№10, 1977/Обзоры и рецензии

Национальные культуры и общность исторической судьбы

«Художественное своеобразие литератур Латинской Америки», «Наука», М. 1976, 371 стр.

Латиноамериканская литература наших дней принесла в мировое искусство новое, особое мировосприятие, специфические художественные формы; одна из наиболее характерных черт этой литературы обусловлена соединением мифологического и реалистического видения, сплавом элементов фольклора и сугубо современных изобразительных средств при раскрытии актуальных социальных проблем.

Важным вопросом в ходе размышлений о глобальных проблемах литератур латиноамериканского континента, об определенной закономерности в их эволюции является вопрос о национальном своеобразии этих литератур, продиктованном и географическим положением, и различными историческими судьбами, и национальным составом, и характером становления того или иного государства, и вкладом аборигенной культуры в современную культуру своей страны.

В основном этому многосложному вопросу и посвящен коллективный труд «Художественное своеобразие литератур Латинской Америки», созданный тремя авторами – В. Кутейщиковой, И. Тертерян и В. Земсковым.

Выход в свет такой книги – важное явление в советском литературоведении. К достоинствам ее можно отнести стремление авторов к решению вопросов в историко-сравнительном плане, выход на кардинальные теоретические проблемы, поставленные в теории современной мировой литературы, и советским литературоведением в частности. Этим объясняется и теоретическая глубина сборника, стремление авторов опереться на многие достижения советской и марксистской литературоведческой мысли в Латинской Америке.

Исследователи правы, утверждая, что «категория художественного своеобразия литературы (поставленная в центр сборника. – Ю. П.) иерархически выше категории стиля» (стр. 6), так как художественное своеобразие состоит из более крупных и более стойких образных единиц и при этом шире охватывает истоки явления.

Довольно долго находившаяся в процессе становления, оставаясь при этом литературой зональной, в настоящее время латиноамериканская литература представляет собой во многом уже сложившийся, многосоставный организм, демонстрирующий новый тип эстетического сознания. В результате своеобразного экономического и социального развития возник новый, специфический тип общественного самосознания, национального и государственного.

Рассматривая латиноамериканские литературы как в синхронном, так и в диахронном, историческом измерениях, авторы ставят вопрос об истоках новых явлений в этих литературах, о преемственности в литературной традиции, подчеркивая, что прежде всего изменилось художественное видение – оно перестало быть простым отражением, описанием действия, в него включилась оценка и объяснение, попытка увидеть корни социальных явлений и предугадать исход развития этих явлений.

Лучшие писатели современных литератур стран Латинской Америки являются представителями критического реализма. Именно в таком плане в книге рассматривается творчество Жоана Гимараэнса Розы, Габриэля Гарсиа Маркеса, Хулио Кортасара, Марию Варгаса Льосы, Карлоса Фуэнтеса, Хосе Мариа Аргедаса, Аугусто Роа Бастоса и многих других. Справедливо отмечено при этом – в отдельных случаях – и влияние модернистской эстетики.

Из всего круга затронутых в сборнике проблем выделяются два центра, объединяющие основные вопросы, связанные с национальным своеобразием творчества в странах Латинской Америки. Это тема аборигенной и негритянской культуры, как основания новой национальной культуры страны, и тема европейской традиции и европейского наследия в художественном развитии стран Латинской Америки. Диалектическое взаимодействие обоих рассматривается в двух разделах – «Особенности взаимоотношений современных литератур Латинской Америки с фольклором» и «О национальных и региональных типах прозы».

Убедительно показано, что наибольшего успеха добились те писатели, которые сумели, опираясь на традиции европейской и мировой литературы и одновременно на национальное, народное восприятие мира, дать фольклорное, мифологическое сознание. Одними из первых на этот путь стали М. -А. Астуриас, А. Карпентьер, Ж. Амаду, Х. -М Аргедас. Причем важную, если не решающую, роль играл волшебный, сказочный элемент, своего рода «магия», волшебство, благодаря чему герой произведения, настигнутый преследователями, мог превратиться в птицу и исчезнуть, раствориться в лучах солнца, чтобы потом возродиться в другом месте, и т. д. Это направление, известное под условным названием литературы «магического реализма», на сегодня, пожалуй, утратило свое первичное значение. Тем не менее именно литература «магического реализма» и была основной в формировании, условно говоря, «фольклорной литературы», которую с необходимыми оговорками можно все же объединить под таким обобщающим термином.

