№5, 1984/Обзоры и рецензии

Навстречу Маяковскому

«Маяковский и литература народов Советского Союза», Ереванский государственный университет, ИМЛИ им. А. М. Горького АН СССР, Изд. Ереванского государственного университета, 1983, 416 с.

Вот уже более полутора десятилетий сотрудники Арменоведческого центра Ереванского государственного университета в содружестве с коллективом ученых ИМЛИ имени А. М. Горького трудятся над изданием серии «Русская классика и литература народов СССР». Впервые столь масштабно и планомерно, с участием литературоведов из всех союзных и многих автономных республик нашей страны изучаются творческие контакты величайших русских писателей с представителями литератур народов Советского Союза, их влияние на развитие этих литератур, функционирование их произведений в той или иной национальной среде в различные эпохи, история переводов, инсценировок и т. п. Уже изданы коллективные труды, посвященные творчеству Горького, Некрасова, Лермонтова, Пушкина, Л. Толстого, Чехова. В дни торжественного празднования 90-летия со дня рождения Маяковского пришел к читателям очередной том: «Маяковский и литература народов Советского Союза». Как и предыдущие книги серии, том этот построен по оправдавшему себя принципу: первую его часть составляют исследования творчества поэта в контексте традиций русской литературы (как прошлого, так и современной Маяковскому эпохи), вторая посвящена изучению многообразных и сложных процессов освоения его художественного наследия литераторами и читателями братских наций нашей страны.

Внимательно следя за изданиями этой серии с самого ее возникновения, возьму на себя смелость утверждать, что с каждой новой книгой авторский коллектив – а он остается в основе своей неизменным – берет все новую высоту, ставя перед собой все более сложную творческую и научную задачу. Если в работе над горьковским и пушкинским томами можно была опираться на сравнительно широко и глубоко освоенный материал, то, прослеживая, скажем, влияние творчества Л. Толстого или Чехова на литературы народов СССР, исследователям порой приходилось идти по целине. Это тем более относится к тому, тема которого – Маяковский.

Для серьезного ученого подступ к этому поистине уникальному явлению, вся сложность и глубина которого стали по-настоящему видны в наше время, требует немалой смелости. Авторам книги в целом удается избежать как штампа, цитирования одних и тех же хрестоматийных строк с хрестоматийным же, стершимся от частого употребления набором слов «по поводу» этих строк, так и перепевов чрезвычайно общей и ничего, в сущности, не говорящей формулы: Маяковский сумел выразить эпоху в судьбе лирического героя своих произведений. Правда, в некоторых статьях все же встречается обращение к одним и тем же широкоизвестным строкам для подтверждения сходных мыслей и общепринятых уже положений, но подобные шероховатости почти незаметны на фоне главного: писатели и литературоведы, принявшие участие в сборнике, не ограничивались демонстрацией широкомасштабного распространения огненных строк и поэтических традиций Маяковского от Эстонии до Башкирии, от Киргизии до Белоруссии. Они стремились проникнуть в глубь рассматриваемых явлений, сделать новый шаг не только в изучении заявленной в заглавии основной темы, но и тех частных проблем, что возникают по ходу исследования (скажем, в работе Г. Хусаинова «Маяковский и башкирская советская поэзия» содержатся интересные размышления об изменениях в поэтике и системах стихосложения, происшедших в национальном поэтическом творчестве в процессе усвоения традиций Маяковского; Д. Тухарели в статье «Изучение Маяковского в Грузии» акцентирует внимание грузинских литературоведов на нерешенных еще проблемах и намечает пути дальнейших исследований).

Большинство авторов сборника отнюдь не жертвуют накопленным за полвека после смерти поэта историческим опытом, пытаясь затушевать или «не заметить» противоречий, подчас довольно резких, между некоторыми эстетическими и социально-психологическими установками Маяковского и нашим сегодняшним миропониманием. Не уход в сторону, а честный я вдумчивый анализ этих противоречий – только такое отношение к своему наследию одобрил бы сам Маяковский, только так и можно постичь его – нашего современника, «живого, а не мумию». Мудрее становится человечество, но великие поэты не стареют, не лишаются своей способности отвечать на коренные жизненные вопросы, волнующие их далеких потомков. А связь устремленной в будущее поэзии Маяковского с поколениями, вошедшими в жизнь после него, поистине неразрывна (как справедливо заявлено во вступительной статье Л. Тимофеева «Маяковский и современность», яркий пафос которой задает тон всему сборнику). Ведь (цитирую другую работу сборника – статью А. Ушакова «Маяковский продолжается…») художественный опыт классики, «по-новому увиденный и понятый в свете новых исторических обстоятельств… в свою очередь, способствует более глубокому пониманию этих новых условий, новой эпохи» (стр. 58).

