Мир смеется: Италия. Вступительная заметка и перевод с итальянского Владимира Васильева
Писатель и драматург Акилле Кампаниле (1907 – 1977) – мастер иронической прозы, яркий представитель итальянского гротеска, его считают родоначальником итальянского «театра абсурда».
Еще в 1930 году Луиджи Пиранделло заприметил произведения молодого писателя и высоко отозвался о его творчестве.
Тем не менее известность на родине и за рубежом пришла к Акилле Кампаниле в 1973 году, когда была издана его книга рассказов «Пособие по практике разговорной речи», удостоенная почетной литературной премии «Виареджо».
В этом разделе представлены два рассказа А. Кампаниле из его другой известной книги «Жизнь замечательных людей».
Альберто Моравиа (род. 1907) представлен в этом разделе несколько необычной для его творчества романиста сатирической сказкой из книги «Истории о временах доисторических».
Романы и рассказы Альберто Моравиа хорошо знакомы советскому читателю, они переводились на языки народов СССР.
Акилле КАМПАНИЛЕ
ДАНТЕ И ЯЙЦО
Летним вечером во Флоренции шумят людские толпы, льются огни, благоухают деревья в цвету.
В этом городе минувшие столетия буквально под рукой. Тут вам и Дученто, и Треченто, и Кватроченто с Чинквеченто1. Их можно потрогать. Все они тут, кроме Сеттеченто2, которого во Флоренции, похоже, вообще никогда не существовало. По улицам шествуют персонажи времен Боккаччо. Вот Беатриче едва не угодила под автомобиль, а вот Савонарола чудом спасся от него, прыгнув на тротуар.
Выхожу на Соборную площадь. Спрашиваю, где здесь Дантов камень.
Сам думаю: легенду наверняка никто не знает.
Но, к моему удивлению, все, от регулировщиков до извозчиков, прохожие и бродячие торговцы, сразу указывают, где он лежит.
Как, однако же, непоследовательны люди! «Дантов камень» – гласит надпись, сделанная в наше время, потому что Данте умер. А был жив – небось штрафовали за то, что сидел тут на камне. Впрочем, современники изгнали Данте из города.
Он любил посиживать на площади в хорошую погоду, наслаждаясь вечерней прохладой.
Вот что повествует широко известный анекдот.
Однажды вечером, когда после целого дня писаний и чтения Данте сидел на своем знаменитом камне, радуясь городскому гомону, к нему приблизился некто и спросил в упор:
– Что вкуснее всего?
– Яйцо, – ответил Данте.
Год спустя тот же человек вновь появился на площади и, увидев сидящего на том же месте Данте, в упор спросил:
– С чем?
– С солью, – ответил Данте.
Анекдот этот обычно рассказывают, чтобы воздать должное удивительной памяти Поэта. Еще бы, ведь Данте по прошествии года, не раздумывая, продолжает беседу с того места, где она прервалась, и не требует ни объяснений, ни, как говорится, наводящих вопросов.
Да и что за беседа! Подумаешь, перекинулся с каким-то незнакомцем на площади парой ничем не примечательных слов, которые навряд ли останутся в памяти.
Но не все знают, что было дальше.
Прошел еще год. На площадь является тот же незнакомец и видит сидящего на том же камне Данте. \
– А что потом? – вопрошает он Поэта.
И Данте в ответ, будто разговор не прекращался:
– Глоток вина.
Спустя год незнакомец является вновь:
– Какого?
– Сладкого.
Несомненно, на приготовление стола понадобилось не одно десятилетие, но в итоге человек добился своего. Тем более, что прибывшие к обеду гости торопились, и он проявил догадливость, не спросив насчет десерта.
Теперь, даже если ограничиться традиционной версией – репликами первых двух лет («Яйцо» – «С солью»), все равно возникают загадки. Событие это нередко объясняют мнемоническими причинами: мол, задавая вопрос в двух частях с перерывом на год, человек желал испытать удивительную память Поэта. Но правомерно ли подобное утверждение? Стоила ли идея таких усилий? Нет, истина в другом, и мы пришли к ней в результате скрупулезного исследования неопубликованных документов из секретных архивов. Все оказалось гораздо серьезнее. Судите сами.
Однажды, на исходе эпохи Дученто, в далекой Северной Европе некий могущественный господин вознамерился собрать друзей и закусить в веселой компании честь по чести. Чтобы скромно, но со вкусом. «Порадую-ка я их, – решил он, – самым вкусным угощением». И призадумался: «А кто скажет, какое угощение самое вкусное?»
