Лицо журнала (По страницам «Нового мира»)
1
Представим себе на минуту, что в типографии, где печатаются «толстые» литературно-художественные ежемесячники, произошла небольшая путаница. В обложке одного журнала были сброшюрованы готовые листы другого… И вот такой экземпляр поступил к подписчику.
Пожалуй, сразу и не заметишь, что ты получил не тот журнал, который выписываешь! В оглавлении увидишь имена писателей, критиков, публицистов, которые печатаются во всех журналах. Прочитанные здесь стихи также могли быть опубликованы в других изданиях. То же можно сказать и об очерках и о документальных материалах… Нелегко разобраться в беллетристике. Бывают случаи, когда первая книга большого прозаического произведения появляется на страницах одного журнала, а вторая – на, страницах другого. Случается, что произведение даже объявлено в одном ежемесячнике, а публикуется в другом. Естественно, что читатель, получив не тот журнал, который он выписал, не сразу разберется в происшедшем. Мы далеки от того, чтобы делать обобщающие выводы об «одинаковости» наших журналов. Больше того, мы угадываем, а иногда даже явственно ощущаем известные различия между ними. Но несомненно, что это «размежевание» находится еще в зачаточном состоянии и вопрос о лице журнала должен быть всерьез поставлен на обсуждение нашей литературной общественности.
Но тут я уже слышу строгую реплику:
— Позвольте, а о каком, собственно, лице вы говорите?! Все наши литературно-художественные журналы стоят на одной идейно-политической платформе, придерживаются единого творческого метода социалистического реализма. Все они являются органами одного и того же Союза писателей СССР. Можно ли в таком случае ставить вопрос о каком-то индивидуальном облике журнала?!
Мне пришлось услышать и такое рассуждение:
— Возможно, что действительно следует подумать о своеобразии наших журналов, но, пожалуй, вот в каком отношении: один журнал должен быть более требовательным, чем другой. В одном должны печататься только выдающиеся произведения, а в других – общий поток. Могут быть и два таких «высокохудожественных» журнала. Но должны быть журналы и для рядовых произведений, и для авторов, печатающихся впервые… Ведь Гослитиздат не принимает к изданию рукописи ряда новых произведений современной литературы: их выпускает «Советский писатель». Нельзя ли учредить нечто подобное в журнальном мире?!
И, наконец, третье предложение, высказанное одним из литераторов, сводилось вот к чему:
— Есть лишь один путь известной дифференциации наших журналов: это путь тематический. Когда-то «Знамя», например, было трибуной писателей, работавших над военной темой. Читатель знал, что он там найдет, и любил за это журнал. Во время Отечественной войны все журналы стали военными: это было понятно. В последующие годы развитие военно-героической темы продолжалось. И это было хорошо! А вот теперь получилось так, что как раз «Знамя» мало освещает военную тему. Если «Люди с чистой совестью» П. Вершигоры печатались в «Знамени», то «Карпатский рейд» появился уже в «Звезде», а «Рейд на Сан и Вислу» опубликован в нынешнем году в «Новом мире». Между тем правильнее было бы обнародовать эти произведения единого цикла в одном журнале и именно в «Знамени». Надо подумать о тематическом своеобразии каждого журнала. Таким путем будет складываться его «лица необщее выражение»…
В своих указаниях по вопросам литературы и искусства партия неоднократно подчеркивала, что наши литературно-художественные журналы должны иметь выдержанную, принципиальную политическую линию, придерживаться партийного направления во всей своей работе, ибо, как заметил В. И. Ленин в письме к А. М. Горькому, «журнал без направления – вещь нелепая, несуразная, скандальная и вредная» 1.
Однако отсюда, на наш взгляд совсем не следует, будто единое политическое направление несовместимо с индивидуальными творческими исканиями того или иного журнала (и сотрудничающих в нем авторов), с его стремлением обрести свое неповторимое лицо. Верно, что все наши литературные журналы – органы единого Союза писателей СССР, но ведь известно, что сам Союз является большим творческим коллективом, где многонациональная литература социалистического реализма представлена во всем своем художественном разнообразии.
