Молдавский роман: закономерности и парадоксы развития

В. Коробан. Современный молдавский роман, «Советский писатель», М. 1979, 239 стр.

Успехи современной молдавской романистики тесно связаны с развитием малых эпических форм, и в первую очередь рассказа. Нельзя представить себе, например, появление дилогии «Бремя нашей доброты» без яркого дарования Друцэ – рассказчика. В вышедших в середине 50-х годов крупных романах и повестях, в которых явно обнаруживаются признаки романного мышления и которые стали серьезным предметом анализа не только республиканской, но и всесоюзной критики («Кодры» И. -К. Чобану, «Люди и судьбы» А. Шаларь, «Листья грусти» И. Друцэ, «Порыв ветра» А. Лупан), тоже сильно чувствуется дух новеллистики.

Одним из признаков романа принято считать высокую степень объективизации повествования, соблюдение дистанции между рассказом и рассказчиком. Через этот процесс объективизации прошел современный молдавский роман, однако не без закономерных «отклонений» и парадоксов: параллельно шел и противоположный процесс – «лиризации», усиления исповедальности (книги того же И. Друцэ, «Мосты» И. -К. Чобану, «Крик стрижа» Вл. Бешлягэ, «Один перед лицом любви» А. Бусуйока и др.). Этим в значительной мере объясняется и возросший интерес к форме повести, крупной новеллы.

Произошло все это буквально за два десятилетия, и критик, изучающий пути развития романа, должен проявить особую наблюдательность, чтобы уловить закономерности и отделить их от каких-то случайностей, модных веяний и т. д.

В книге В. Коробана «Современный молдавский роман» присутствуют все атрибуты традиционной модели исследования (три ее главы называются соответственно «Повествовательные традиции в молдавской литературе и современная молдавская проза», «Герои, ситуации, конфликты», «Композиция, деталь, диалог, язык и стиль прозы»), манера же изложения не совсем обычна: академическая и методологическая строгость органически сочетается со свободной эссеистской формой изложения, превращая книгу в своеобразный монолог о судьбах современного романа – не только молдавского; но и всесоюзного и мирового. При этом субъективная окрашенность исследования не мешает читателю все время сохранять доверие к методам анализа и оценкам (которые имеют единственную стратегическую цель: не допускать снижения эстетического достоинства жанра, критериев ценности).

В. Коробан стремится охватить процесс развития, многообразие форм романа. Несмотря на силу привязанности молдавских романистов к сложившимся традициям, их путь, к профессиональному освоению современного жанрового арсенала кажется ему вполне уверенным: «Современный молдавский роман определился как жанр, по крайней мере в основных своих линиях. Самые удачные его образцы если и не всегда создают самобытные художественные обобщения, все же предлагают свое отображение действительности, иногда ярко образное, иногда сдержанное, в обычных будничных красках» (стр. 80, подчеркнуто мной. – М. Ч.).

Придирчивый читатель может заметить здесь (как и в общей позиции критика) некоторую непоследовательность. Во все усложняющейся ситуации, сложившейся в современной прозе, для которой столь характерны взаимопереходы жанров и стилей, обновление поэтики, автор склонен искать некое олимпийское равновесие. Для В. Коробана роман – высшая мера критического отсчета, некая эстетическая целостность. Действительно, у молдавских прозаиков, в большинстве своем выступающих прежде всего как природные рассказчики, отсутствие романного синтеза, соответствующего «модели» жанра, нередко компенсируется чем-то «своим», трудно поддающимся четкой жанровой классификации. Ведь в произведениях прозы, к какому бы жанру они ни принадлежали, важны признаки романного мышления. Такими признаками богата молдавская новеллистика, и об этом говорит В. Коробан. Надо сказать, что отмеченное выше противоречие, как правило, снимается в книге в процессе конкретного анализа произведений – критик показывает связь национального романа с новеллой и рассматривает яркие ее образцы. «Молдавская романическая литература обретает размах лишь после 1950 года, когда начинают систематически выходить в свет большие повествования с разнообразной проблематикой, а литературные приемы получат ют соответствующее развитие. Но еще до этого появляются два рассказа, заслуживающие анализа» (стр. 61).

Критик исходит из справедливой мысли: не столько пространная форма превращает повествование в роман, сколько определенный тип художественного осмысления действительности. С этой точки зрения он рассматривает немало рассказов и новелл молдавских прозаиков, «заслуживающих, анализа», прослеживая в них тенденции, романного мышления или, наоборот, убедительно аргументируя свой вывод о неудачных попытках превратить пространный рассказ в роман («Мать» Иона Канны).

Автор ставит своей задачей показать национальные особенности и истоки молдавское го романа. Широкие экскурсы в прошлое, рассмотрение путей европейского романа нужны критику не для «фона», – этот материал активно вовлечен в процесс исследования, служит выявлению специфики становления и развития жанра, в молдавской литературе, познанию его современного состояния.

Так, В. Коробан рассматривает жанры карнавального фольклора, характерные для романских народов и ставшие одним из источников молдавского романа. Подробно анализируется повествовательная традиция молдавских летописцев XVII-XVIII веков, и прежде всего Григоре Уреке, Мирона Костина, Иона Некулче. Их летописи, говорит автор, «не просто регистрируют события.., как было принято в средние века, – они дают одновременно комментарий к истории и к человеческим поступкам. Едкий скептицизм М. Костина, его лирические излияния, внутреннее беспокойства перед лицом исторических событий, прослеживание их связи с человеческими судьбами создавали в его хрониках напряженную атмосферу, характерную для романов с драматической интригой» (стр. 20).