Мысль его тотчас устремилась к Данте. Данте и за рубежом снискал себе славу мудрого энциклопедиста. Из дальних стран приезжали к нему за советами. Человек, знавший про все на свете, несомненно знал и про самое вкусное.
Могущественный господин зовет своего верного человека – секретаря и щитоносца,
– Езжай, – говорит он ему, – во Флоренцию, разыщи там Данте, спроси, что вкуснее всего, и возвращайся с ответом.
Секретарь, не дожидаясь напоминаний, седлает лошадь – ив путь.
Раньше только так и ездили.
Скачет он, скачет по чужим угрюмым землям и с множеством приключений добирается наконец – за полгода – до Флоренции, где разыскивает жилище Поэта.
– Извините, можно Данте?
– Он ушел,
– Вот тебе раз! А у меня срочное дело.
– Вы на площади поищите. Он там каждый день сидит на камне, воздухом дышит. Спросите прохожих, вам укажут.
– Большое спасибо.
Секретарь является на площадь, видит погруженного в раздумье Данте и, не тратя времени на объяснения, напрямик задает ему свой вопрос.
– Что вкуснее всего?
– Яйцо, – мгновенно отвечает Данте и снова погружается в раздумья.
Секретарю-щитоносцу только это и нужно. Довольный, что раздобыл сведения столь малой ценой, он, развернув лошадь, во весь опор мчится прочь.
И скачет, скачет, скачет… На обратную дорогу понадобилось еще полгода – столько же, сколько на дорогу туда.
Могущественный господин успел окоченеть на холодном балконе в ожидании секретаря. За целый год его отсутствия он изрядно проголодался, да и гости в парадном зале явно нервничали.
– Ну как! – спросил с балкона господин, едва завидев запорошенного снегом посланца. – Что он тебе сказал? Что вкуснее всего?
– Яйцо.
– Превосходно! – возликовал господин. – А с чем?
Щитоносец оторопел.
– Этого я у него не спросил, – отвечал он.
– Ты, как всегда, болван. Ничего не можешь довести до конца. Скачи назад к Поэту и спроси – с чем. Только живо, мы тут голодные.
Не дожидаясь напоминаний и даже не спешившись, секретарь разворачивает лошадь и галопом в Италию, а точнее, во Флоренцию.
Скачет, скачет, скачет… И еще через полгода чудесным летним вечером, весь в пыли, изнемогая, въезжает в цветущий город.
Вечерами во Флоренции и тогда шумели многолюдные толпы, порхали ласточки.
Гонец по обыкновению направляется к дому Поэта:
– Любезная донна, можно Данте?
– Он на камне.
– Так и сидит с прошлого лета?
– Да нет, только по вечерам, в хорошую погоду. Если поспешите, наверняка застанете его на месте.
Гонец вонзает шпоры в брюхо лошади, которая, кстати сказать, во всей этой истории оказалась истинной жертвой, и прямо к знаменитому камню. Приблизившись к Данте, он без всяких предисловий, чтобы не тратить зря время, поскольку господин так и не садился за трапезу, задает вопрос в упор:
– С чем?
Данте на мгновение стряхивает с себя раздумья и как ни в чем не бывало, словно беседа только началась (исключительный был человек), отвечает:
– С солью.
После чего вновь погружается в свои мысли, порой отнюдь не веселые (и более того!).
Секретарь вонзает шпоры в лошадиные бока, и послушное животное резво пускается в обратный путь.
Спустя еще полгода щитоносца встречает чуть постаревший и совершенно изголодавшийся господин, которому тот передает добытые сведения.
Господин заметно разочарован. Честно говоря, от Данте можно было ожидать большего – как-никак кладезь премудрости.
– А он не говорил тебе, – спрашивает господин щитоносца, – может, еще поперчить немного?
– Нет, – отвечает тот. – Ничего такого не говорил. Но если желаете, я мигом слетаю туда-обратно.
Он стал разворачивать лошадь, чтобы ехать к Данте – спрашивать, но хозяин остановил его.
– Ладно, ни к чему. И без того припозднились. В конце концов, было бы нужно перчить, он бы тебе сам сказал, правда?
– Я, в общем, тоже так думаю.
– Ну тогда за стол, за стол! – воскликнул хозяин, у которого уже сводило живот. – Передай повару и гостям, что мы садимся.
- Тринадцатый век, Четырнадцатый век, Пятнадцатый век с Шестнадцатым (итал.).[↩]
- Восемнадцатый век (итал.).[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.