Мистическая «утопия» под флагом науки

(Об одной американской концепции творчества В. В. Маяковского)

Известно, что для интерпретаций творчества Маяковского буржуазным литературоведением характерно в первую очередь стремление во что бы то ни стало отъединить его от Великого Октября, от борьбы Коммунистической партии и советского народа за новую жизнь, за социализм, представить его органическую связь с революционной действительностью чисто внешней, поверхностной, показной. Спекулируя на трагической кончине Маяковского, авторы соответствующего толка пытаются изобразить ее результатом каких-то «расхождений» великого поэта с советским общественным строем, его «разочарования» в коммунистических идеалах. Все это вот уже в течение десятилетий перепевается на разные лады в выходящих на Западе работах о Маяковском.

В этом отношении не представляет исключения по своей основной направленности и доклад «Утопическое будущее у русских авангардистов», с которым выступила К. Поморска (США) на IX Международном съезде славистов, состоявшемся в Киеве в сентябре 1983 года¹

. Автор этого доклада, почти целиком посвященного Маяковскому, пытается построить свою концепцию на известных фактах, характеризующих духовную жизнь России начала XX века: острый интерес к космосу, увлеченность проблемами пространства и времени. Предреволюционная эпоха и революция, открывшая перед человечеством небывалые возможности, породили в творчестве ряда писателей художественные утопии: казалось, было рукой подать до революционного пересоздания всей вселенной, совсем близкой представлялась победа науки над смертью… Некоторым из этих веяний отдал дань и Маяковский. «Вселенские» проблемы естественно и органично вырастали у него из насущных задач, поставленных революционной действительностью.

Все это хорошо известно. Однако трактуются эти факты в докладе К. Поморской весьма странно. В этом докладе не было оригинальным то, что сложный путь творческой эволюции поэта игнорировался и все творчество основоположника социалистического реализма в поэзии причислялось к «русскому авангарду». Но определенным «новшеством» явилась попытка К. Поморской уложить творческое наследие великого поэта в прокрустово ложе псевдофилософских проблем, оторванных от какого бы то ни было социально-исторического содержания. Если раньше Маяковского стремились представить противником социализма, то теперь налицо попытка предать забвению его интерес к конкретным задачам дня, будням революции, говорить о нем так, чтобы обойти, не заметить революционное содержание его поэзии. В этом и заключается суть доклада К. Поморской² .

Один из главных тезисов К. Поморской заключается в том, что Маяковский якобы противопоставил искусство «утилитарной стороне жизни (быту)» и это противоречие стало для него неразрешенным конфликтом. Излагает эти взгляды К. Поморска на примере К. Малевича, а потом почему-то распространяет их и на Маяковского: «Именно это острое противопоставление остается в центре творческой жизни Маяковского и наконец становится причиной его конца».

Однако известно, что понятие «быт» у Маяковского всегда имеет совершенно четкий социальный смысл: это либо старый, мещанский, обывательский быт, который он остро ненавидел и бичевал, либо новый, социалистический, который поэт горячо приветствовал и пропагандировал в своих произведениях. Однако в докладе «философская» интерпретация быта как единого «утилитарного» начала вообще неправомерно представлена принадлежащей самому Маяковскому. Подобная же операция производится и с пониманием поэтом роли искусства, сущности новой жизни и человека будущего. Общеизвестно, что Маяковский считал будущим человечества коммунизм, а важнейшей задачей искусства – активное участие в его созидании. В докладе же его позиции выглядят совсем иными. Утверждается, будто Маяковский (опять-таки «имеете с Малевичем и другими авангардистскими художниками») считал, что «только искусство было способно дать человечеству почувствовать и создать новые формы и новые способы существования». С целью обосновать свой тезис о противопоставлении поэтом искусства «утилитарной стороне жизни» К. Поморска приводит, например, строки из «Приказа по армии искусства» (1918): «Паровоз построить мало – накрутил колес и утек. Если песнь не громит вокзала, то к чему переменный ток?» Она заявляет, что здесь имеется в виду «абсолютное первенство» искусства. Но достаточно просто внимательно прочесть это стихотворение, чтобы убедиться, что оно (как и другие произведения Маяковского) говорит совсем не об этом, что пафос его – в утверждении действенности революционного искусства, его призвания помочь победе нового в самой жизни, достойно воспеть «дни революции».

При рассмотрении затем «Нашего марша» автор доклада не упоминает о том, что это стихотворение явилось первым откликом Маяковского на Великий Октябрь. И, как видно, не зря: ведь тогда пришлось бы – логикой самого изложения – сказать о его революционном содержании, о воодушевлении поэта началом новой, социалистической эры в жизни человечества. Величественному содержанию «Нашего марша» соответствует, как известно, и особенно ярко выраженный, доходящий до космизма гиперболизм его художественных образов. Следует отметить, что «космические» образы для выражения грандиозности революционного содержания использовали также поэты Пролеткульта, «Кузницы», С. Есенин («Небесный барабанщик») и др. Однако автор доклада, в угоду собственной предвзятой схеме, отрывает содержание стихотворения от живой жизни, от революционной действительности, от жгучих социальных проблем современности – от всего того, с чем всегда было неразрывно связано творчество Маяковского.

К надуманной «философии времени» сводится здесь и «Необычайное приключение…», а подлинное идейное содержание этого произведения полностью игнорируется. Из первоначального обращения поэта к светилу («Я крикнул солнцу: «Дармоед! занежен в облака ты…») делается вывод о якобы враждебности солнца поэту, поскольку оно-де «вызывает бессмысленный и паразитический ход времени», а время – «дурная бесконечность», «родственная быту». Сам же «быт» – это «русская устоявшаяся повседневная рутина», одним из «самых характерных символов» которой является «чай с вареньем»; им поэт угощает явившееся к нему в гости светило.

Вот и вся проблематика знаменитого стихотворения, как ее представляет К. Поморска.

1. Krystyna Pomorska, The Utopian Future of the Russian Avant-Garde. – «American contributions to the ninth international congress of slavists, Kiev, September, 1983», vol. II. Literature. Poetics. History. Slavica Publishers, Columbus, Ohio, 1983.[↩]
2. Сама наука, с помощью которой интерпретируется Маяковский, выглядит в докладе весьма своеобразно, поскольку к именам А. Эйнштейна, Г. Минковского, В. Вернадского подверстаны авторы неких «евразийских» сочинений, от науки весьма далеких…[↩]