Мудрое слово Скорины
Франциск Скарына, Прадмовы і пасляслоўі, Інстытут літаратуры імя Янкі Купалы АН БССР, «Навука і тэхніка», Мінск, 1961, 240 стар.
Имя Франциска Скорины, выдающегося белорусского гуманиста и просветителя первой половины XVI века, первопечатника восточных славян, окружено почетом и признательностью во всем славянском мире.
Многочисленные исследования русских, белорусских, украинских, болгарских, чешских и польских ученых дают нам относительно полное и всестороннее представление об исторической роли и общественном значении деятельности Скорины.
Исследования только последних лет, опубликованные в Белоруссии, – монография С. Майхровича «Георгий Скорина», первый том «Истории белорусской дооктябрьской литературы» с главою о Скорине, написанной В. Зайцевым, и, наконец, обстоятельный коллективный труд «450 лет белорусского книгопечатания», – дают яркое представление о том, кем был и остается для общеславянской и белорусской культуры Франциск Скорина.
Однако на пути изучения наследия Скорины до недавнего времени было весьма существенное препятствие. Издания его произведений являются ценнейшими библиографическими раритетами, ни одно книгохранилище СССР не имеет их в полном комплекте, поэтому даже для специалистов они были малодоступны.
Сейчас это препятствие устранено: минское издательство «Наука и техника» выпустило труды Ф. Скорины – его предисловия и послесловия к Библии. Впервые полностью опубликовано его литературно-публицистическое наследие.
Составитель книги А. Коршунов проделал чрезвычайно сложную и кропотливую работу, проведя обследование и систематизацию всех известных изданий Скорины, хранящихся в книгохранилищах Советского Союза. О содержании и объеме этой работы можно судить по двум статьям составителя, помещенным в приложении: «Литературно-публицистическое наследие Франциска Скорины» и «Краткий комментарий к изданиям Франциска Скорины».
А. Коршунов, опираясь на достижения современных исследователей, рассматривает издательскую деятельность Скорины и – что особенно важно – впервые комментирует и сопоставляет все издания, хранящиеся в СССР. А. Коршунов дает сведения о месте хранения всех изданий (с библиотечным шифром), о степени сохранности, даже об отдельных пометках читателей и бывших владельцев, кратко характеризует изобразительно-художественные особенности оформления этих книг. Называет он и те источники, которые легли в основу данной книги.
Теперь историк, литературовед, языковед, каждый, кто интересуется Скориной, может изучать его публицистику по этому изданию. Отметим только, что языковедам повезло меньше: пунктуация, а частично и графика и правописание текстов приведены в книге в соответствие с современными языковыми нормами. Не обошлось, к сожалению, и без опечаток.
В книге помещена статья Н. Прашковича «Франциск Скорина». В ней дается содержательная характеристика предисловий и послесловий Скорины, определяется связь его работ с актуальными вопросами общественно-политического и культурного развития Белоруссии. Отдавая должное и самостоятельности суждений исследователя, и его увлеченности предметом разговора, нельзя все же обойтись без некоторых замечаний.
Вопрос о языке, на котором писал Скорина, Н. Прашковнч считает окончательно решенным. «Показательно то, что Скорина издавал книги не на старославянском, а на тогдашнем белорусском языке», – пишет автор. Встречаются и такие формулировки: «Существует весьма убедительное предположение, что Скорина перевел на белорусский язык всю «Библию»…»; «Издание Скориной книг на белорусском языке…» и т. д. Однако современное языкознание избегает таких категорических утверждений: ученые не пришли к единому мнению в оценке языка Скорины – его структуры и функциональной роли. В современных исследованиях чаще всего речь идет о широком отражении особенностей живого народного белорусского языка в текстах Скорины или о «белорусском типе книжно-славянского языка» Скорины, о «белорусском языковом колорите» (сошлемся иа статьи М. Булахова, А. Журавского, Л. Шакука в названном выше юбилейном сборнике «450 лет белорусского книгопечатания»). Наиболее же доказательным является мнение о старославянском языке Скорины «в позднейшей белорусской редакции» (см. статью А. Коршунова, стр. 186).
В статье Н. Прашковича достаточно убедительно освещены причины и цель издания белорусской Библии, Однако отдельные положения автора нуждаются в уточнении. Исследователь иногда противоречит сам себе. Например, он пишет: «Чтобы воспитать у своих читателей любовь к родине, он (Скорина. – Л. К.) использовал даже (?) библейские книги…» А вот что говорится о политических симпатиях Скорины: «Его идеалом была античная демократия, государство с мудрым, справедливым и просвещенным монархом…» Получается: античная демократия… с монархом. К тому же античная демократия по своей классовой сущности была демократией для рабовладельцев, и Скорину (демократизм которою подчеркнул сам же Н. Прашкович) могли привлекать только некоторые стороны такой формы правления.
Наиболее убедительными являются суждения Н. Прашковича о патриотизме Скорины, о его осознанном стремлении служить своему народу. Хотелось бы лишь расширить отдельные суждения автора статьи.