Разумеется, говоря о лице журнала, мы далеки от каких-либо обязательных рекомендаций. Тут все зависит от творческой инициативы, принципиальных симпатий и литературного вкуса редакции, авторов журнала. Однако, внимательно наблюдая журнальную жизнь последних лет, нельзя не заметить, как возникают отдельные, пока еще, правда, трудно различимые черты облика тех или иных ежемесячников. Но, пожалуй, сейчас важнее сказать не столько о том, что достигнуто, сколько о реальных возможностях, открывающихся на этом пути.
Трудно согласиться с приведенным выше соображением о разделении наших литературно-художественных изданий лишь по тематическому признаку. Это сузило бы жизненный кругозор журнала, породило бы на его страницах односторонность и в конечном счете привело бы к потере и авторов и читателей. Но нам представляется в то же время нормальным, например, устойчивый интерес того или иного журнала к определенным проблемам нашей жизни и литературы.
После XXI съезда нашей партии каждому ясно, какое значение приобретают вопросы коммунистического воспитания, формирования характера нового человека, вопросы морали, этики, семьи, быта. Вся эта интересная и волнующая проблематика, отраженная в любых литературных жанрах – от романа и поэмы до публицистики и библиографии, – может, как нам кажется, определить лицо журнала.
Несправедливо было бы отрицать право той или иной редакции обратить свое внимание главным образом на проблемы коммунистического труда или науки.
Интерес к героическому началу в жизни советского народа и в военные и в мирные годы, революционно-романтический пафос в изображении жизни – разве это не может определить творческое лицо журнала? Явления живо» действительности и характер современника, раскрытые средствами глубокого социально-психологического анализа, дадут большое эстетическое удовлетворение читателю и сделают его постоянным другом журнала, который будет часто публиковать такие произведения.
Возможности для поисков творческого своеобразия у наших журналов безграничны, и мы лишь условно наметили некоторые пути. При единой, общей, идейной устремленности советские писатели, естественно, рассказывают о грандиозном подвиге народа – строителя коммунизма – каждый по-своему. Здесь, дают о себе знать и личный жизненный опыт автора, его собственные эстетические вкусы, особенности его дарования. В формировании стилей искусства социалистического реализма нашим журналам принадлежит видное место.
На наш взгляд, нет ничего зазорного в том, что некоторые писатели предпочитают печатать свои произведения в журналах, отвечающих их вкусу. Редакции со своей стороны проявляют известный интерес к тем или иным творческими индивидуальностям. Разумеется, речь идет не о групповых связях, а о подлинно творческом содружестве на принципиальной, партийной основе. Это представляется нам более разумным, чем беспрерывное блуждание иных литературных звезд по всему журнальному небосклону.
Лишь с одним мы не можем согласиться. Высокая требовательность к художественному качеству публикуемых произведений не может быть характерной для какого-либо одного ежемесячника: это условие обязательно для всех наших изданий. Обязательна боевая партийность журнала в его отношении к литературному делу, решительная борьба против ухода от жизни на кривые дорожки: аполитичности и ревизионизма.
Следует подчеркнуть еще одно общее для всех журналов условие их существования: голос современности должен быть слышен в каждом номере, в любом разделе. Этого требует наша бурная эпоха коммунистического строительства, этого ждут советские люди, которые переживают ныне невиданный духовный подъем и испытывают огромную потребность в художественной литературе как в учебнике жизни в самом высоком и прекрасном смысле этого слова.
2
В свое время В. Белинский не без гордости за русскую критику заметил, что журналы разрезаются покупателями ранее всего на тех страницах, где печатаются статьи и рецензии. В беседе с автором этих строк К. Федин сказал как-то, что по его наблюдениям читатели раньше всего просматривают в новой журнальной книжке критику и библиографию, а потом уж берутся за художественную прозу. Сам он, по его признанию, поступает именно так.
