Магия краткости и простоты

1

Сюжет должен быть нов, а фабула может отсутствовать.

«Вам хорошо теперь писать рассказы, все к этому привыкли, а это я пробил дорогу к маленькому рассказу, меня еще как за это ругали… Требовали, чтобы я писал роман, иначе и писателем нельзя называться…» ¹- говорил Чехов Бунину.

Чехов совершил подлинную революцию в развитии рассказа. Рассказы писали и его современники – Горький, Короленко, Куприн, Вересаев, если говорить о наиболее крупных писателях. Но ни у кого из них рассказ не занимал в творчестве центрального места; он существовал наряду с чем-то: с повестями, романами или пьесами; ни одному из них не удалось реформировать жанр рассказа так глубоко и принципиально.

Смысл тех изменений, которые Чехов внес в поэтику рассказа, можно проследить во многих его компонентах. Но наиболее наглядно эти перемены проявились в особенностях сюжета, фабулы и композиции чеховских произведений.

Взаимосвязь сюжета и фабулы в рассказах Чехова не была постоянной. Она менялась на протяжении творческого пути писателя, итоги этих изменений можно обозначить достаточно четко. Чехов, начинавший как острофабульный рассказчик, пришел к произведениям, в которых фабула почти отсутствовала. Перед нами случай редкий и в чем-то парадоксальный: писатель намеренно отказывался от сильной стороны своего дарования. Однако это факт: чем больше Чехов совершенствовался как писатель, тем упорнее, сознательнее сводил он на нет роль фабулы в повествовании.

Ранние рассказы Чехова богаты происшествиями. Происшествиями особого рода: они во многом основаны на курьезах, недоразумениях, ошибках. Самый элементарный вариант такой фабулы: ошибочное предположение, высказанное в начале рассказа, к концу рассказа разъясняется.

Нередко острота и напряженность фабулы в ранних рассказах Чехова граничили с озорством. Чехов использует не одно, а несколько недоразумений, но они не нагромождаются друг на друга, а друг друга взаимно уничтожают, так что события в итоге возвращаются к исходной ситуации.

Родители незадачливой ученицы Наташеньки стойко дожидаются момента, когда учитель Щупкин позволит хотя бы небольшую вольность по отношению к их дочери. Дожидаются; врываются в комнату с образом; Щупкин с ужасом думает: «Попался! Окрутили!» Но одна неожиданность сменяется другой: мать «невесты» второпях сняла со стены вместо образа портрет писателя Лажечникова. Обручение сорвалось, повеселевший учитель успел сбежать («Неудача»).

В сюжетостроении ранних чеховских рассказов есть известное сходство с новеллами О. Генри. Это сходство отмечал в свое время Б. Эйхенбаум. По его мнению, характерной чертой новелл О. Генри была «не столько загадка, сколько неполная понятность положения», которую автор создавал и разрешение которой затягивал до финала².

У Чехова есть несколько рассказов, которые основаны на мнимой загадочности (условность ее до определенного момента читателю неизвестна). Автор «разыгрывает» и читателей и героев. Он заставляет героя уверовать в собственный вымысел, принять этот вымысел за реальность; и первоначальную свою ошибку герой обнаружит не раньше, чем успеет совершить массу других ошибок.

Фабулы ранних чеховских рассказов отличались неистощимой выдумкой, фантазией. Писатель признавался, что не испытывал затруднений в выборе сюжетов. Рассказы подтверждали это признание: они были написаны словно бы играючи, производили впечатление легкости, свободы в обработке материала.

Эта легкость, однако, не приносила Чехову полного художнического удовлетворения – он искал новых форм, нового типа сюжетов.

Куприн вспоминает о том, что Чехов требовал от писателей «обыкновенных, житейских сюжетов».

«Зачем это писать, – недоумевал он, – что кто-то сел на подводную лодку и поехал к Северному полюсу искать какого-то примирения с людьми, а в это время его возлюбленная с драматическим воплем бросается с колокольни? Все это неправда, и в действительности этого не бывает. Надо писать просто: о том, как Петр Семенович женился на Марье Ивановне. Вот и все» ³.

В этом чеховском замечании обозначены два принципиально разных типа сюжетов. И в нем отмечены изменения, которые претерпели сюжеты самого Чехова. От острой фабульной напряженности – к бесфабульной обыденности (хотя о поездке на Северный полюс Чехов в ранних рассказах не писал, драматических и необычных ситуаций было в них предостаточно; о том, как Петр Семенович женился на Марье Ивановне, у зрелого Чехова много рассказов, некоторые из них чуть ли не начинаются со слова «свадьба»).

Широко известно высказывание Чехова: «Никаких сюжетов не нужно. В жизни нет сюжетов, в ней все перемешано – глубокое с мелким, величавое с ничтожным, трагическое с смешным» ⁴.

Когда Чехов говорит, что никаких сюжетов не нужно, он ратует за сюжеты, которые были бы лишены исключительных событий и максимально приближенно передавали бы ход будничной жизни.

Чехов, казалось, почти не пользовался образным переосмыслением действительности. Его рассказы воспроизводили жизнь в неизменном виде, «такой, как она есть». Но это обманчивое впечатление. Чехов прибегал к тщательной трансформации жизненного материала. Его принцип – показывать, как люди разговаривают, едят, пьют чай, играют в карты – бесконечно далек от фотографичности. Драматизм жизни, которую изображал Чехов, в разъединенности людей, в том, что люди, живущие под одной крышей, не находят дороги друг к другу. Драматизм этот можно было бы раскрыть посредством необычных обстоятельств, исключительных ситуаций. Чехов раскрывал его в ситуациях повседневных, рядовых, примелькавшихся. Драматический элемент у Чехова как бы скрыт.

Драматизм обыденной жизни, где люди не путешествуют на подводных лодках и не бросаются с колоколен, – невидим, неощутим, запрятан вовнутрь. Обнажить этот драматизм и призваны были бесфабульные рассказы Чехова.

От фабульных рассказов к бесфабульным, к «фабуле безотносительным» ⁵ – такую эволюцию претерпели чеховские рассказы. Этой эволюции соответствуют и изменения в композиции, во всех ее элементах.

Написав рассказ, следует вычеркивать его начало и конец.

Исходная ситуация у Чехова – ситуация, как правило, обыденная. Ему как бы безразлично, с какого момента будничной жизни начать повествование и на каком закончить. Главное для Чехова максимально точно перенести в произведение «кусок жизни» – во всей ее монотонности, будничности.

Рассказы Чехова, по меткому выражению Джона Голсуорси, «не имеют ни начала, ни конца, они – сплошная середка, вроде черепахи, когда она спрячет хвост и голову» ##»Чехов», «Литературное наследство», т. 68, Изд. АН СССР, М. 1960, стр. 810.

1. И. А. Бунин, Собр. соч. в 9-ти томах, т. 9, «Художественная литература», М. 1967, стр. 208.[↩]
2. Б. Эйхенбаум, О. Генри и теория новеллы, «Звезда», 1925, N 6, стр. 295.[↩]
3. «А. П. Чехов в воспоминаниях современников», Гослитиздат, М. 1960, стр. 565.[↩]
4. »А. П. Чехов в воспоминаниях современников», стр. 351. [↩]
5. Н. Я. Берковский, Литература и театр, «Искусство», М. 1969, стр. 74.[↩]