Вместе с развитием промышленности, быстрым ростом городов, постепенным формированием рабочего класса латиноамериканские литературы оказались перед новой для континента темой – городской. И наиболее оригинальное и талантливое решение ее находили те писатели, которые, используя во многом модели европейского романа, обращались к традициям национальной культуры.

Одной из важнейших проблем национального своеобразия в странах, где отчетливо выражен негритянский этнический элемент, является проблема так называемого «негризма», влияние его идей и развитие «негристского» направления в литературе. «Негризм» в целом сыграл важную роль при определении ориентиров национального художественного опыта, расширил народный «фундамент»»высокого» искусства, связал его с важнейшим пластом формирующейся народной культуры. Главный результат антильского, в частности кубинского, «негризма» – становление нового сознания у ведущих деятелей культуры, для которых «негристское» стало неразрывной частью всей национальной культуры. И прав В. Земсков, отказавшись в статье о «негристской» поэзии в антильских странах от рассмотрения этого процесса как момента искусственной «мулатизации» художественного творчества. Анализируя творчество видных представителей «негристской» поэзии кубинца Н. Гильена, пуэрториканца Л. Палеса Матоса, доминиканца Мануэля дель Кабраля и многих других поэтов, В. Земсков подчеркивает, что национальный тип искусства складывается на протяжении столетий, что «негристская» поэзия, особенно развитая на Кубе, связала культуру с народными афро-кубинскими традициями, тем самым дополнив и видоизменив данную национальную эстетическую норму.

Наиболее яркие ее образы стали решающими в формировании сознания новых поколений.

Негритянская тема как отражение реальной жизни входит и в бразильскую литературу в начале 20-х годов нынешнего столетия. Претерпевая различные модификации в авангардистском искусстве, эта тема вскоре становится даже модной, а со временем – одной из главных, причем обращение к фольклору служит средством отражения народного видения мира. Об этом свидетельствуют и романы 30-х годов «Жубиаба» и «Мертвое море» Жоржи Амаду.

И. Тертерян, пристально исследуя сложный процесс становления национальной культуры в Бразилии, предлагает интереснейший анализ «негристского» театра, возможно, несколько преувеличив идею «метафизической красоты» как ведущей его доминанты, а также влияние фрейдизма и различных модернистских течений на развитие «негристской» драматургии. В то же время автор справедливо замечает, что «чудесный сплав миров в бразильском фольклоре, по сути, уничтожает основания для теории негритюда, ибо противоречит представлению об особом архетипе негроидного человека, об особом характере негритянского мышления» (стр. 160).

Негритянский элемент присутствует в творчестве почти всех крупных бразильских писателей, но почти никогда не существует независимо от других этнографических элементов. Основа современного бразильского искусства – именно в синтезе, в новом, сложившемся уже синкретическом единстве, определяющем национальную бразильскую культуру.

Эта мысль стала ведущей в творчестве Жоржи Амаду. Особенно четко проведена она в романе «Лавка чудес», где автор в образе мулата-ученого Педро Арканжо, в характере которого соединены черты и веселого гуляки, и народного мудреца, создает как бы персонифицированный образ бразильского народа, мулата по происхождению, впитавшего самые разные культуры, среди которых негритянская является ведущей. Арканжо сознательно пытается сохранить самобытную народную культуру, искусство, и со временем сама жизнь доказывает обоснованность его взглядов.

Такую же принципиальную роль в становлении нового художественного сознания, как негритянская культура в Бразилии, на Кубе и в некоторых других странах, играет, древняя индейская культурная традиция в Перу и Мексике, то есть странах, где существовали высокоразвитые цивилизации доколумбовского периода. А потому для истории современной литературы Перу очень важно наследие видного писателя и ученого – фольклориста Хосе Мариа Аргедаса, в чьем творчестве и научных исследованиях проблема интеграции двух культур – индейской и испанской – нашла особенно глубокое и прогрессивное выражение. Основательный анализ творчества этого писателя содержится в статье В. Кутейщиковой «Роль индейского фольклора в развитии перуанской литературы».

