Научная конкретность
Альгис Самулёнис, Библиография произведений Балиса Сруоги, Изд. Института языка и литературы АН Литовской ССР, Вильнюс, 1970, 231 стр. (на литовском языке); его же, Балис Сруога – критик драматургии и театра, «Минтис», Вильнюс, 1968, 190 стр. (на литовском языке),
В литовской литературе фигура Балиса Сруоги видна издалека. К какому бы жанру ни обращалось его меткое перо, повсюду он прокладывал новые и глубокие борозды. Назревшей необходимостью литературоведения сегодня стало изучение богатого наследия Сруоги – поэта, драматурга, критика.
Стихи Сруоги, написанные в 1915 – 1922 годах, ознаменовали переворот в культуре литовского поэтического слова (импрессионистская подвижность слова, музыкальность, композиция вольной импровизации и т. д.), они положили начало целому этапу лиризма, этапу, завершением которого были кристально прозрачные стихи Саломеи Нерис.
Драмы Сруоги, созданные за период с 1930 по 1947 год, благодаря своей поэтичности, лирической атмосфере, глубокому историзму, благодаря своему удивительному языку до сих пор остаются высшим эталоном литовской драматургии и стимулом ее дальнейшего развития. Свидетельство тому – драма-поэма Ю. Марцинкявиюса «Миндаугас». Книга воспоминаний Сруоги «Лес богов» (1946), беспощадно остроумная, исполненная страшного трагизма попранной человечности, является одним из самых оригинальных произведений в обильной европейской мемуарной литературе о гитлеровских концлагерях.
Не меньшее значение имеют работы писателя в области литературоведения, театра, фольклористики, критики, сочетающие в себе энциклопедизм с безупречным эстетическим вкусом, глубокий анализ с яркой оригинальностью литературного стиля. Наряду с В. Миколайтисом-Путинасом, Сруога более двадцати лет был любимейший профессором Каунасского, а затем Вильнюсского университетов, где читал лекции по истории русской литературы, русского и западного Театра, вел театроведческий семинар, из которого вышли многие прославленные литовские режиссеры, актеры, театральные критики.
В критических работах Сруоги, всегда темпераментных, полемических, ярко предстает история противоречивого развития литовской эстетической мысли за период, включающий две революции и две мировых войны (с 1913 по 1947 год).
В юности горячий последователь Белинского и Добролюбова, Сруога, начав в 1916 году изучать литературу в Московском университете, становится постоянным гостем в литературном салоне Юргиса Балтрушайтиса, где собирались звезды символизма – Вяч. Иванов, А. Белый, К. Бальмонт и др. Ему, еще недавно издевавшемуся над «модернизмом, символизмом, ерундизмом», казалось теперь, что поэт прежде всего должен быть художником, а уж потом – гражданином. Задачу литературы он видел в том, чтобы выражать глубинные психические импульсы, не поддающиеся контролю разума.
Позже сам Сруога опроверг эти взгляды и в своем реферате «Об эстетической и антиэстетической действительности», написанном в Штутгофском концлагере, говорил: «Многозначность и могущество идей, их художественное оправдание, их побуждающая сила особенно важны для художественного произведения. Более того: на их основе возникает значительность содержания. Чем богаче это содержание, чем сильнее и совершеннее форма, тем ценнее произведение». Однако, подчеркивая роль идейного начала и жизненную связь искусства с историей народа, Сруога остался непримиримым врагом дидактики и натурализма, врагом утилитарного подхода к искусству. Задача писателя, в его понимании, всегда одна – выразить диалектику человеческой души, ее глубинную сущность, которую нельзя свести лишь к политическим или нравственным критериям. Беря за образец драматургию Шекспира, Сруога писал в 1936 году: «Каждый персонаж имеет свой raison d’être, каждого можно понять и оправдать, но когда они сталкиваются в сложном переплетении событий, неизбежна драма более или менее тяжкая».
Многочисленные труды Сруоги по вопросам литературы, истории театра, критики и фольклористики (два объемистых тома «Истории русской литературы», изданные в 1931 – 1933 годах; исследование «Этюды по поэтике народных песен»; работы по истории литовского театра; несколько сот критических статей, разбросанных в периодике) представляют собой благодатный объект для филологического анализа.
За эту большую работу взялся А. Самулёнис, молодой ученый из Института литовского языка и литературы. Он начал с того, что составил полную библиографию сочинений Сруоги, охватив и неопубликованные рукописи. Таким образом, исследователь получил монументальную и очень точную в деталях картину всего многообразного наследия литовского писателя. Насколько сложной и трудной была эта работа, можно судить хотя бы по тому, что Сруога подписывал свои статьи очень многими и разными псевдонимами, которые составителю библиографии пришлось самостоятельно расшифровывать, так как литовская национальная библиография еще не добралась до этого периода. В книге Самулёниса зарегистрировано в общей сложности 1638 позиций.
