№4, 1986/В шутку и всерьез

Мир смеется: Англия. Вступительная заметка и перевод с английского Сергея Белова

ШЕКСПИР, Я И ДРУГИЕ

Джордж Микеш – английский писатель-юморист, один из наиболее известных представителей «комического цеха» современной британской словесности.

Десять лет назад журнал «Курьер ЮНЕСКО», издающийся на русском языке в Москве, сопроводил статью Микеша автобиографической справкой, присланной писателем в редакцию:

«Родился я в 1912 году в Шиклоше (Венгрия), а в десятилетнем возрасте приехал в Будапешт. Сам я мечтал стать писателем и журналистом, но семья настаивала на том, чтобы я стал солидным человеком – иными словами, юристом, – то есть пошел бы по стопам отца и деда. Итак, изучать мне пришлось право, хотя подрабатывал я все-таки журналистикой. К тому времени, когда я получил докторскую степень, журналистика настолько меня увлекла, что семье пришлось оставить надежды увидеть меня солидным человеком. Меня послали в Лондон на две недели, но я остался там навсегда…»

В 1938 году Джордж Микеш принимает решение не возвращаться в хортистскую Венгрию и с тех пор живет в Лондоне.

Как английский писатель Микеш родился уже после войны, в 1946 году, когда была опубликована его книга «Как стать чужестранцем» – серия юмористических зарисовок, посвященных английским нравам и обычаям (редкий учебник английского языка – в том числе и у нас – обходится без цитат из этой книги). Немалым читательским успехом пользовались юмористические путевые заметки Микеша об Америке («Как стать небоскребом», 1948), об Италии («Италия для начинающих», 1956), о Швейцарии («Швейцария для начинающих», 1962), о Японии («Япония: страна восходящей иены», 1970) и некоторых других странах,

Джордж Микеш, развивающий традиции Стивена Ликока и Джером Джерома, пользуется репутацией блестящего стилиста, мастера афористической прозы. В этом, по мнению самого Микеша, нет ничего удивительного. Так, собственно, и должен писать литератор, – в отличие от «трудночитаемого» Шекспира, выучивший английский не двухлетним ребенком, а уже будучи взрослым человеком. За шутливыми интонациями автора достаточно отчетливо вырисовывается озабоченность Микеша некоторыми тревожными процессами в англоязычной прозе 40 – 50-х годов, когда писалась книга «Шекспир и я». Так, в иронических эссе, посвященных детективу и психологическому роману, Микеш отмечает увлечение его коллег по перу изображением насилия, чрезмерной разработкой интимных подробностей жизни персонажей и т. д.

Переводвыполненпоизданию: GeorgeMikes, Shakespeare and Myself, London, Allan Wingate Ltd. 1952.

 

ВВЕДЕНИЕ

Первым английским писателем, с которым я близко познакомился, был Шекспир. Вторым – я сам.

Между нами есть различия, и существенные, хотя об этом мало кто знает, – взять хотя бы то, что о Шекспире написаны горы книг. Он родился в Стрэтфорде-на-Эвоне (Англия), я – в Шиклоше (Венгрия). Мало кто из великих английских писателей рождался в Шиклоше, впрочем, то же самое можно сказать и о Стрэтфорде.

Как драматург Шекспир не уступает никому, разве что Айвору Костелло. Но если сравнить Шекспира со мной (а такое сопоставление вроде бы напрашивается само собой), то сравнение будет в мою пользу. Во-первых, Шекспир писал на устаревшем английском языке и читать его мучительно, – мой английский безупречно современен. Правда, Шекспир тут ни при чем: он выучил язык двухлетним ребенком, я же – взрослым двадцатипятилетним человеком. Во-вторых, юморист из Шекспира получился, прямо скажем, слабоватый. Слишком уж он любит шуточки и каламбуры, чего ни один уважающий себя юморист никогда себе не позволяет. Шуточки, нет слов, хороши в драмах и трагедиях, чтобы хоть как-то подбодрить приунывшего читателя, но в настоящей, серьезной юмористике они просто ни к чему. В-третьих, Шекспир был самый настоящий халтурщик. Ради денег он строчил пьесу за пьесой, и это мешало ему заниматься тем, что у него и впрямь получалось неплохо. «Делу время», – грустно вздыхал он и с обреченным видом садился за «Гамлета». Как и все чувствительные и тонкие люди, он предпочитал славе деньги. Но слава его находила, а денег не было, из-за чего у него окончательно испортился характер.

Разумеется, сопоставляя нас с Шекспиром, надо помнить и о различиях. Он – драматург, а я пишу путевые очерки. Вообще-тоШекспир всегда брался за то, что полегче. Он писал о древнем Риме и средневековой Вероне и посмеивался: никто толком не знает, какая там была жизнь, попробуй тут уличи автора в ошибках и неточностях. Я же пишу о современных англичанах – загадочных и непредсказуемых. Шекспиру было хорошо…

О нас обозах известно немного. Англичане в своем репертуаре: они постоянно выпускают книги о Шекспире, хотя располагают о нем крайне скудными сведениями. Никто, однако, не удосужился написать даже маленькой брошюрки обо мне, хотя я, как говорится, весь как на ладони. Правда, и сам я знаю о себе далеко не все. Многое я позабыл, я никогда не вел дневник и вечно путаю даты и факты. Не раз я уже брался за перо и садился писать в газету на имя главного редактора: «Дорогой сэр! В настоящее время я работаю над книгой о самом себе и был бы весьма признателен вашим читателям, которые могли бы снабдить меня необходимой информацией». Но все-таки в последний момент я благоразумно воздерживаюсь от этого рискованного шага: чего доброго, найдутся такие читатели, которые завалят меня грудой фактов о моей персоне, а факты, как известно, страшно коварная штука.

