Люди и книги 30-х годов

Этапы истории советской литературы преемственно связаны друг с другом. Они не перечеркивают друг друга, отрицая и отбрасывая предшествующий опыт, а образуют единое историческое целое.
В предыдущих номерах «Вопросов литературы» под рубрикой «Навстречу 50-летию Октября» уже были освещены, в той или иной степени, ранние этапы развития советской литературы, руководство Коммунистической партии литературой в ту пору. Хочется продолжить этот исторический обзор и обратиться к сложной и славной эпохе 30-х годов.
30-е годы справедливо называют переломным периодом в истории советского общества, празднующего в этом году свое славное 50-летие, Перелом этот подготовлялся всей логикой развития молодого социалистического государства. 30-е годы знаменуют новую эру в созидательной деятельности советского народа. Они отмечены коренными изменениями социального и нравственно-психологического характера. Новые качества закономерно обнаруживаются в литературе этого периода.
Литература 20-х годов эстетически утверждала справедливость дела революции, величайшую обновляющую силу революционных преобразований, их необходимость для народа, для его судьбы, его будущего. Литература 20-х годов была романтически-крылатой, возвышенной, громогласной, переполненной энергией и страстью. В ней преобладал пафос радости и изумления перед происшедшим, пафос прославления революционной мощи масс, пафос торжества на обломках старого мира. Однако в самом факте разрушения упрочившихся устоев была заложена идея строительства нового.
Наиболее отчетливо строительная, созидательная функция Советского государства выступает в период 30-х годов. Свершения этих лет по своим масштабам, по своему размаху и значению Можно признать «вторым актом» революции, ее логическим и естественным продолжением, Это было восхождение к новому историческому качеству. Бывают в жизни общества такие крутые повороты, когда взрыхляются и перепахиваются глубочайшие пласты действительности, коренным образом меняется соотношение социальных сил. В такие переломные исторические периоды литература все ближе придвигается к истокам народного бытия, все чаще прикладывает ухо к земле, дабы чутче уловить гул грядущего. Таковы были 30-е годы в нашей стране. Множество различных проблем решала литература этих лет. Наиболее существенным в ней было художественное открытие большой гуманистической ценности социальных перемен, происходящих в стране.
Гигантская работа Коммунистической партии по обновлению страны, по решительному изменению ее экономического и социального облика совпадала с задачами социалистического воспитания, духовного возрождения людей.
Конечно, нельзя забывать, что в решительной ломке социальной базы в деревне не все было осуществлено с безупречным тактом и осторожностью. Имели место и ошибки. Да и индустриализация не проходила гладко, без просчетов. Все это было. Но при изучении сложных, крупных общественных явлений внимание следует сосредоточивать на главных закономерностях времени, на соответствии этих закономерностей насущным потребностям жизни людей, судьбам страны. История показала, что взятый курс был курсом правильным.
Коллективизация имела для судеб Советской страны двойное значение? общественно-экономическое и социально-моральное. Коллективизация создавала возможность для стягивания всех отраслей народного хозяйства СССР в единый узел. Коллективизация открывала путь машинной технике, повышала рентабельность сельскохозяйственного труда. Она воздействовала на характер мышления сельского труженика, прививала ему новые навыки, привычки, представления. Вытесняя кулачество, экономически и духовно сокрушая его, партия создавала условия для построения единого социалистического общества. Происходило изменение и выпрямление социальной структуры страны, усиление социалистического начала, закладывался фундамент будущего морально-политического единства советского народа.
Время не ждало. Советский Союз находился в кольце враждебных капиталистических держав. От крепости морального тыла, от экономической, индустриальной мощи зависела судьба первого в мире социалистического государства. Ликвидацией кулачества как класса, решительным вытеснением частнособственнических элементов упрочивалась социальная база советского общества, устранялась почва для возникновения классового антагонизма в будущем. В порядок дня было поставлено построение бесклассового социалистического общества. Этой задаче были подчинены мероприятия, осуществленные во всех сферах: в экономической, социальной, духовной. Жизнь изменялась не сама по себе. Ее преображали люди, преображая и самих себя.