Хотя, конечно, главное содержание журнала, особенно в наше время, составляют проза и поэзия, все же, если говорить о лице каждой книжки, оно нередко определяется публицистикой и критикой. В этих жанрах редакция как бы разговаривает с читателем непосредственно о сегодняшнем дне, рассказывает о своих взглядах на современность, дает оценку явлениям текущей жизни и литературы. Здесь симпатии и антипатии редакции, ее пристрастия и вкусы, ее идеалы проявляются с особой ясностью и полнотой.
«Журнал стоит кафедры», – воскликнул Белинский в одном из писем к своему другу В. П. Боткину2. Но если говорить строго, то именно публицистика и критика составляют подлинную кафедру журнала, и бывает очень досадно, когда берешь в руки вновь вышедшую книжку ежемесячника и видишь, что кафедра эта пуста. Или что с кафедры этой несутся унылые повторения общеизвестных истин, или разжевываются давно снятые жизнью «проблемы», или даются восторженные оценки книге, которая не представляет интереса… И как приятно и радостно прочитать живое слово публициста, темпераментную статью критика, его страстное выступление, в котором виден он сам, со своим мнением и своими требованиями.
Не скроем, впрочем, что нам хотелось бы раньше всего услышать со страниц журнала голос художника, войти в большой мир созданных им образов современников, погрузиться в атмосферу их мыслей и переживаний и почувствовать дыхание наших бурных дней, исполненных великих надежд и замечательных свершений.
Но вот мы берем в руки номера журнала «Новый мир» и убеждаемся в том, что он, к сожалению, с середины минувшего 1958 года и до середины нынешнего не порадовал читателя каким-либо крупным произведением художественной прозы или поэзии. Может быть, это обстоятельство объясняется чрезвычайно высокой взыскательностью редколлегии, которая отклоняет много произведений из-за их недостаточной для «Нового мира» художественности. Разумеется, требовательность редакции – вещь хорошая. Но плохо, что об этом положительном качестве журнала читатель должен судить не по напечатанным произведениям, а, так сказать, по их отсутствию на его страницах1
Между тем на протяжении почти года журнал не смог средствами искусства рассказать читателю о наших днях, предлагая ему вместо этого из номера в номер эпизоды из жизни раннего комсомола у В. Пановой («Сентиментальный роман», 1958, N 10, 11), из быта и деятельности газетчиков 20-х годов у В. Кина («Из незаконченного романа», 1959, «V» 1), из истории борьбы с басмачеством у М. Симашко («В черных песках», 1958, N 10), из эпохи партизанского движения в годы Отечественной войны у П. Вершигоры («Рейд на Сан и Вислу», 1959, N 2, 3).
Мы ни в коей мере не ставим сейчас своей задачей конкретный анализ прозы и поэзии «Нового мира», нас интересует в данном случае облик журнала в целом.
Было бы непростительно возражать против публикации интересных произведений о любых годах нашей славной революционной истории (очень ценны, в частности, живые мемуары Е. Драбкиной «Черные сухари», 1959, N 4). На своем месте все это хорошо, но когда читатель за год не получает яркой, значительной вещи о людях сегодняшнего дня, он может и возроптать, ибо надеялся, что журнал поможет ему глубже познать современную эпоху в живых художественных образах.
Справедливости ради надо сказать, что на протяжении этого года в «Новом мире» было напечатано и несколько небольших повестей и рассказов, посвященных событиям и людям наших дней. Обращает на себя внимание, например, двенадцатая книжка журнала за 1958 год, где опубликованы повести Г. Троепольского «Кандидат наук», Ивана Ботвинника «Человек идет впереди» и рассказ Норы Аргуновой «Случай на линии». К сожалению, и на этих произведениях (кроме повести Г. Троепольского) лежит печать некоторой отрешенности от животрепещущих проблем времени.
