рассказе занимательность или мораль? В течение очень долгого времени литература тяготела то к одному из этих полюсов, то к другому. Только в середине XIX века, а точнее, во второй его половине великие русские и французские – мастера: Толстой, Чехов, Тургенев, Горький, Бальзак, Мопассан и американец О’Генри (но никак не Эдгар По!) творчески разрешили этот вопрос, добившись впервые замечательного синтеза элементов чистой повествовательности с моральной направленностью… Это сочетание и дало нам тот рассказ, о котором мы говорим сегодня».

Унаследовав лучшие черты европейского рассказа и народность фольклорных форм, рассказ в странах Азии и Африки являет собой живой и жизнеспособный синтез культур Востока и Запада.

Период становления рассказа в странах Азии и Африки совпал с проникновением туда передовых, прогрессивных идей философии Запада, рассказ окреп и приобрел особую остроту и значительность в борьбе против колониализма и империализма. Естественно поэтому, что писатели, вошедшие в литературу на изломе истории, очень остро ощущают свою социальную ответственность, а гражданские настроения литераторов находят отражение в их эстетических позициях.

Гауссу Диавара из Мали призывал литераторов Азии и Африки бороться за такое искусство, которое уходит своими корнями в родную почву, за искусство, неразрывно связанное с жизнью общества, за искусство и литературу для народа.

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

Эфиопский писатель Менгисту Лемма рассказал, что некоторые из его европейских друзей недоуменно спрашивают:

– Почему бы вам не писать по-английски? Разве это не легче?

Но если литература должна быть обращена к народу, то она должна быть написана на языке, который понятен народу.

Проблема национального языка, проблема соотношения литературного языка с разговорным заняли на семинаре большое место. Это не случайно, потому что запутанность языковой проблемы – явление типичное для вчерашних колоний; а не решив ее, невозможно добиваться национального единства и создавать национальную культуру.

Вопрос этот стоит по-разному в зависимости от специфических условий разных стран, но везде – одинаково остро. Многоязыкая Индия вот уже почти два десятка лет мучительно и пока бесплодно пытается создать язык, понятный всему ее населению и способный заменить английский; Арабский Восток озабочен необходимостью перебросить хоть узенький мостик через пропасть, отделяющую классический литературный язык от живого разговорного и диалектов; несоответствие политической карты Африки ее лингвистической карте усугубляется бесписьменностью многих ее народов… В таких странах, как Эфиопия, Индонезия или Таиланд, где существует единый язык для всей страны, на котором создается и литература, писатели и лингвисты заняты проблемой его развития, приведения его в соответствие с требованиями современности.

Система образования, существовавшая до недавнего времени в странах Азии и Африки, привела к двуязычию местной интеллигенции. Писатели этих стран стоят перед проблемой, неизвестной их европейским и американским коллегам: на каком языке писать? Ответ на этот вопрос связан с тем, для кого пишет писатель: обращается ли он к своему народу – тогда он не может не писать на родном языке, или к читателю целого ряда стран – в этом случае родной язык, будучи почти неизвестным за границей, может оказаться помехой. Следует ли развивать национальные языки и создавать литературу на них? Не ограничит ли это выход произведений афро-азиатской литературы к мировой читательской аудитории, не приведет ли это к взрыву шовинизма, особенно нелепого и вредного в XX веке, веке небывалого доселе общения народов?

Если бы язык являлся просто средством общения, говорил на семинаре эфиопский писатель Менгисту Лемма, то, может быть, и было бы резонным использовать один из тех европейских языков, который уже стал международным и который, волей судьбы и строителей колониальных империй, стал в большей или меньшей степени частью культуры третьего мира. Однако язык – категория не только логическая, но и эмоциональная. Иностранец не всегда может почувствовать духовную связь языка с духом народа. Народ видит сны на родном языке. Если эфиопский писатель, добровольно отказываясь от своего языка, начнет писать на языке иностранном, скажем, на английском, то как бы он ни владел этим языком, он едва ли сумеет передать на нем музыку, ритм, нюансы родного языка. Будучи не в силах состязаться с английским писателем в стиле, эфиоп начинает «экзотизировать» свои произведения, стремясь хоть этим привлечь к себе внимание.

Для марокканского писателя Мухаммеда Азиза Лахбаби борьба за национальный язык – продолжение борьбы против колониализма. Уничтожение национальных культур было предпосылкой для полного закабаления народов колоний. Стремясь разрушить национальный характер порабощенных народов, колонизаторы навязывали им свой язык, свое миропонимание, которое несло в себе отрицание духовных ценностей этих народов, воплощенных в их культурах.

Камбоджийская писательница Сакхон Самой отметила в своем выступлении еще одну черту колонизаторского «культуртрегерства» – экзотизацию древних литературных произведений, сочетавшуюся с подчеркнутым пренебрежением к современной литературе, к современному искусству колоний.

«Только родной язык, – развил свою мысль Лахбаби, – может служить опорой для выражения мысли, эмоции, идеи…