И в другом месте: «У М. Костина и И. Некулче мы находим множество лирических отступлений, проникнутых глубокими раздумьями о судьбах страны и народа. Их повествовательное творчество, сочетающее драматические или трагические ситуации с комическими или шуточными, фантазию – с реальным и сказочное – с исторической деталью, проложило путь румынскому и молдавскому современному повествовательному искусству, лирической прозе. Их летописи – это не простое перечисление исторических деяний, а своего рода прозрения поэтической фантазии. И если бы эти летописцы жили гораздо позже, они были бы не историками, а прозаиками» (стр. 25).

Анализирует автор и опыт классиков румынской и молдавской литературы XIX века, их путь к народности и реализму – проблемы, столь важные для развития романа. Особенно велика была здесь роль Иона Крянгэ, повествовательное искусство которого тесно связано с фольклором.

Говоря о роли взаимодействия литератур в процессе становления и развития романа, о значении достижении классической русской и советской литературы для развития молдавского романа, В. Коробан справедливо выступает против упрощенных толкований проблем взаимодействия, против концепций «заимствования» повествовательных традиций у другой, более развитой литературы: «Повествовательные традиции не поддаются пересадке без ущерба для них; они слишком слиты с психологией народа, с его представлениями о жизни, с его откликом на события, на малые и большие проблемы своего этического и исторического существования… Эмоциональная жизнь слова не может быть заимствована у другого народа…» (стр. 39 – 40).

Нельзя не согласиться с В. Коробаном, когда он подчеркивает значение языка и стиля для романного творчества, необходимость выработки многообразных средств художественной выразительности для плодотворного развития жанра, в частности повествовательной традиции.

Свойственная В. Коробану объективность, трезвость и обоснованность оценок проявляются в полной мере, когда он обращается к истории советского молдавского романа. Так, о первых произведениях молдавской советской прозы, появившихся в 1926 – 1927 годах, сказано очень четко: «В молдавских рассказах того периода чувствуется вера в будущее, ощущается дух новаторских социалистических преобразований.

Однако искусство есть искусство. Добрые намерения, проистекающие из преданности и любви к новому, не получая художественного воплощения, так и остаются лишь намерениями» (стр. 45).

Доказательно проанализирован и роман 40-х – начала 50-х годов: болевые точки его роста, постепенное его освобождение от описательности, совершенствование психологического мастерства писателей и мастерства характеристики, которое вытесняло «упрощенные схемы героев, сфабрикованных по примеру сентиментальной или дидактической прозы» (стр. 80).

Тем ярче выглядит картина достижений молдавского романа на новом этапе развития.

Содержательные страницы книги посвящены творчеству Иона Друцэ, с именем которого связаны высшие достижения молдавской романистики и новеллистики. На фоне весьма разных, иногда даже противоположных суждений молдавских критиков о творчестве талантливого прозаика, начиная с «Листьев грусти» и кончая «Запахам спелой айвы», В. Коробан проявляет последовательность, смелость и трезвость оценок, свидетельствующие о тонком вкусе критика и умении видеть плодотворные тенденции литературного развития. Последовательностью отличается он и тогда, когда утверждает, что роман «Степные баллады» при всей своеобразной широте манеры повествования не кажется ему «ни достаточно драматичным, ни достаточно лиричным», «в то время как рассказы Друцэ лиричны по самой своей сути». Объективно анализируя прозу И. Друцэ, В. Коробан выступает против упрощенных, вульгаризаторских толкований его произведений, которые имели место в критике.

Серьезно рассмотрены В. Коробаном романы «Мосты» и «Кукоара» И. -К. Чобану – широкие фрески, воссоздающие трудовые процессы, подробности крестьянского быта, сельские обычаи и суеверия. «В этом отношении, – утверждает критик, – роман «Кукоара» представляет собой своеобразную энциклопедию жизни молдавского народа» (стр. 162). Точностью критических диагнозов отмечены и анализы романов В. Василаке, А. Бусуйока, А. Шаларь, Вл. Бешлягэ, Г. Мадана, Г. Георгиу, М. -Г. Чиботару, Н. Есиненку и др.

Именно в конкретном анализе, повторяю, достигается исследователем тот диалектический подход, который позволяет сопоставить теоретическую модель романа с его многообразием в творческой практике талантливых писателей. В протеических превращениях современного романа, в котором отражается свойственный сегодня прозе процесс конденсации, стремление к достижению лаконизма, которые диктуют обращение любой формы – краткой или пространной – к новому синкретизму, понимаемому как синтез лирического, драматического и эпического начал, – в этих сложных превращениях всегда есть не только парадоксы, но и закономерности. И автор книги, вопреки некоторым жестким своим теоретическим формулировкам, их выявляет.

Жаль, что, отстаивая «чистоту жанра», критик не остановился подробнее на некоторых романизированных новеллах И. Друцэ («Последний месяц осени» и «Возвращение на крути своя»), В. Василаке («Чтение на выселках») и др. Слишком пунктирным выглядит свежий материал, которым автор дополнил молдавское издание монографии (стр. 149 – 185, где представлены романы и повести, вышедшие в 70-х годах). Здесь рассматривается важная проблема романного искусства – соотношение реального и вымышленного. Пересказ содержания нескольких десятков произведений молдавских прозаиков, который не всегда интересен всесоюзному читателю, сковывает широкую и нюансированную постановку вопроса.

В целом же критику удалось создать обстоятельный, живой и вдумчивый труд о, поэтике романа (от Гелиодора, чье влияние испытал на себе Дмитрий Кантемир в своем романе «Иероглифическая история», Апулея и Петрония до Гарсиа Маркеса, с которым сходен в «сдвиге реальности» И. Друцэ), о том, как на деле произошел сложный процесс романизации молдавской прозы за последние десятилетия.

г. Кишинев