Руководствуясь этим концептуальным положением, А. Ушаков рассматривает основные направления творческой эволюции Маяковского, тонко прослеживает уникальное сочетание эпики и лирики в его стихах и поэмах, героического и обличительного начал в его сатире, постоянно соотнося результаты анализа с художественным опытом последующих поколений русских советских поэтов. В работе «Драматургия Маяковского и жанровые искания современной многонациональной советской комедии» Т. Свербилова убедительно показывает (правда, порой пользуясь, пожалуй, слишком усложненным языком), сколь плодотворным явилось обращение советских драматургов в последние годы к принципам гротескной комедии, блестяще разработанным Маяковским в «Бане» и «Клопе»; жаль только, что автор не касается причин, которыми вызвано возвращение советских комедиографов разных поколений к таким принципам.

На широком национальном, общесоюзном и европейском фоне рассматривает Л. Арутюнов (статья «Национальные традиции и опыт Маяковского») творческие «схождения» с поэзией Маяковского в произведениях Е. Чаренца, С. Чиковани, Г. и Т. Табидзе. Сопоставляя творчество Маяковского и Чаренца и вовлекая в орбиту исследования также художественные миры Блока и Есенина, исследователь показывает: «…Не только творчество Блока, Есенина, Маяковского… помогает глубже раскрыть закономерности идейно-эстетической эволюции Чаренца, но и опыт Чаренца по-своему подчеркивает исторически обусловленную роль этих великих русских поэтов в «движении» национальной и мировой литературы» (стр. 160). Благодаря точному и детальному исследованию этой основной темы Л. Арутюнову удается по-новому осветить ряд важных этапов эволюции Чаренца, их непростую связь с социально-политическими условиями эпохи, аргументированно оспорить ряд устоявшихся представлений о художественном наследии классика армянской литературы. А проведенное автором попутно сопоставление армянского и грузинского романтизма должно, на мой взгляд, обратить внимание исследователей на весьма и весьма перспективную область дальнейших поисков (не ограничиваемых рамками лирики и вообще поэзии).

В братских республиках нашей страны поэзия Маяковского сыграла важную, порой решающую роль в становлении национального социалистического искусства. Эта главная тема последовательно проводится не только в статьях А. Ушакова и Л. Арутюнова, но и в более локальных по материалу работах Т. Резниченко «Родной нам всем…» и В. Балуашвили «Сила поэтического новаторства», где убедительно показано, как влияние Маяковского способствовало и распространению совершенно новых веяний, и активизации исконных прогрессивных начал литературы и фольклора Украины и Грузии.

Если освоение опыта Маяковского поэтами и читателями тех республик, где уже в первые послеоктябрьские годы установилась советская власть, протекало, в общем, в едином русле (хотя и с многочисленными вариациями), то в прибалтийских республиках процесс этот носил качественно иной характер. Творчество советского поэта использовалось трудящимися в их классовой борьбе, распространялось в условиях активного противодействия со стороны властей и литературной элиты, вокруг его произведений скрещивали копья представители различных партий и литературных групп. Некоторые аспекты борьбы «за Маяковского» освещены в содержательных статьях П. Ужкальниса «Маяковский в Литве» (жаль лишь, что всего несколько слов сказано здесь о творчестве Э. Межелайтиса), С. Ивановой «Черты творческой близости (Маяковский и А. Чак)». Особенно интересна в этом отношении работа С. Исакова «Из истории рецепции творчества Маяковского в Эстонии», представляющая собой самостоятельное масштабное (охватывающее четыре десятилетия) исследование, вполне органично входящее, однако же, в состав сборника.

Совершенно особый и также очень интересный аспект заглавной темы сборника открывается в работах, посвященных усвоению «маяковского» стиха – новаторского и для русской классической традиции – представителями казахской, среднеазиатских, башкирской литератур, которые в те годы находились в основном в рамках восточнопоэтических канонов интимной лирики (во многом полярных по отношению к принципам мироощущения и стихосложения Маяковского). Как и упомянутая работа Г. Хусаинова, статьи М. Уюкбаевой, М. Расули, Е. Озмителя и А. Жиркова, М. Курбанова высвечивают – через призму творчества Маяковского — ряд определяющих закономерностей, лежавших в основе становления новой казахской, узбекской, киргизской, туркменской литератур. И снова в заслугу авторам можно поставить расширение рамок темы, выход к интересным теоретическим проблемам, касающимся художественного перевода или контактов между младописьменными и развитыми литературами.

