Методический арсенал
«Садружнасць літератур», «Навука і техніка», Мінск, 1968, 166 стр.
Известно, что история той или иной литературы предполагает и освещение ее связей с другими литературами. Связи эти, как правило, бывают многообразными по форме и своим последствиям. Их изучение всегда требует кропотливой предварительной работы по собиранию фактов, по их осмыслению и классификации.
В 1963 году в Минске вышел составленный А. Можейко и Л. Самосейке библиографический обзор «Связи белорусской литературы с литературами зарубежных славянских народов. 1906 – 1962», содержащий ценный материал и намечающий пути дальнейших разысканий по теме: «Белорусская литература в кругу славянских литератур». За последние годы появилось несколько исследований на эту тему. И вот перед нами сборник «Содружество литератур», в котором помещено шесть статей, освещающих различные стороны этой важной проблемы.
Сборник открывается статьей И. Баса «А. П. Чехов и современная ему Белоруссия». На основе тщательного изучения главным образом дореволюционной белорусской периодики автор освещает такие вопросы, как постановка пьес Чехова на сценах Белоруссии, кто были его первые белорусские читатели, отзывы критики и острая идейная борьба вокруг произведений русского писателя.
Менее удался И. Басу раздел о влиянии Чехова на белорусскую прозу. Сопоставляя рассказы Чехова и Якуба Коласа, исследователь отмечает, что в них «нет каких бы то ни было текстуальных совпадений. И все же всем своим духом и строем, поэтизацией чистоты и искренности детского чувства, умением передать детское восприятие мира рассказ «Деревенщина» свидетельствует о наличии следов влияния Чехова» (стр. 10). Но как же можно говорить о поэтическом строе, не обращаясь к анализу стилистики произведения? И. Бас пишет далее: «Мы здесь умышленно опускаем текстологические сопоставления потому, что, думается, не в этом направлении нужно искать влияние Чехова на белорусского писателя». Автор статьи идет иным путем. Он исследует круг чтения Коласа, приводит его высказывания о Чехове и делает вывод: влияние шло в плане выработки мировоззрения, взгляда на жизнь, на социальные явления, на людей. Выходит, что имело место только влияние идейное. И. Бас не делает всех возможных выводов из высказываний Коласа, а главное – игнорирует другие направления исследования литературных влияний, в том числе стилистическое сопоставление.
Когда речь идет о влиянии, нужно показать и то, к каким художественным результатам оно приводит. Ведь влияние – это не механическое подражание, а творческий акт, в результате которого рождается новое качество. Для решения вопроса о влиянии необходимо выработать надежные научные критерии, правильную методику сопоставления исследуемых явлений.
Жаль, что о чеховских традициях в работе И. Баса вообще сказано скороговоркой. Кроме того, материал, привлекаемый в статье, стоило рассмотреть в широком контексте белорусско-русских литературных взаимодействий.
В работе В. Гаповой речь идет о белорусско-польских литературных связях межвоенного двадцатилетия (1918 – 1939), о том, какую роль сыграли эти связи в развитии каждой из литератур. Здесь мы встречаем много новых фактов, которые позволяют автору сделать вывод, что «на новом историческом этапе традиционные связи двух литератур продолжали развиваться, часто носили новаторский характер и взаимно обогащали культуру этих народов духовными ценностями» (стр. 70).
В. Гапова касается ряда важных моментов формирования социалистического реализма как в белорусской, так и в польской литературе. Но все-таки и автору этой, в общем-то, полезной и очень богатой информацией статьи недостает широты, умения видеть изучаемые явления в контексте мирового историко-литературного процесса.
На стр. 31 В. Гапова ссылается на работу Д. Маркова «Социалистические литературы в славянских странах 20- 30-х годов и мировой литературный процесс». Думалось, что обращение к этой работе позволит взглянуть на изучаемый материал именно с позиций общего процесса развития литератур нового типа: некоторые моменты, сходные с описываемыми В. Гаповой, мы наблюдаем, например, и в украинской литературе. Более того, есть немало фактов и событий, которые связаны с историей и польской, и белорусской, и украинской литератур.
В статье В. Гаповой найдем такие факты. Скажем, она говорит о Конгрессе в защиту культуры, который состоялся в мае 1936 года во Львове. В нем принимали участие польские, украинские и белорусские писатели и общественные деятели: Ванда Василевская, Владислав Броневский, Леон Кручковский, Ярослав Галан, Степан Тудор, Генрик Дембинский. Другой пример – публикация во Львовском журнале «Сигналы» материалов о белорусской литературе, в частности статьи Ежи Путрамента «Максим Танк и белорусская поэзия». В. Гапова высказывает интересные соображения об этих фактах, но хотелось бы, чтобы они были рассмотрены не односторонне, не только в плане бинарных литературных связей, а в широком историческом контексте. Антифашистский конгресс деятелей культуры, состоявшийся во Львове, был большим событием в жизни Польши, одним из самых ярких проявлений борьбы прогрессивных писателей против угрозы фашистской агрессии в Европе, против варварского уничтожения культуры, против национального гнета и войны1. Создавались новые формы многосторонних литературных связей, и белорусская литература принимала активное участие в этом процессе.
Общность процессов, проходивших в литературах Западной Белоруссии и Западной Украины, в свое время была рассмотрена в статье Л. Залесской и Н. Воробьевой «Личность художника-борца и проблемы социалистического реализма» 2. В. Гапова имела возможность учесть некоторые положения этой работы.
В статье В. Гаповой исследуется большая проблема. Хотелось бы, чтобы, продолжая свою работу, автор больше внимания уделил и вопросам художественной специфики, развернув те краткие замечания, которые содержатся в статье.