Превращение всех трудящихся в сознательных и активных строителей бесклассового социалистического общества невозможно было осуществить по указаниям сверху, если бы сама идея социализма не отвечала сокровенным желаниям людей. Мечту о желаемом и возможном следовало превратить в ясно осознанные поступки. Крестьянин, вступив в колхоз, делался носителем тех же общественных идеалов (несомненно, с определенной разницей в глубине, в степени их осознания), что и советский рабочий. Превращение мелкого собственника в коллективиста было подчас мучительным, даже трагическим процессом. Но это был трагизм обновления, трагизм, через преодоление которого открывалась жизнь ясная, разумная. Литература не скрывала трудностей, лишений, иногда бед и разочарований, с которыми сталкивались советские люди на своем пути. Но основным было не это – не культ страдания и разочарования, а радость деяния, порыв к прекрасному, высокому, рождающемуся в муках, в нелегкой борьбе.
Буржуазные критики и исследователи (Струве, Симонс и др.) много и тенденциозно пишут о периоде 30-х годов, о том, что время это было якобы порой оскудения художественного богатства советской литературы, началом ее унылой стандартизации. Противопоставляя этот период 20-м годам, они намеренно скрывают тот факт, что 20-е годы для довольно внушительной части писателей были годами не только поисков, но и ошибок, заблуждений, мучительных раздумий над собственной судьбой, над судьбами страны. В 30-е же годы с рельефной очевидностью обозначился путь развития Советской страны, еще ярче стали проступать черты строящегося будущего.
Культ личности, бесспорно, нанес ущерб советской литературе. В конце 30-х годов появилось немало пустопорожних дифирамбов, в которых все успехи, все победы советского народа приписывались деятельности одного человека. Ослабление аналитического пафоса литературы особенно ощущалось в поэзии. Во второй половине 30-х годов необоснованным репрессиям подверглись отдельные крупные художники, честное имя которых впоследствии было полностью восстановлено. И все же определяющим в этот период было другое – все то здоровое, крепкое, молодое, что росло, мужало, наливаясь бодростью и силой. Героическое, самозабвенное творчество масс, революционный энтузиазм и целеустремленность – вот основные черты эпохи 30-х годов. Сила социалистического общественного строя затем наглядно была продемонстрирована в испытаниях Великой Отечественной войны.
Буржуазные фальсификаторы, провозглашающие 30-е годы годами упадка и нивелирования советской литературы, годами утраты ее многообразия, угасания ее мощи, намеренно не считаются с фактами, с живым литературным процессом. Ведь именно в 30-е годы создаются произведения, отмеченные духом неутомимых поисков, произведения поистине потрясающей силы! «Тихий Дон» М. Шолохова, «Оптимистическая трагедия» В. Вишневского, «Гибель эскадры» А. Корнейчука, кинофильмы «Чапаев», «Мы из Кронштадта», трилогия о Максиме и многое другое, ставшее уже нашей классикой, – все это создано в 30-е годы!
Величие этой эпохи не только в том, что и как совершалось в стране, но и в том, кем, во имя чего, для кого делалось все это. 30-е годы – годы окончательного прояснения перспектив революции, перспектив развития советского общества. То, что делали советская власть, Коммунистическая партия, совпадало с мечтами и желаниями людей. Горячая поддержка художественной интеллигенцией политики Коммунистической партии была естественным следствием процессов самой жизни, воздействия ее освежающих потоков. Характерно, что множество крупных, масштабных произведений о памятных событиях 30-х годов создано писателями, считавшимися раньше не «ортодоксальными» пролетарскими художниками слова, а так называемыми «попутчиками», якобы робко и неуверенно шагавшими в ногу с эпохой. Писатели эти словно соревнуются друг с другом в творческой активности, дерзании, новизне, в смелости проникновения в самые сокровенные тайны народного бытия. Произведения их – своего рода объяснение в любви советскому строю, советскому человеку. Назовем некоторые имена: М. Горький, А. Толстой, М. Шолохов, К. Федин, Л. Леонов, И. Эренбург, А. Малышкин, М. Шагинян, К. Паустовский, Вс. Иванов, М. Пришвин, М. Бажан, М. Рыльский, П. Тычина, Ю. Яновский, М. Ауэзов, Я. Колас, Я. Купала, Д. Демирчян, С. Зорьян, А. Бакунц, М. Ордубады, Г. Леонидзе, Т. Табидзе, М. Джавахишвили, С. Чиковани и немало других.
Решение Центрального Комитета ВКП(б) от 23 апреля 1932 года о перестройке литературно-художественных организаций полностью отвечало требованиям времени. Существование РАППа и других ассоциаций пролетарских писателей уже мешало развитию литературы. Рамки их стали тесными. Изменился классовый облик общества, изменился мир художника, его отношение к революции, к стране, к человеку. Народился новый тип писателя, всеми своими корнями связанный с народом. А рапповцы упорно не желали сойти с узкой сектантской дорожки.