Ну, а если отвлечься от «географического» принципа, то в первую очередь следует назвать сравнительно небольшие (но оправдывающие пословицу о малом золотнике) статьи Э. Полоцкой «Парадокс Маяковского-критика» (по существу впервые вводящую в научный обиход раннюю статью Маяковского «Два Чехова») и Е. Айвазян-Хосроевой «Творческий опыт В. В. Маяковского в индивидуальном стиле Е. Чаренца». Об этой последней работе никак нельзя сказать, что она лишь дополняет статью Л. Арутюнова. Избрав оригинальный подход к проблеме, молодой исследователь умело анализирует многостильность произведений Чаренца, раскрывает «внутренний механизм» той эволюции, которую претерпевала поэзия Чаренца, закономерно приходя к усвоению художественного опыта Саят-Новы, Гейне, Пушкина и, конечно, Маяковского.

Вообще оригинальность и самобытность каждой статьи, жанровое и тематическое их разнообразие – одно из главных достоинств сборника, во многом способствующее тому, что прочитывается он на одном дыхании. Скажем, большинство авторов, обращающихся к истории многочисленных поездок Маяковского по Союзу, останавливаются на том влиянии, которое оказали его приезды на литераторов и читательскую общественность. По-своему подходит к этой теме С. Асадуллаев, посвящая свою работу «вкладу» Азербайджана в творчество Маяковского – азербайджанской тематике в его произведениях. При этом исследователю удается по-новому подойти и к ряду фактов творческой биографии самого Маяковского. А по соседству с этими основательными литературоведческими изысканиями помещены взволнованные, кажется, еще «горячие» воспоминания белорусских поэтов, собранные Петрусем Бровкой под заголовком «Как грозовой дождь», и характерные эпизоды участия поэтических строк Маяковского в борьбе коммунистов Бессарабии, приведенные Емилианом Буковым. И тут же – изящная литературоведческая миниатюра З. Паперного «Послушайте!».

Нельзя не отметить также работы К. Петросова и Л. Евстигнеевой. Первая – «Мы общей лирики лента» – выявляет органичную, сущностную (несмотря на внешнее, порой демонстративное отталкивание) связь поэзии Маяковского с русской национальной классикой; вторая – «Маяковский и поэзия начала XX века» -во многом по-новому вписывает поэта в контекст той эпохи, которая – во всей своей противоречивой неоднородности – только и могла породить «горлана-главаря» с душой тончайшего лирика, сформировать железного бойца революции, по-юношески влюбленного в мечту о садах будущего.

Общий настрой сборника на выявление подлинной диалектики и глубинных течений литературного процесса обусловил появление в нем работы, которая во времена Маяковского, видимо, была бы невозможна. Речь идет о статье «Диалог – спор» А. Субботина, сопоставляющего творчество Маяковского и Достоевского. Когда-то обращение к подобной теме нередко выливалось в «побивание» одного классика другим (в зависимости от ситуации и вкусов автора). Ныне, с позиций, достигнутых советским литературоведением, видно своеобразное родство поэзии Маяковского и романов-трагедий Достоевского: ведь «большая лирика» Маяковского, следуя традиции автора «Карамазовых», «говорит о злобе дня, оглядываясь на вечность» (стр. 107).

Используя слова Достоевского из его речи о Пушкине, можно сказать, что каждый великий поэт оставляет после себя некую «тайну», которую сообща разгадывают благодарные потомки. Маяковский и Пушкин, которых когда-то считали антиподами, принадлежат к единому великому потоку Поэзии, вечному спутнику и одному из двигателей человеческого прогресса. Разгадывая их «тайну», мы возвращаем им долг – тем, что продолжаем все больше черпать из завещанной ими сокровищницы. Свой вклад в это насущное дело внесли авторы сборника «Маяковский и литература народов Советского Союза» и редакционная коллегия издания, возглавляемая К. Айвазяном и К. Ломуновым.

Цитировать

Степанян, К.А. Навстречу Маяковскому / К.А. Степанян // Вопросы литературы. - 1984 - №5. - C. 233-237
Копировать