Аргедас, давший наиболее тонкий анализ духовного мира индейцев кечуа и неизменно стремившийся по достоинству оценить богатства индейской цивилизации, тем не менее всегда очень трезво относился к индейской культуре, был далек от ее идеализации.

Культурное развитие Мексики, другой страны континента, в наследии которой лежит высокоразвитая традиция индейской культуры майя и ацтеков, пошло несколько иным, нежели в Перу, путем. Индейское начало в Мексике значительно более интегрировано и в этническом составе населения, и в культуре. Во всех областях жизни страны, особенно связанных тем или иным образом с культурой, активно присутствует и старая индейская традиция.

В статье «О некоторых национальных чертах мексиканской прозы» В. Кутейщикова справедливо пишет о расширении арсенала изобразительных средств новейшей литературы Мексики, позволившем раскрыть внутреннюю конфликтность сознания мексиканца – следствие исторического дуализма нации.

В этом же плане анализируются романы Э. Гарро, М. Салгадо, К. Фуэнтеса, А. Яньеса, Р. Кастельянос, Х. Рульфо и др.

Что касается так называемой «европейской» традиции в развитии национальных культур Латинской Америки, то она, несомненно, очень подвержена национальной модификации в каждой из стран. Поэтому особый разговор ведется, например, о культуре аргентинской или уругвайской, где в этническом составе большинство – потомки европейских эмигрантов и, соответственно, в литературной традиции ярко выражено присутствие европейских культур.

Среди стран Латинской Америки Аргентина – одна из наиболее развитых, и литература ее находится на очень высоком уровне.

Используя широкий фактический материал и анализируя историческую прозу, В. Земсков («Народно-демократическая традиция танго и поэзия Аргентины») показывает, как постепенно входил в искусство народно-песенный фольклор, нашедший в аргентинском предместье свое выражение в форме танго, оказывая все большее влияние на поэзию Аргентины.

В. Земсков поставил проблему, важную для понимания не только национальных и жанровых особенностей аргентинской поэзии, но и главного персонажа этой поэзии, проблему, которая требует, может быть, отдельной монографии. Но тем не менее разговор о становлении и развитии аргентинской поэзии, по нашему мнению, нельзя целиком сводить к спорам вокруг танго – но это уже предложение на будущее.

В рецензируемой книге, к сожалению, не ставится специально вопрос о латиноамериканской урбанистике как явлении специфическом и самостоятельном, хотя авторы так или иначе касаются его в статьях, посвященных, в частности, аргентинской и чилийской прозе, то есть литературе стран с наиболее развитой промышленностью, устойчивым городским населением.

Кстати, аргентинская городская проза интересна и необычным, помимо всего, своеобразным использованием фантастического элемента. И очень важно, что И. Тертерян подходит к данному вопросу в связи с основательным анализом творчества Х. -Л. Борхеса, Она обращает внимание на него и при рассмотрении произведений Х. Кортасара и Хуана Карлоса Онетти, подводя читателя к мысли об особого рода типологии фантастических приемов в аргентинской прозе, хотя и не делает такого вывода прямо. Дальнейшее исследование этого аспекта представляется многообещающим, ибо здесь ключ к постижению одного из важнейших моментов ее художественного своеобразия.

О Хулио Кортасаре И. Тертерян писала уже не однажды, и в статье «Аргентинская проза: особый путь?», обращаясь к творчеству выдающегося писателя, она как бы завершает рассмотрение идейных и эстетических поисков мастеров художественного слова старшего поколения. Так, художественное развитие Х. Кортасара тесно связано с поисками человеком пути к революции и внутри себя, и внутри общества, в котором он живет.

Стремление авторов книги рассматривать литературу латиноамериканских стран с учетом внутриконтинентальных связей, выделять общие черты в литературах стран, представляющих собой и природно-географическую и культурную общность, как, например, литература стран Ла-Платы (Аргентина, Уругвай, Парагвай) и другие, представляется теоретически оправданным, Оно продиктовано именно национальными особенностями этих литератур. Но и здесь, думается, есть некоторые моменты, которые наталкивают на размышления. Речь идет о предложенном уже в самом названии статьи («Особенности венесуэльско – колумбийской прозы») В. Земсковым термине «венесуэльско – колумбийская проза»; но он вызывает определенные возражения, поскольку при всей близости культурного развития Венесуэлы и Колумбии (автор исходит из того, что в этих литературах сформировался общий классический тип «романа о земле») литературы этих стран имеют разные художественные традиции и их объединение, как нам кажется, вряд ли оправданно.