Всем дальнейшим развитием советской литературы была доказана историческая необходимость прекращения групповой борьбы, своевременность перестройки литературно-художественных организаций. Минует всего лишь два года, и на Первом всесоюзном съезде писателей (о подготовке съезда и его значении рассказывал В. Кирпотин в N 5 «Вопросов литературы») советская литература предстанет в новом, быстро развившемся качестве – как единая по идейным целям и многообразная по эстетическим особенностям и формам литература.
Первый всесоюзный съезд советских писателей явился красноречивым свидетельством возросшей мощи советской литературы, боеспособности ее национальных отрядов. Неоднократно приводились знаменитые слова Горького о значении союза писателей. «Значение это – в том, – говорил Горький в речи на открытии съезда, – что разноплеменная, разноязычная литература всех наших республик выступает, как единое целое перед лицом пролетариата Страны Советов, перед лицом революционного пролетариата всех стран и перед лицом дружественных нам литераторов всего мира» ¹. Доклады о состоянии ряда национальных литератур: украинской (И. Кулик), белорусской (М. Климкович), татарской (К Наджми), грузинской (М. Торошелидзе), армянской (Д. Симонян), азербайджанской (М. Алекберли), узбекской (Р. Маджиди), туркменской (О. Таш-Назаров), таджикской (Г. Лахути), выступления делегатов из республик подтверждали правильность высказываний Горького.
Первый съезд советских писателей и сам явился важным фактором сплочения писательских сил национальных республик. Он стал свидетельством богатства литератур народов СССР, обретших свою новую жизнь в условиях советской власти.
В научных исследованиях и статьях нередко встречается мысль о том, будто сущность метода социалистического реализма прояснилась после Первого съезда, а до этого якобы царствовала полнейшая путаница в вопросе о характере социалистического искусства. Такие утверждения несостоятельны. История социалистического реализма начинается не с Первого съезда, и об этом справедливо говорится в упоминавшейся уже статье В. Кирпотина.
Порой ведутся кропотливые разыскания для выяснений того, кто же ввел впервые понятие «социалистический реализм». Думается, не в этом суть. Важнее то, что литература социалистического реализма существовала до термина. Она существовала со всеми теми особенностями и признаками метода, о которых говорилось на Первом съезде, а сам съезд теоретически обосновал важнейшие черты и особенности этого метода и помог рассеять немало недоразумений.
В критической литературе правильно говорится о том, что в 30-е годы социалистический реализм одерживает победу во всех советских литературах.
Укрепление нового метода в литературах народов СССР в 30-е годы происходило не оттого, что эти литературы начали успешно овладевать готовыми принципами социалистического реализма, как о том еще нередко пишут в статьях и исследованиях. Укрепление это неправомерно рассматривать как внутриэстетический процесс. Оно было обусловлено сутью и требованиями времени. Действительность была настолько многомерной, динамически меняющейся, насыщенной противоречиями такого неожиданного и трудно распознаваемого свойства, что она сама восставала против схемы, против поверхностного и бездумного иллюстраторства. Она требовала смелых поисков, исследовательского пафоса. Жизнь негласно производила взыскательную проверку художественных ценностей, резко разграничивая натуральное от поддельного, истинное от поверхностного и легкомысленного. Сама логика движения литератур, возросшая степень их зрелости, глубина, размах происходивших в стране преобразований послужили основой для победы метода социалистического реализма.
В Уставе Союза советских писателей, принятом на Первом всесоюзном съезде писателей, записана известная формула: «Социалистический реализм, являясь основным методом советской художественной литературы и литературной критики, требует от художника правдивого, исторически-конкретного изображения действительности в ее революционном развитии. При этом правдивость и историческая конкретность художественного изображения действительности должны сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся в духе социализма» ². Слова эти не могут, конечно, служить ключом для открытия всех тайн художественного творчества, но они содержательны и емки. В требовании правдивого, исторически-конкретного изображения действительности дано обоснование реалистического, «земного» характера советской литературы, всегда прочно стоявшей на почве жизнью рожденных и проверенных фактов. А в необходимости сочетать правдивость и историческую конкретность изображения действительности с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся в духе социализма выражена действенная, гуманистическая природа советской литературы, призванной быть добрым и чутким строителем духовного мира человека.
