Миф и образ. Перевод с немецкого Е. Кацевой

После довольно большого перерыва, непривычного для Кристы Вольф, вышел ее роман «Медея. Голоса» («Medea. Stimmen», München, Luchterhand, 1996. Русский перевод выполнен Михаилом Рудницким и опубликован в журнале «Иностранная литература», 1997, N 1).

Нелегкими были последние годы, годы после воссоединения Германии, для first Lady немецкой литературы, как ее назвал Гюнтер Грасс. На пользовавшуюся огромным авторитетом и уважением в обеих частях Германии писательницу, слывшую совестью своей страны (ГДР), постоянно окруженную боготворившей ее молодежью, которую она защищала и пестовала всеми доступными ей средствами, буквально сразу же после воссоединения, которое она сочла чересчур поспешным и плохо продуманным, обрушился настоящий шквал упреков, обвинений, клеветы, грязи, угроз.

По личному общению знаю, чего ей все это стоило, сколько здоровья унесло. Слава Богу, выстояла. Свидетельство тому – новый роман.

Как мы знаем, это не первое обращение Кристы Вольф к античности. В 1983 году вышла ее повесть «Кассандра», переведенная на многие языки, в том числе и на русский (опубликованная вскоре тоже в журнале «Иностранная литература», 1986, N 1; перевод Э. Львовой).

«Медея» имеет подзаголовок: «Голоса». Это голоса главных героев: Медеи и Ясона и еще четырех действующих лиц – их друзей и недругов.

Книга состоит из одиннадцати монологов, которые, дополняя и развивая друг друга, повествуют историю совершения и раскрытия преступления, сделавшего на века проклятым имя детоубийцы Медеи, или, вернее, – такова убедительная версия Кристы Вольф, – сделавшего Медею козлом отпущения в истории, полной коварства и интриг.

Думаю, незачем излагать эту историю, хорошо известную по произведениям Еврипида, Сенеки, Грильпарцера, Ханса Хенни Янна, Жана Ануя и многих других.

Как и в «Кассандре», Криста Вольф не берет на веру прочно укоренившийся миф – она пересматривает всю историю жизни Медеи и бесстрашно становится на ее сторону, на сторону «чужой», как она всегда становится на сторону своих героинь, что порой давало повод объявлять писательницу чуть ли не феминисткой.

И тоже, как всегда у Кристы Вольф, обращение к очень и менее далеким временам («Нет места. Нигде») носит не самоцельный характер, а – разумеется, очень тонко, едва угадываемо – говорит нам о времени нашем. Тут и тема изгнания «чужих» (ведь и Медею изгоняют), и подспудное противопоставление «двух миров – двух систем» (якобы цветущая Колхида, разрушающая сама себя в политических раздорах и интригах, и город-государство Коринф, задыхающийся от жадности и ненасытности), и незримая аналогия с судьбой самой писательницы. О том, как неприятие рождает предвзятость, предвзятость – подозрение, подозрение – уверенность, ну а уж уверенность легко преподнести и утвердить как неоспоримый факт. (Примерно по такой же схеме все происходило в жизни и самой Кристы Вольф.)

Книга читается буквально на одном дыхании – так захватывает действие, так замечательно она написана. Кажется, здесь все мыслимые тональности речи – от высоких заклинаний и проклятий до грубоватого повседневного языка. По-моему, по письму это одна из лучших, если не лучшая книга Кристы Вольф. Жаль, что пока она дальше журнальных страниц не шагнула.

Примечательно, что роман сразу же вызвал настоящий шквал статей. Откликнулись чуть ли не все крупные газеты Германии (бывших обеих частей), напечатаны были рецензии в австрийской и в швейцарской прессе. Издательство Лухтерханд прислало мне целую папку газетных вырезок (чаще всего это статьи на целую – а то и полторы – полосу): «Зюддойче цайтунг», «Тагесшпигель», «Франкфуртер рундшау», «Фрайтаг», «Нойес Дойчланд», «Берлинер цайтунг», «Бернер цайтунг», «Франкфуртер альгемайне», «Штандард», «Виртшафтсвохе», «Райнишер Меркур», «Шпигель», «Зоннтагсблат», «Вохенпост», «Бригитт», «Вестдойче альгемайне», «Нюрнбергер цайтунг» – все это только за вторую половину февраля и первую неделю марта 1996-го, сразу же после выхода романа!

Оценки почти всюду – в высшей степени положительные («почти» относится, конечно, к «Шпигелю» – давнему и постоянному оппонен-

ту Кристы Вольф, хотя на этот раз тон не привычно грубый, а всего лишь кислый). Правда, на мой взгляд, критики (знают свое дело!) чересчур уж назойливо выпячивают естественные, но чрезвычайно деликатные в книге, аллюзии.

Как бывало и раньше, спустя некоторое время после выхода крупной работы Кристы Вольф выпущен сборник материалов, связанных с этой работой: «Медея Кристы Вольф. Предпосылки к тексту. Миф и образ» («Christa Wolfs Medea. Voraussetzungen zu einem Text. Mythos und Bild»), издательство Герхарда Вольфа «Янус-пресс», 1998, Берлин.

Солидный том составлен Марианной Хохгешурц; он состоит из дневниковых записей и заметок, переписки автора с именитыми исследовательницами античности, интервью, эссе и статей, анализирующих язык и концепцию романа. Книга богато иллюстрирована рисунками и гравюрами, акварелями, представленными на выставке «Medea alterna» в Женском музее в Бонне.

Публикуем одну из двух бесед, включенных в книгу, а именно беседу Кристы Вольф со слушательницами после чтения отрывков из романа в Женском музее в Бонне 23 февраля 1997 года.

– После появления «Медеи» многие критики толковали книгу как перевоплощение отношений между ГДР и ФРГ, будто Колхида – это ГДР, а Коринф – ФРГ. Что вы сами об этом думаете?

– Кажется, многие критики ожидали, что если спустя несколько лет я опубликую нечто новое, то непременно на эту тему. Так оно, пожалуй, и есть, но совсем не в том смысле, в каком толковали критики. Такое толкование очень поверхностно. Если бы я именно этого хотела, и насколько хотела, я высказала в статьях на тему о том, что думаю по поводу процесса объединения и о проблемах, существующих между Востоком и Западом. Мне незачем было для этого писать книгу. Незачем было для этого долго заниматься такой фигурой, как Медея, или доисторическими мифами, или считающимися известными фактами истории первобытного общества. Для этого есть более простые способы. Но постепенно, мне кажется, сложилась другая точка зрения на мою книгу. Точка зрения, которая, собственно говоря, с самого начала высказывалась при встречах с читателями и в письмах. Читатели обоего пола толкования многих критиков считали поверхностными.

С другой стороны: