Мир лирики

Georg Maurer, Essay, Halle (Saale) Mitteldeutscher Verlag, 1998, 239 S.

Эта книга написана одним из самых интересных поэтов ГДР – лириком философского склада и в то же время человеком, остро восприимчивым к преобразованиям, происходящим в действительности.

Если проблемы, волнующие Георга Маурера – поэта, можно обобщать в единый вопрос о смысле жизни, то усилия Г. Маурера – литературного критика, начатие книгой «Поэт И его время» (1956) и продолженные новым сборником эссе, направлены к разрешению вопроса о смысле, специфике и задачах поэзии. Короче – к вопросу о содержании лирики, прежде всего сегодняшней.

Г. Маурер затрагивает ряд принципиально важных проблем поэтического искусства. В чем суть лирики? В чем ее родовое отличие от эпики, драмы, несмотря на то, что она усваивает эпические, драматические и даже эссеистские элементы?

Поддерживая сформулированную Гегелем и развитую Бехером концепцию, Г. Маурер полагает, что лирика рождается там, где возникает первый вопрос человека о мире и тем самым – первое столкновение «я» и «действительности», особенного и всеобщего (эссе «Краткое эстетическое исповедание», «Меня спросили»). Это необходимое наличие двух субстанций, вопрошающего – а того, что рождает вопросы, субъекта и объекта искусства, принимается исследователем-марксистом за исходную точку всех рассуждений о поэзии вообще и творчестве отдельных художников в частности.

Лирика для Г. Маурера – это познание не столько себя в мире, сколько мира через себя: ведь особенное, даже самоуглубляясь, должно ощущать себя частью всеобщего, того реального бытия, которое постоянно ставит все новые вопросы и служит залогом неиссякаемости и вечного движения искусства.

Отсюда выводится обязанность лирики изображать не «собственное воодушевление» по поводу того или иного предмета или явления, но с помощью своего неповторимого поэтического видения раскрывать в этой предмете или явлении нечто новое и интересное. Отсюда требование: отражая в лирике мир, не обеднять и не разрушать его.

Справедливость посылки не спасает, однако, концепцию Г. Маурера от некоторой прямолинейности, от недооценки сложности отношений художника к действительности. Связь художника с действительностью может проявляться даже и в негативной форме «отталкивания», бегства от жизни. Однако в конечном счете это – мнимое бегство, и поэтому прокламируемое отрицание мира приравнивается Г. Маурером к потере действительности и, следовательно, к потере самого лирического качества. Ведь подобное отрицание влечет за собой распад обеих частей лирической субстанции: поставленная под знак вопроса или разбитая на куски действительность неизбежно влечет за собой сомнительность, эфемерность, вневременную неопределенность и художественного «я». Теряется дистанция, «пространство для действия» между субъектом и объектом – проблема, столкновения личности и мира снимается, подлинная лирика оказывается невозможной.

Здесь, по мысли Г. Маурера, и проходит «пограничная линия» между социалистической и «позднебуржуазной» (spätbürgerlich) поэзией, полемика с эстетическими концепциями которой постоянно сопровождает, стимулирует, оттачивает теоретические рассуждения поэта. Необходимо подчеркнуть, что сам способ мышления Г. Маурера – критика полемичен. Это обусловливает и специфику его эссе: подвижность логических доказательств и заключений, зачастую идущих от противного, разговорную «нестесненность» стиля.

Возможности лирики – прежде всего социалистической, – но убеждению Г. Маурера, велики (эссе «Что может лирика»). Ей дано не только глубоко познать мир, но и способствовать его изменению. Специальное эссе посвящает автор книги понятию «преображения» в поэтике Бехера, в котором подчеркнута «провиденциальная» и подвигающая миссия прогрессивной лирики.

Это понятие, сплавляющее воедино поэзию и действительность (через ряд res politica – res publica – res poetica), тесно связывается Г. Маурером – вслед за Бехером – с понятием «совершенного человека» будущего: ведь самовозвышение личности и улучшение мира взаимообусловливают друг друга; такова и лирическая диалектика.