Эта формула обобщала опыт советской литературы, выделяя некоторые важнейшие черты нового, социалистического искусства, которые уже сложились и определились исторически. М. Шолохов усматривает своеобразие социалистического реализма в том, что «он выражает мировоззрение, не приемлющее ни созерцательности, ни ухода от действительности, зовущее к борьбе за прогресс человечества, дающее возможность постигнуть цели, близкие миллионам людей, осветить им пути борьбы» ³.
Своей бурной подвижностью, решительной перестройкой самих основ человеческого бытия, своим пафосом неостывающих поисков и дерзания 30-е годы приглашали писателей окунуться в кипение страстей, «выкупаться в море» самых различных, ошеломляющих по своей новизне и неожиданности фактов. Идейно-эмоциональное освоение этих фактов, не похожих друг на друга, порой противоречивых, разгадка смысла жизни, ее причудливых поворотов и капризных зигзагов требовали от писателя напряженнейших творческих усилий. Шли неутомимые поиски и в области содержания, и в области формы. Хотелось как можно быстрее «обуздать» непокорную, вздыбленную жизнь, не только изображать случившееся, но и опережать время, делать его своими руками. У писателей усиливается тяга к далеким путешествиям, к знакомству с малоизученными и малодоступными сторонами действительности. То бригадами, то в одиночку литераторы разъезжаются по самым отдаленным уголкам страны.
Растет интерес к взаимному узнаванию народов. В 1930 году Всеволод Иванов пишет Горькому: «Побывал я в Ср[едней] Азии. Видал там удивительнейшие и приятнейшие вещи. Какой народ! Какие герои! Буде удастся, расскажу Вам лично, но в эти два месяца я увидал то, что не удавалось мне увидать во все последние пять лет – и увидал хорошее и непоказное, а так сказать, корни хорошего, настоящего и важного» ⁴. В любой республике, в любом уголке Советской страны, даже не перешагивая через порог родного дома, нетрудно было ощутить напряженную работу советского человека, переделывавшего лик земли, заново строившего историю человечества. Время ставило перед каждым писателем особую задачу, «принуждало» произвести проверку накопленных ценностей. В. Катаев писал в 1933 году: «Последние три года – промежуток времени между XVI и XVII съездами партии – самые значительные во всей моей писательской жизни. Эпоха социалистического наступления, предпринятого партией на всех фронтах, открыла для меня широчайшие горизонты – указала мне… мою конкретную задачу» ⁵. Таджикский поэт Миршакар признает: «…Реализм в моем творчестве родился на полях Гиссарской долины, где мы, комсомольцы, помогали дехканам в преобразовании жизни на колхозных началах, в горах Куляба и Больджуана, когда я вместе с краснопалочниками очищал нашу землю от остатков английских наемников – басмачей, в бывшем кишлаке Дюшамбе, ныне Сталинабаде, где я ежедневно, после лекций в совпартшколе, работал на строительстве и по благоустройству города, на плодородных землях Вахшской долины, возвращенных к жизни после сооружения грандиозной ирригационной системы» ⁶. Аналогичную мысль высказывает грузинский поэт С. Чиковани: «…По моему глубокому убеждению, для нашей литературы – как и для моих ровесников, так и для поколения более старшего – особо значительными были 30-е годы. Как раз в 30-е годы, столь богатые бурными событиями в жизни страны, ознаменованные глубочайшими процессами коренной перестройки всего ее уклада, действительность властно вторглась в творческую жизнь моего поколения, внесла в нее свои коррективы, обновила ее, изменив многие и многие мои представления о сущности и назначении, о подлинной революционности и подлинном новаторстве поэзии. Многие мои духовные склонности и потребности – тяга к просторам, к путешествиям, жадный интерес к жизни различных уголков моей родины и к жизни других народов – получают в эти годы новый, глубокий и конкретный смысл, точную целенаправленность. В плане творческом – это был верный путь к реализму» ⁷.

1. М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 27, Гослитиздат, М. 1953, стр. 296.[↩]
2. «Первый Всесоюзный съезд советских писателей. 1934. Стенографический отчет», ГИХЛ, М. 1934, стр. 716.[↩]
3. »Правда», 11 декабря 1965 года. [↩]
4. »Новый мир», 1965, N 11, стр. 250. [↩]
5. »Литературная газета», 29 декабря 1933 года. [↩]
6. »Советские писатели. Автобиографии», т. II, Гослитиздат, М. 1959, стр. 93. [↩]
7. «Советские писатели. Автобиографии», т. II, стр. 633.[↩]