№9, 1985/История литературы

Нерешенные задачи

«Какие возникают задачи дальнейшего изучения «Слова о полку Игореве»?» – с таким вопросом Советский комитет славистов обратился к славяноведам разных стран почти 30 лет назад в связи с подготовкой к IV Международному съезду славистов (Москва, 1958). Ученые высказали тогда ряд пожеланий1. Пытаясь решить некоторые из поставленных проблем, литературоведы, лингвисты, историки изучали «Слово» в разных аспектах и создали немало новых работ. Для исследований последних десятилетий характерна тенденция рассматривать «Слово» в широком историческом, литературном и культурном контексте его эпохи. На фоне русской истории XI – XIII веков «Слово» предстает в монографиях Б. Рыбакова «Слово о полку Игореве» и его современники» (М., 1971) и «Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве» (М., 1972). Связям «Слова» с литературой и эстетическими представлениями Киевской Руси посвящены книги Д. Лихачева «Слово о полку Игореве». Историко-литературный очерк» (М., 1976) и «Слово о полку Игореве» и культура его времени» (Л., 1978; 1985).

Обстоятельно была изучена история первого издания «Слова» (см. работы Л. Дмитриева), уточнены состав и датировка рукописного сборника А. Мусина-Пушкина, в котором дошел до Нового времени список «Слова» (см. работы О. Творогова). В 60-е годы в связи с дискуссией о подлинности «Слова», направленной против скептиков, считавших «Слово» подделкой конца XVIII века, вновь был рассмотрен вопрос о взаимоотношении «Слова» и «Задонщины». В результате углубленных текстологических исследований с привлечением всех известных ныне списков «Задонщины» были получены новые аргументы в пользу древности «Слова» и неопровержимо доказана вторичность «Задонщины» (см. работы В. Адриановой-Перетц, Р. Дмитриевой, О. Творогова и др.).

Одной из наиболее важных остается по-прежнему задача исследования жанра, поэтики и стиля «Слова о полку Игореве». Известно, что традиционно оно характеризуется как произведение в Жанровом отношении неопределенное, объединяющее признаки политического красноречия и фольклорных «слав» и «плачей», сочетающее в своем стиле разные типы языка: книжно-литературный и устно-поэтический. В последние годы наметился и получил обоснование взгляд на «Слово» как на памятник героической эпики. Новая концепция представляется весьма плодотворной, поскольку позволяет определить место «Слова» в эпических традициях Средневековья и на этом фоне понять многие его специфические черты. Были предприняты сопоставления «Слова» с такими шедеврами средневековой героической поэзии, как французская «Песнь о Роланде», немецкая «Песнь о Нибелунгах», испанская «Песнь о моем Сиде», исландские саги и поэзия скальдов, памятники азиатского эпоса. На IX Международном съезде славистов (Киев, 1983) японский ученый Ё. Накамура предложил опыт сопоставления «Слова о полку Игореве» со средневековым японским эпосом «Повесть о Доме Тайра» («Хэйкэ-моногатари»). Таким образом, изучение жанровой природы «Слова» начинает выходить на путь широких сравнительно-исторических и сопоставительно-типологических наблюдений. Это обещает дать обильный материал для установления международной типологии и национальной оригинальности «Слова».

Обращение к эпической традиции позволяет оценить художественную систему «Слова» как целостно организованную, объяснить происхождение и структуру его метафорически-символического стиля. Традиционное рассмотрение отдельных образов «Слова» по классификации теории литературы (метафора, гипербола, сравнение) дополнено теперь изучением символики «Слова», имеющей типично средневековый характер, когда символ является еще элементом мифоэпического, или «двоеверного», сознания. Был осуществлен анализ солнечной символики. Известно, что солнечные и лунные затмения воспринимались повсеместно как зловещее предзнаменование и, по мнению летописцев, предвещали смерть князей. Факт затмения 1 мая 1185 года во время похода Игоря удалось связать со смертью, близкой по времени к другим солнечным затмениям, нескольких его предков и родственников. Это позволило проследить и объяснить значение символа солнца, проходящего через всю поэму, и указать на зависимость от него других символов природы. Эти новые наблюдения также служат одним из важных доказательств подлинности «Слова», близости автора к его героям.

Несоответствие историко-поэтической системы «Слова» реальной ситуации XII века, дававшее скептикам повод для сомнений в оригинальности и подлинности, как выясняется теперь, оказывается следствием общего для всех эпосов закона – эпической идеализации и гиперболизации. Анонимность «Слова» не является случайной утратой имени его творца, а предстает как закономерность поэтики: безымянно большинство произведений героической эпики в отличие от хорошо известного авторства средневековой лирики и некоторых других жанров (см. работы А. Робинсона). К настоящему времени существует более двадцати гипотез о том, кто из исторических лиц мог написать поэму. Взаимоисключая друг друга, они только подтверждают справедливость мнения Н. Гудзия: «Бесполезными считаю довольно распространившиеся в последнее время догадки о конкретном авторе «Слова» 2.

Возникают очень важные вопросы, относящиеся к методологии исследования «Слова о полку Игореве» как поэтического произведения. Как известно, «Слово» насыщено историческими реалиями, в нем названы реальные исторические лица. Но «Слово» – не хроника похода Игоря и не историческая повесть. Автор – не летописец, а поэт. Идеалы и образы, созданные в «Слове», имеют не хроникальный, а поэтический характер. В «Слове» существует внутренняя мера: определенное соотношение исторической основы произведения с эпико-поэтическим ее преображением. Установить эту меру – научная задача будущего. Во многих, в общем, ценных работах о «Слове» заметна тенденция к буквальному прочтению текста и тем самым к исторической и географической документализации в ущерб поэтическому значению. Особенно часто это происходит при комментировании, когда текст расчленяется на отдельные слова и словосочетания и единый поэтический образ расщепляется на мелкие будто бы реальные детали. Например: «Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслью поля мерит от великого Дона до малого Донца». В комментариях третий член фразы («Игорь мыслью поля мерит от великого Дона до малого Донца») получает реально географическую оценку. На этом основании предпринимаются попытки определить местонахождение Игоря в плену, а также делается заключение, что современные названия рек (Дон, Донец) не соответствуют их древним именованиям. Такой подход к поэтическому тексту представляется в принципе неправомерным. Если реально комментировать конец фразы, то так же реально следует интерпретировать и ее начало.

  1. См.: «Сборник ответов на вопросы по литературоведению» (IV Международный съезд славистов), М., 1958.[]
  2. »Сборник ответов на вопросы по литературоведению», с. 26. []

Цитировать

Сазонова, Л. Нерешенные задачи / Л. Сазонова // Вопросы литературы. - 1985 - №9. - C. 169-177
Копировать