Скорина в статье Н. Прашковича предстает одиноким подвижником. Но есть основания предполагать, что у него были соратники и единомышленники. Ими, наверное, являлись неизвестные художники, любовно иллюстрировавшие его издания, и печатники, а также члены виленских православных братств, которые сочувствовали и помогали Скорине. А разве не созвучна патриотизму Скорины пламенная любовь к родному краю его современника и соотечественника Миколы Гуссовского, так страстно излитая в «Песне о зубре»?
Приобщить свой народ к знаниям, дать ему грамоту, пробудить его гражданские чувства – вот что вдохновляло Скорину и роднило его с современниками, гуманистами-просветителями.
Обычно, когда речь идет о литературно-публицистическом наследии Скорины, справедливо большое внимание уделяется его идейному содержанию. Но, к сожалению, значительно меньше говорится об эстетической ценности мудрого слова Скорины. А между тем форма творений Скорины совершенна. Его предисловия и послесловия – блистательное художественное явление. Они восхищают не только своими высокими художественными достоинствами, но и органическим соответствием формы тем задачам, которые ставил перед собою выдающийся просветитель и гуманист.
Поражает неукоснительная целенаправленность публицистики Скорины. Адресуя свои издания не церкви, но монарху, не отдельным ученым, а широким кругам «простых людей», просветитель сопровождает их соответствующими предисловиями, рассчитанными именно на простых читателей. Среди них надеется он найти понимание я сочувствие. Высказывая им свои заветные думы и чаяния, Скорина стремится пробудить их сознание, их волю к деятельности, воспитать патриотов-единомышленников.
Композиция и стиль предисловий обусловлены общим замыслом, намеленной целью. Очевидно, что форма обращения к читателю глубоко продумана и прочувствована автором. Его предисловия и пересказы книг Библии воспринимаются как живая и доходчивая беседа умудренного наставника, который искренне любит своих учеников. Скорина акцентирует главное, разъясняет то, что может быть непонятным, дает необходимый исторический или литературный комментарий. Сочинения Скорины – образец того, как можно «в так… малой книге» высказать «краткими словы» большую мудрость, сказать о том или ином явлении просто, убедительно и исчерпывающе. Язык Скорины, сохраняя присущую ему простоту, во многих случаях становится образным и вдохновенным. Это особенно заметно, когда просветитель рассуждает о самом дорогом его уму и сердцу – о мудрых книгах (они «ест зерцало жития нашего, лекарство душевное», «пожиточьны… всякому человеку, мудрому и безумному, богатому и вбогому, младому и старому, наболей тым, они же хотять имети добрые обычае и познати мудрость и науку»), о благе познания («…ест наивышшая мудрость розмышление смерти, и познание самого себе, и въспоминание на приидущие речи…»), о родине, о справедливости.
Скорина знал законы красноречия и владел ими как искуснейший мастер. Выразителен и гибок его стиль, то деловито-лаконичный, то разветвленный, многоструктурный, осложненный силлогизмами, то приподнятый ритмикой повторов и усилений до высокой патетики: «…Псалмы, якобы сокровище в сих драгих скарбов, всякий немощи, духовный и телесный, уздравляють, душу и смыслы освещають, гнев и ярость усмирають, мир и покой чинять, смуток и печаль отгоняють, чювствие в молитвах дають, бесы изгоняють, ангелы на помощь призывають».
Богата и выразительна его синонимика: «…Дух разумности снятый, единый, различный, смысленый, скромный, вымовный, двигающийся, непоскверненый, истинный, сладкий, чистый, сталый, добротливый и всякую иную имеющий в собе добрую цноту».
Легко входит в скорининские периоды живая народная фразеология, белорусские слова берутся им, несомненно, из живой речи, и не только ради доступности, но и для красоты речения. Хорошо сказал об этом известный белорусский языковед М. Булахов: «По весьма архаичной и пестрой ткани старославянского языка культовых творений Скорина рассыпал несчетное количество алмазов живого белорусского слова».
Скорина-гуманист высоко возносил ценность и достоинство человеческой личности, он утверждал ее и как объект художественного познания, ему виделся идеал всестороннего человеческого совершенства: «Да совершен будеть человек божий и на всяко дело добро уготован». А человек для Скорины – не абстракция, это реальный человек – «простой» соотечественник, которому не хватает знаний, чтобы стать сознательным сыном отечества, членом общества и упорядочить жизнь на основах справедливости и добра. Скорина использовал библейские тексты для критики существующих порядков. Вооружась Библией, он издевался над «царским правом» как правом грабительским, несправедливым, антинародным. Вопреки христианскому вероучению, он утверждал правомерность отпора насилию. Вполне понятно, как сын своей эпохи, он не мог подняться до полного отрицания феодальных порядков, во настоятельно утверждая, что нельзя «обращати ко злому моцы свое превеликое». Скорина критически подходил и к самому «священному писанию», проверяя его логикой образованного человеческого разума. Объяснение Скориной «царства небесного» как «земли живых» – разве не противостоит оно церковным догмам? И не упорядоченную ли справедливостью землю считал он «царством небесным»? Обращая внимание своих читателей Скорина и на некоторые библейские несуразности.
После опубликования полного собрания «Предисловий и послесловий» открываются широкие возможности для новых исследований творчества Скорины.
Типография, которая носит имя Франциска Скорины, позаботилась о хорошем оформлении книги. Остается только сожалеть, что тираж ее очень невелик, между тем она была моментально раскуплена.
г. Минск