С 1915 года, когда Сруога увидел в Петербурге постановка Мейерхольда, а затем в Москве – спектакли МХАТа, он всем сердцем полюбил театр. Книга А. Самулёниса «Балис Сруога-критик драматургии и театра», иллюстрированная редкими фотографиями, снабженная указателем имен и точно документированным перечнем источников, охватывает лишь часть научной и критической деятельности Сруоги. Однако исследователь обращается к основам эстетики писателя, стремится раскрыть своеобразие его критического мышления.
Каждый автор, пишущий о критике, должен преодолеть как бы три ступени исследования: 1) систематизировать взгляды автора, 2) дать им оценку, 3) сформулировать их значение в свете современных эстетических идей.
В книге А. Самулёниса больше всего места отведено систематизации эстетических взглядов Сруоги, его высказываний но вопросам драматургии и театра. Это первая и в данном случае самая главная, самая трудная ступенька исследования. Ведь критические статьи Сруоги, разбросанные в периодике, зашифрованные псевдонимами, недоступны для широкого читателя и даже для узкого круга специалистов-литературоведов. Раскрыв множество псевдонимов, собрав воедино статьи Сруоги и введя их в сегодняшний научный обиход, Самулёнис внес большой вклад в дело изучения Сруоги. Огромный, чрезвычайно разнообразный материал автор четко и последовательно систематизировал, обнаружив тут и эволюцию, и некую цельность, и определенные противоречия. На основании многочисленных фактов он воссоздал яркую панораму критической деятельности Сруоги, и в этом смысле его исследование, видимо, на долгое время останется важнейшим источником при изучении критического наследия Сруоги.
Одна из наиболее привлекательных особенностей книги А. Самулёниса – научная конкретность. Здесь все построено на фактах, автор продемонстрировал подлинно научный метод сбора, систематизации и анализа фактов. Почерпнув материал из различных архивных источников, он нарисовал совершенно новую, очень яркую и конкретную картину деятельности Сруоги в театре «Вилколакис», представил его семинар по истории театра. Приступая к исследованию какой-либо существенной стороны театральной критики Сруоги, автор прежде всего дает широкую, основанную на первоисточниках историю этого вопроса в литовской критике. Весьма серьезны содержащиеся в книге обзоры литовского самодеятельного театра, его критики и др.
Реферативная и ознакомительная функция, обязательная в работе такого рода, местами все же превращается в пассивное «обозрение» и комментирование. Это особенно ощутимо в разделах «История западноевропейского и русского театра» и «Вопросы литовского театра». Здесь хотелось бы видеть более отчетливую трактовку материала, более проблемное изложение.
Хотя исследователь не обошел молчанием ни одного существенного факта театральной деятельности Сруоги, иногда эти факты лишь перечисляются без достаточного осмысления. Так, например, слишком бегло отражены годы учения в Мюнхене (1921 – 1924) и тамошняя театральная жизнь, оказавшая, безусловно, большое влияние на целое десятилетие в театрально-критической деятельности Сруоги. Автор опирается преимущественно на русские театроведческие источники, а между тем у Сруога теория и история театра, как и сами принципы исследования, базировались и на немецких литературных источниках, которым в книге уделяется мало внимания. Представления в XVI и XVII веках на латинском языке в Вильнюсе и Кражяе почему-то исключаются из истории литовского театра. Но если руководствоваться такими принципами, то пришлось бы вычеркнуть из итальянской, французской и немецкой истории весь средневековый театр.
Оценочный аспект достаточно четок в книге А. Самулёниса и в то же время критическое отношение всегда сочетается у него с уважением к писателю и нигде не превращается в крикливые поучения. Труды Сруоги рассматриваются в контексте исторического развития литовской культуры, а нередко и эволюции всего европейского театрального искусства. Хорошая подготовка автора особенно ощутима, когда он касается теоретических вопросов драматургии и истории литовского театра – тут Самулёнис у себя дома. Его выводы основаны на понимании логики развития и внутренней диалектики предмета исследования, когда каждая деталь обретает свой смысл.
Однако некоторые оценочные критерии, применяемые Самулёнисом, представляются мне все же несколько абстрактными.