Эта в целом интересная и содержательная статья В. Земскова вызывает возражения и тогда, когда автор развертывает полемику о происхождении «нового» латиноамериканского романа с М. Варгасом Льосой.

При разделении латиноамериканских литератур на регионы несколько особняком стоит Чили. Специфика развития этой страны повлияла и на развитие чилийской литературы, уже на самых ранних этапах которой на передний план выдвигается тема рабочего класса, тема города. Как подчеркивает В. Кутейщикова в статье «О специфике формирования чилийской прозы», анализируя творчество А. Блеет Ганы, Б. Лильо, Н. Гусмана, М. Рохаса, Х. Доносо, Ф. Алегрии, Г. Атиаса и других писателей, в последние десятилетия наблюдается определенный интерес чилийских писателей к внутреннему миру личности. Действительно, несмотря на разные эстетические принципы, лучшие чилийские художники сходятся в одном – резком отрицании морали буржуазного общества, используя при этом нередко принцип «центростремительности» (термин Д. Затонского), то есть изображения объективной реальности сквозь внутренний мир героя, часто глазами бродяги, босяка, человека, свободного от социальных и нравственных предрассудков капиталистического общества.

Как видим, в книге затронут чрезвычайно широкий круг проблем, связанных со становлением латиноамериканской поэзии и прозы, – от фантастики, условности, новой урбанистики до особого фольклоризма, синтезирования народно-мифологического мышления, карнавализации латиноамериканского романа; охвачен богатейший материал. Но, как это иногда бывает, когда речь идет о многих национальных культурах, авторам подчас не удалось избежать некоторых повторов.

Так, много внимания, например, уделено в книге анализу знаменитого произведения Сармиенто «Факундо». Причем И. Тертерян называет «Факундо»»трактатом», В. Земсков в главе «Народно-демократическая традиция танго и поэзия Аргентины» – «эссе-биографией», а несколько далее, в главе «Особенности венесуэльско – колумбийской прозы», говорит о романтизированном «трактате»»Цивилизация и варварство. Жизнь Хуана Факундо Кироги. А также физический облик, обычаи и привычки Аргентинской республики». В результате только при последнем упоминании произведения Сармиенто впервые дается его полное название; наверное, лишь хорошо осведомленный читатель может понять, что и здесь речь идет о том же «Факундо» Сармиенто, на которого столь часто ссылаются авторы сборника.

На наш взгляд, может вызвать некоторые сомнения и деление книги на две части – «Особенности взаимоотношений современных литератур Латинской Америки с фольклором» и «О национальных и региональных типах прозы», поскольку материал, содержащийся в обоих разделах, в чем-то смежен, авторы глав обращаются к творчеству одних и тех же писателей. Вместе с тем важна сама постановка вопроса, принцип подхода к явлениям латиноамериканской литературы. С этой точки зрения построение самих разделов интересно.

Размышления, которые вызвал коллективный труд В. Кутейщиковой, И. Тертерян и В. Земскова, замечания, сделанные в его адрес, относятся к частностям и никак не снижают важности появления самой книги и актуальности и своевременности поставленных в ней проблем. К тому же связаны они с тем, что книга пробуждает мысль, заставляет по-новому взглянуть на бурные художественные процессы, протекающие на латиноамериканском континенте.

Важность предпринятого исследования еще и в том, что анализ использованного здесь материала позволяет делать сопоставления и выводить типологические сходства и с другими национальными литературами (в частности – стран третьего мира); предлагает пути для углубленного анализа, выявления сущности, истоков и специфики «новой» латиноамериканской литературы.

г. Киев

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №10, 1977

Цитировать

Покальчук, Ю. Национальные культуры и общность исторической судьбы / Ю. Покальчук // Вопросы литературы. - 1977 - №10. - C. 283-290
Копировать