Э. Мартынова в статье «Художественный перевод как форма белорусско-украинских литературных связей» рассматривает роль перевода в процессе литературного взаимодействия и вместе с тем анализирует переводы со стилистической точки зрения. Так, реализуется положение о переводе как о предмете сопоставительной стилистики, утвердившееся в нашей науке. Речь идет о стилистике функциональной, связанной с пониманием произведения как целостной художественной структуры, в которой все взаимосвязано, все проникнуто организующей, синтезирующей идеей3.
Э. Мартынова учитывает своеобразие каждой из взаимодействующих литератур, и это обогащает конкретное рассмотрение переводов и в теоретическом и в конкретно-историческом плане. Существенно и то, что, сопоставляя тот или иной перевод с оригиналом, исследователь стремится исходить из общей идейно-художественной концепции произведения и от целого идти к частностям, к отдельным элементам данной художественной структуры.
Чувствуя особенности и белорусского и украинского языков, Э. Мартынова имеет возможность анализировать процесс взаимообмена литератур путем перевода. При этом важно, что серьезное внимание уделяется современному состоянию этого процесса. В работе Э. Мартыновой есть немало тонких замечаний, которые свидетельствуют и о стилистическом чутье, и об эрудиции автора.
В заключительной части своей статьи Э. Мартынова пишет, что «в процессе художественного перевода вступают во взаимодействие два типа литератур разных национальных традиций». Но дальнейшее изложение позволяет сделать вывод, что автор статьи не всегда четко разграничивает контактные связи и типологические схождения. Перевод – форма контактных связей, проявление непосредственного взаимодействия литератур (отдельные случаи, когда определенную роль играет литература-посредник», не отменяют этого положения). Другое дело, что историко-типологические аналогии, схождения, как это было показано в работах В. Жирмунского, являются предпосылками для непосредственного взаимодействия между литературами4. Эта закономерность проявляется и в области перевода. Очевидно, именно это имела в виду Э. Мартынова, хотя и не совсем четко выразила свою мысль. Она пишет: «Анализ образцов художественного перевода следует рассматривать как часть сравнительно-типологического изучения литератур» (стр. 102). Эта формулировка представляется мне неточной и неполной. Правда, тут же исследователь выдвигает иное положение, заслуживающее самого серьезного внимания: перевод «выступает в роли своеобразной «лакмусовой бумажки», которая выявляет типологическую общность и отличия литератур». Но ведь выявляет именно потому, что так называемые контактные взаимодействия и типологические схождения нередко бывают связанными между собой, что первые вырастают на базе вторых, хотя, повторяю, они не тождественны и ставить знак равенства между ними нельзя.
Проблемам художественного перевода посвящена еще одна статья сборника – работа А. Можейко «Белорусская литература в чешских переводах». Речь идет в ней и об изучении творчества белорусских писателей в Чехословакии.
В статье А. Можейко есть немало интересных мыслей о процессе взаимодействия литератур, о принципах периодизации этого процесса, о связи его с историей освободительной борьбы народов. Исследователь тонко понимает избирательный характер взаимосвязей. Жаль только, что он недостаточно внимателен к эстетической стороне перевода, к его стилистическому анализу.
Одна из статей сборника посвящена белорусско-южнославянским связям в XIII-XV веках. Бе автор Л. Самосейко исходит из того, что братские связи, начиная с глубокой древности, были тем неисчерпаемым источником, который питал литературы восточных и южных славян. Но если связи древней русской и украинской литератур с южнославянскими были предметом исследования многих ученых, то о белорусской литературе в этом плане почти ничего не говорилось. Л. Самосейко пытается восполнить этот пробел.
В сборнике помещена также подготовленная А. Мальдисом публикация писем Янки Лучины (И. Л. Неслуховского) к польскому поэту Зенону Пшесмыцкому, редактировавшему в 1887 – 1891 годах варшавский еженедельник «Zycie». Интересны и сами письма, и вступительная заметка А. Мальдиса. Автор пишет, что в конце 80-х – начале 90-х годов поэзия Пшесмыцкого была еще действенной, патриотической. На страницах «Zycie» помещали свои произведения Мария Конопницкая и Адам Аснык. Относясь с особым интересом к национально-освободительной теме, Пшесмыцкий опубликовал отрывки из поэмы Гундулича «Осман», статьи о болгарской и украинской литературах.
Высказанные критические замечания в основном касались вопросов методики исследования процесса взаимодействия литератур, того, как те или иные методические принципы, выработанные нашей наукой, отразились и воплотились в рецензируемых статьях. И это потому, что я полностью солидарен с мыслью, выраженной в редакторском предисловии к сборнику: пришло время от работ информационного характера, освещающих и классифицирующих факты, переходить к обобщающим исследованиям о славянских и – шире – международных связях белорусской литературы.
г. Дрогобыч
- См.: В. П. Ведіна, Літературно-громадські зв’язки пролетарських письменників Західної України і Польщі 20- 30-х років XX ст., Вид. АН УРСР, Київ, 1960, стор. 43 – 44.[↩]
- См.сб.: «Проблемы развития литератур народов СССР», «Наука», М. 1964.[↩]
- См.: Г. А. Гуковский, Пушкин и русские романтики, «Художественная литература», М. 1965, стр. 38 – 41; Е. Эткинд, Семинарий по французской стилистике, ч. I. Проза, изд. 2-е, «Просвещение», М. – Л. 1964, стр. 12 – 13.[↩]
- См., например: В. М. Жирмунский. Литературные течения как явление международное, «Наука», Л. 1967 (V конгресс Международной ассоциации по сравнительному литературоведению. Доклады советской делегации, Белград, 1967).[↩]