В данном исследовании, как и во многих других наших трудах, реализм трактуется не как один из этапов в историческом развитии искусства, а как эстетический критерий, имеющий абсолютное значение. Придерживаясь этого принципа, приходится списать «в расход» выдвинутую Сруогой идею символистского театра с широчайшими возможностями условности и обобщающего синтеза, пропагандируемое им искусство импровизаторской игры, его постоянную симпатию к романтизму. В свете такого критерия статьи Сруоги, написанные в 1915 – 1917 годах, выглядят лишь как блуждания незрелого сознания в антагонистическом конфликте реализма и модернизма, а между тем, наряду с данью литературной моде, в них была и здоровая забота о культуре формы, о многообразии средств выражения.
Сруоге-критику в соответствии с утвердившимся в послевоенные годы шаблоном, не раз приписываются «идеалистические взгляды» и «эстетизм». Идеализм в эстетике, как мне представляется, – это соотнесение искусства со сверхъестественными силами, выведение генезиса и смысла искусства за рамки человеческого бытия. Такого идеализма в критических работах Сруоги нет.
Порою Самулёнис усматривает отрыв искусства от жизни и даже утверждение его примата там, где Сруога пытается выделить искусство из бесконечного ряда явлений действительности и определить его специфическое содержание и границы. Однако без такого выделения не может обойтись ни одна научная дефиниция. Сруога нередко отрицал цели, которые буржуазное общество хотело навязать искусству. Однако из этого вовсе не следует, что Сруога считал искусство «самоцелью», не видел его роли в общественной жизни и не признавал за ним гуманистической функции. Ведь великая общественная ценность и историческая миссия искусства заключаются не только в прямой пропаганде определенных идей, но и в выражении человечности и красоты, которые всегда облагораживают, а тем самым и воспитывают. Такой функции искусства Сруога никогда не отрицал.
Справедливо определяя критику Сруоги как антидогматическую, анализируя ее стилистические особенности, Самулёнис вместе с тем нередко смотрит на нее как на цельную теоретическую систему, имеющую свою внутреннюю логику и замкнутое развитие.
Здесь он слабо выявляет личность и характер автора. Ведь критическая деятельность Сруоги – работа не столько критика-профессионала, сколько художника, продиктованная зачастую потребностями его формирующейся личности, а не последовательным развитием определенных идей. Поэтому полемику Сруоги с самим собою (так, в одной газете несколько недель спорили Заблоцкис с Незаблоцкисом), противоречия и парадоксы его критики следовало бы больше связывать со становлением его – как поэта и драматурга – яркой художественной индивидуальности. Но драматургия самого Сруоги и ее эстетические предпосылки весьма скудно проанализированы в книге. Личность творца, лежащая в основе критики Сруоги, приносит в нее живое эстетическое чувство, ощущение художественной целостности произведения, оберегает его от формалистического демонтажа и сухого доктринерства, и это обусловливает ее непреходящую ценность.
В какой мере актуальна критика Сруоги в наши дни? Какие современные эстетические решения вытекают из систематизации и анализа его работ?
Этот аспект, надо сказать, меньше развит в книге Самулёниса, хотя и тут есть немало интересных мыслей. К тому же из приведенных цитат и фактов мыслящий читатель и сам может сделать некоторые выводы. Здесь невозможно перечислить все те моменты критики Сруоги, которые имеют глубокий смысл для сегодняшнего развития нашей эстетической мысли. Напомню некоторые из них.
Прежде всего определение искусства как эстетической действительности, в которой существуют свои законы-В статье «Романтика театра» (1944) Сруога писал: «Главная ошибка натуралистического (даже реалистического!) театра в том, что этот театр считает высшей целью художественного творчества следование природе. «На сцене все должно быть, как в жизни», – это неверно! Искусство, искусство театра это эстетическая, нереальная действительность, и жизнь это реальная, но не эстетическая действительность. Эстетическую действительность нельзя мерить по тем же законам, как и не эстетическую действительность! Это две реальности различных категорий». Лишь теперь, по прошествии нескольких десятилетий, мы можем оценить по достоинству это положение.
Очень важно у Сруоги утверждение самостоятельности творческой мысли, активной переработки жизненного материала, а не его механического копирования. Мысль Сруоги о том, что современному искусству свойственна тенденция расширения условного и ассоциативного художественного мышления (он писал об этом еще в 1923 году), была подтверждена дальнейшим развитием искусства.
Книга А. Самулёниса «Валис Сруога – критик драматургии и театра» – весомый и значительный труд. Отдельные произвольные выводы и оценки, которых автору не удалось избежать, не заслоняют и не искажают реальных фактов. А это главное. Книга написана серьезно и тщательно. Ее автор отлично знает предмет и, что особенно важно, владеет научным методом исследования. Будем ждать продолжения этой его работы.
г.Вильнюс