Выдвигая основным критерием оценки лирики – как и искусства вообще – действительность, своего рода «коэффициент полезного вторжения» в жизнь, Г. Маурер требует от художника целенаправленной сознательности, активной и прогрессивной философии. В этом аспекте он проводит сопоставительный анализ «космических» стихов Т. -С. Элиота, Э. Паунда, Сен-Жон Перса, с одной стороны, и П. Неруды – с другой (эссе «Мир в лирике»), Г. Маурер показывает «исчерпанность», лирики буржуазного заката, ретроспективную направленность ее критицизма и абстрактность гуманистических призывов, эзотерическую бесплодность, вытекающую из неспособности охватить мир и общество в их реальных взаимосвязях.

Иное – во «Всеобщей песне» Неруды. Здесь мир встает в поступательном движении, человеческое бытие – «в своей исторической конкретности, углубление в проблемы века обостряет взгляд поэта на всю мировую историю. Поэт осознает важнейшее: освобождение человечества – вопрос практический. Его решает ведущий класс современности – рабочие, к их партии примыкает поэт. (Решение проблемы «спасения» – в одном случае практическое, в другом умозрительно-спекулятивное – показано Г. Маурером и на примерах сопоставления лирики Бехера и Рильке в статье «О поэтической миссии Бехера».)

Если «позднебуржуазная» лирика, по анализу Г. Маурера, помещает мир в две параллельные и никогда не сходящиеся, плоскости, то в социалистической лирике нет ни недосягаемой мечты, ни безнадежной реальности, но есть постоянное движение от реальности к мечте, осуществляемое человеком. Этим, согласно Г. Мауреру, и определяется лирическая насыщенность творчества поэтов, воспринявших идеи социализма.

Так критик находит объективную основу традиционной субъективности лирики, оспаривая тем самым произвольный субъективизм поэзии как чуждую и даже разрушающую ее тенденцию, утверждая, что мир лирики – не что иное, как специфически отраженный в лирическом субъекте общественный порядок.

Потому поэты социалистического реализма побеждают не чисто формальной искусностью, но умением создать адекватный реальному, оптимистичный мир в своем искусстве.

Опора на действительность, доказывает Г. Маурер, является тем фактором, который при всей необузданности фантазии, многокрасочности, патетической напряженности, напоминающей Клопштока и Гёльдерлина, обеспечивает злободневное единство с «творческим сердцем Земли» в поэзии Эриха Арендта (эссе «К 60-летию Эриха Арендта»).

Эта основа определяет специфику сказочных мотивов у Франца Фюмана, который шел не от сказки к действительности, но от действительности к сказке, познавая смысл последней через реальность. Поэт стремился не к «очарованному» миру, а к тому, чтобы «расколдовать» мир и дегероизировать зло, принимая как высокую жизненную мудрость прекрасную «заданность» оптимизма сказки (эссе «Сказочный мотив у Франца Фюмана»).

Это тяготение к действительности пробивало бреши в стене, отделявшей молодого Бехера-экспрессиониста от мира реальных отношений и связей, и принципиально отличало его от тогдашних поэтических собратьев. Г. Маурер доказывает, что спор Бехера с эстетикой экспрессионизма начинается прежде всего с неудовлетворенности художника мнимой реальностью поэтических видений (на чем останавливалось большинство экспрессионистов) и стремлением к реализации последних.

Соотнесенность с действительностью – вот та надежная нить Ариадны, которая вывела Бехера на путь подлинного искусства, которая помогла ему воспитать себя как творческую индивидуальность, желаемый и должный «тип поэта» нашего времени. Так, следуя гётевской концепций искусства, выраженной в формуле: «Чтобы что-то создать, надо чем-то быть», – Г. Маурер признает значительность художественной личности непременным условием значимости ее творений. Примерами таких поэтов глубокого внутреннего содержания автор книги называет также Брехта, Маяковского, Лорку, Элюара, Хикмета – тех художников, чей лирический мир не только не изолирован от законов общественного развития, но движется ими и в свою очередь стремится обогащать, улучшать и изменять мир действительный.