В этой книге я не собираюсь увлекаться параллелями между собой и моим покойным собратом по перу. О Шекспире и так написано предостаточно. Ей-богу, надоело слышать охи да ахи: если бы мы только знали, как работал великий, что он читал и что думал о современниках и ценах на пиво! Убежден, что мы вряд ли бы стали духовно богаче, если бы наше любопытство в отношении Шекспира было удовлетворено. Шекспир от этого вряд ли вырос бы в наших глазах, да и пиво не стало бы дешевле. Моя книга будет построена иначе. Если я не порадую читателей новыми сенсационными сведениями о Шекспире, то, во всяком случае, расскажу о себе: как работаю и о чем думаю.

«Шекспир и я» – так будет называться эта книга. Заглавие, по-моему, удачное, хотя кому-то оно может показаться нескромным. Но если выбирать между удачным и скромным названием, я всегда склоняюсь в пользу удачного. Такой уж у меня характер. Это будет книга не столько о Шекспире, сколько обо мне. Девизом я взял слова Бэкона: «Не стесняйтесь себя хвалить. Что-нибудь да запомнится!»

 

МЕСТО В МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Первоклассный писатель, классик, второстепенный писатель… Мне очень хочется прослыть второстепенным писателем. Боюсь, что пока я не заслужил этого права.

Вспомним великих. Если Гомер (я, например, считаю его основоположником романа), Толстой, Бальзак, Сервантес и Диккенс — первоклассные романисты, то Стендаль, Флобер и Пруст – уже из второго класса. К третьему разряду я отнес бы, скажем, Теккерея. К четвертому – Уэллса, Арнольда Беннетта и Джозефа Конрада. К пятому – Мопассана, шестистепенный писатель – Голсуорси. Бернард Шоу (как романист!) в таком случае окажется в десятом разряде, а корифеи сегодняшней прозы – в двенадцатом.

Похожим образом обстоит дело и с драматургами. Софокл, Шекспир, Мольер, Ибсен, Шоу – первоклассные драматурги, Шиллер – типично второстепенный, а Брайди – восьмистепенный. То же самое и с поэзией. Первый ряд – это Гораций, Шекспир, Гёте, Бодлер, Ките, Шелли, второй – Байрон. Хаусман – десятый. Я вполне отдаю себе отчет, что нет, наверное, читателя, который безоговорочно принял бы мою классификацию, но это и не нужно. Каждый может сочинить собственную табель о рангах, и если вы будете строго придерживаться правил, занося писателей разных эпох в разные категории, то убедитесь, что быть двенадцатистепенным писателем тоже очень неплохо. В моем списке современные писатели упоминаются лишь мимоходом, но если вы включите их в ваши классификации, то окажется, что и писатель двадцать четвертого ряда вполне заслуживает читательского внимания.

Недавно мне попался сборник статей критика Эдмунда Уилсона. Он называет некоторых писателей, в том числе и Сомерсета Моэма, второстепенными, вкладывая в этот эпитет смысл явно пренебрежительный. При том, что я ценю Моэма выше, чем ценит его Уилсон (может, потому, что в отличие от Уилсона я читал его), на мой взгляд, Моэм писатель не второго, а седьмого ряда, – именно потому, что он очень неплохой писатель. Мистер Уилсон, кстати, – превосходный критик. Критик девятого ряда!!!

Мне кажется, подобный подход вполне оправдан в наше время, когда эпитет «первоклассный» от частого употребления сильно примелькался. Мой способ определения значимости того или иного автора точен и справедлив. Жаль, конечно, что не принято взвешивать писателей на весах – как боксеров и штангистов: у нас были бы писатели-легковесы и писатели полутяжелого веса.

Опираясь на разработанные мною принципы, я хочу попробовать определить и свое место в мировой литературе. Поскольку эта ценная мысль никому, кроме меня, не приходила в голову, приходится заниматься самообслуживанием. Да не сочтут меня эгоцентриком, если я поставлю себя в шеренгу четырнадцатого ряда. Заранее предвижу иронические усмешки читателей – но что делать, я самолюбив и в какой-то степени бессмертен. Вообще-то бессмертие понятие относительное. Литературное произведение может прожить несколько тысячелетий – и кануть в вечность. Ежегодно в Англии выходит до 17 000 книг. Большинство из них через месяц-другой тихо умирает, но книга, которую читают хотя бы год, достигает известной степенибессмертия. Кратковременного, мимолетного, но все-таки бессмертия. Я знаю, есть писатели бессмертнее меня, но и я в чем-то бессмертен. Главное, не пережить своего литературного бессмертия – тогда все будет в порядке.

В Англии, впрочем, такое бывает крайне редко. В других странах это серьезная проблема, но только не в Англии. Английский писатель, который отпраздновал свое 75-летие, может спать спокойно.

Моя литературная слава будет зависеть исключительно от того, сколько я проживу. В других странах семидесятипятилетнего писателя называют старым писателем, в Англии – выдающимся. Если в течение пятидесяти лет ты постоянно публикуешься (не важно, какого качества плоды твоего пера), тебе обеспечено место в пантеоне национальной литературы.

Полвека активной писательской деятельности – вполне достаточный срок, чтобы мир простил писателю не только его недостатки, но и его достоинства. Бернард Шоу в свое время пользовался репутацией смутьяна, чуть ли не язычника, имя которого не полагалось называть в приличном обществе. Сомерсета Моэма долгие годы считали поверхностным развлекателем. Сегодня оба они – великие патриархи английской словесности. Они не стали писать лучше – просто они не перестали писать!

Цитировать

Микеш, Д. Мир смеется: Англия. Вступительная заметка и перевод с английского Сергея Белова / Д. Микеш // Вопросы литературы. - 1986 - №4. - C. 265-277
Копировать