№3, 2005/Книжный разворот

Михаил Безродный. Пиши пропало

Книга Михаила Безродного «Пиши пропало» – собрание цитат, фило- и культурологических выкладок, каламбуров, стихов, переводов, анекдотов и просто наблюдений за современной жизнью – по замыслу и манере повторяет свою предшественницу, «Конец цитаты» (1996). В новой книге жанровая многоголосица позволяет автору говорить о сложном в формах, доступных для широкой читательской аудитории.

В «Пиши пропало» ведущим является жанр литературоведческого комментария, в частности, установление возможных источников либо толкование текстов русской литературы (например, запись о шкуре леопарда в комнате Аблеухова-сына (с. 18) или интерпретация имени Клара Стобой из набоковского «Дара» – с. 22). Одно из самых интересных наблюдений – выявление «кинематографического» сходства у Ходасевича в стихотворении «Нет, не шотландской королевой…» и у Бродского в «Двадцати сонетах к Марии Стюарт» (с. 24 – 25). По Безродному, Бродский, вспоминая Сару Леандр из трофейной киноленты «Дорога на эшафот», «вступает в состязание с коллегой», для которого образ шотландской королевы ассоциируется с Кэтрин Хэпберн, сыгравшей в «Марии Шотландской».

В новой книге особое место отведено сравнительной культурологии. Уже на первой странице автор сопоставляет европейский и славяно-азиатский характеры, находя подтверждение словам Шубарта: «…европейский характер взлелеян морем, славяно-азиатский – степью». В дальнейшем Безродный неоднократно останавливается на культурных различиях между Россией и Западом и анализирует их взаимное отчуждение. Так, автор относит неприятие Канта и кантианства русскими литераторами начала XX века к неприятию германской цивилизации в целом (с. 63 – 65).

Композиционное начало книги сводится к тому, что в своей тематической «нише» каждая последующая запись дополняет предыдущую. При этом многие тематические «узлы», рассредоточенные по книге, напрямую или ассоциативно связаны между собой. К примеру, рассуждая о роли железных дорог в литературе, Безродный напоминает, что появление в XIX веке поездов – символа технического прогресса – воспринималось русскими писателями по-разному: одни пленялись стремительностью поезда (Кукольник, с. 54), другие скорее порицали «железных коньков» (Полонский и Л. Толстой, там же). Далее железные дороги рассматриваются как литературный прием – симбиоз беседы и движения. Затем автор указывает на «железнодорожные» идиоматические обороты, вжившиеся в русский, и не только русский, язык (с. 54 – 55). Взявшись за тему поездов, Безродный не выпускает нить железных дорог вплоть до конца книги. Здесь в канву темы вплетены воспоминания детства; автор как бы сливается со своим «текстом» (с. 87 – 88). Да и в общем контексте «Пиши пропало» железнодорожная тематика перекликается с постоянными перемещениями самого автора во времени и пространстве.

Отдельного слова заслуживают стихи Безродного – фонетические этюды, поэзия о русском языке и ради языка задуманная, филология в чистом своем проявлении, откровение речи в большей степени, чем поэта. Одно из лучших стихотворений – игра в ассоциативную ономатопоэтику: «Дождик, капая и падая, / КАПУЮ назвал и ПАДУЮ, / а потом добавил градом: / БАДЕН-БАДЕН-БАДЕН-БАДЕН» (с. 53).

Книга «Пиши пропало» пересыпана изысканными каламбурами: «Песнь о небылунгах» по поводу канонизирования Ильи Муромца (с. 80 – 81); «Федрино горе» и «Муза по миру пошла» (с. 85), «Паперть-самозванка» (с. 92). Безродный не устает приводить примеры писательской и редакторской безграмотности: «События романа разворачиваются в императорском Риме эпохи зарождения раннего христианства» (с. 13) и «… Фридрих Ницше, некогда ожесточенно мерявший шагами недалекий от нас Кенигсберг…» (с. 70). Однако в некоторых случаях, пытаясь разрушить устоявшиеся семантические отношения отдельных цитат, Безродный слишком увлекается словесной игрой и доводит эту игру до цитатного абсурда: «… иль у озера Чад одинокая бродит гармонь» (с. 53) (о цитатной игре Безродного см.: М. Свердлов. Мертвая и живая вода современной литературы – «Вопросы литературы», 2004, N 5, с. 72).

Жанровая полифония приносит порой неожиданные – уверен, что и для самого Безродного, – результаты. Там, где литературоведение и сопутствующая ему книжная культурология уступают место анекдотическим записям о современном обществе в его немецком, американском или российском изводах, автор становится на котурны публицистики. В книге, в которой ведущая роль остается все-таки за филологией, вердикты автора-публициста отдают профессорским «ницшеанством», каким-то хроническим высокомерием.

И все же, если до конца полагаться на теорию жанров, следует отметить, что «надмирность» Безродного близка к Ювеналовой сатире, острому неприятию людской глупости, вплоть до того, что эта самая глупость оказывается насущным хлебом сатирика – бичевателя людских пороков, а в случае Безродного – рабочим материалом насмешника высочайшего класса.

Г. СТАРИКОВСКИЙ

г. Нью-Йорк

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №3, 2005

Цитировать

Стариковский, Г. Михаил Безродный. Пиши пропало / Г. Стариковский // Вопросы литературы. - 2005 - №3. - C. 368-369
Копировать