Дело в том, что на страницах «Нового мира» нередко даже произведения, затрагивающие современные темы, оставляют в стороне коренные, центральные вопросы нашей жизни. Поэтому вы почти не встретите здесь главных героев нашей эпохи, передовых людей труда, деятельных строителей коммунизма. Наоборот, авторы «Нового мира» уделяют подчас преимущественное внимание пассивным персонажам, пытающимся сознательно играть «второстепенную» роль в жизни. Подчеркнутая «будничность» событий, показанных через малозначительные детали быта, характерна для подобных произведений (повесть Е. Ржевской «Спустя много лет», 1958, N 8, Норы Адамян «Девушка из министерства», 1958, N 9 и др.).
Вот почему и весьма немногочисленные произведения, посвященные современности, в журнале не могут изменить нашего мнения о том, что на страницах «Нового мира» в художественных образах пока не чувствуется биение пульса коммунистической семилетки, не показана жизнеутверждающая сила нового.
Мы понимаем, конечно, что здесь сказываются и некоторые общие недостатки творческой работы иных художников слова, их известное отставание от жизни, их малая профессиональная активность. Было бы, однако, неверно недооценивать организаторскую роль журнала, его возможности для создания писателям необходимой творческой атмосферы, чтоб они наиболее плодотворно работали над современной темой.
Вспомним, как в годы первой пятилетки наши журналы, издательства, Союз советских писателей прилагали усилия для того, чтобы еще более сблизить литераторов с жизнью. М. Горький горячо поддерживал тогда эти начинания. Именно тогда из писательских поездок на предприятия, новостройки, в деревню родились многие произведения об эпохе индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства, вошедшие в сокровищницу советской литературы. Жаль, что нынешние «творческие командировки» не всегда дают должный эффект, а сами журналы не занимают достаточно активной, деятельной позиции в этом направлении. Относится это и к «Новому миру».
Не вполне удовлетворит, на наш взгляд, взыскательного читателя и раздел поэзии в «Новом мире». И не потому, что в журнале мало хороших стихов. Наоборот, вы найдете здесь превосходные лирические циклы С. Маршака («Из лирической тетради», 1958, N 12), А. Твардовского («Из лирики последних лет», 1958, N 7, «Московское утро», 1959, N 3), талантливые стихотворения К. Ваншенкина (1959, N 1), Д. Яшина (1958, N 9), С. Щипачева (1959, N 4) и другие. И все же создается впечатление, что в поэтическом разделе «Нового мира» в отборе произведений для публикации иногда имеет место случайность… Рядом с хорошими стихами печатаются и плохие, высокая требовательность соседствует с неоправданной снисходительностью к плохому качеству.
Весьма характерно, что редакция в сноске к статье А. Меньшутина и А. Синявского о «Дне русской поэзии» (1959, N 2) вынуждена была признать, что критикуемое этими авторами на страницах «Нового мира» стихотворение А. Вознесенского было до сборника «День русской поэзии» опубликовано именно в «Новом мире»! Редакция забыла отметить, что и стихи из цикла Л. Ошанина «Раздумья», подвергнутого упомянутыми авторами справедливой критике, тоже печатались в «Новом мире» (1958, N 4).
Как в отношении прозы, так и применительно к поэзии нужна большая активность редакции. Лишь в подборках национальной поэзии заметно стремление редакции с известной полнотой представить творчество грузинских, казахских, киргизских, узбекских поэтов. Но и здесь, как и в журнале вообще, преимущественное внимание уделяется лирике. Совсем редкий гость на страницах «Нового мира» – поэма, хотя этот стихотворный жанр получил в последние годы в нашей литературе большое развитие. В эпических и лиро-эпических произведениях представляется много возможностей дать широкую картину реальных событий современности, поэтический портрет героя. Разумеется, как ясно каждому, и лирика передает черты времени, настроения, мысли и чувства советского человека. В частности, во многих стихах «Нового мира» отразилась многообразная гамма переживаний современника. Кроме названных выше поэтов, публиковавших свои произведения в журнале, мы упомянули бы в этой связи последние стихи Н. Заболоцкого (1959, N 4), Арк. Кулешова (там же), молодого поэта В. Сергеева (1958, N 9). И все же отсутствие в журнале произведений большой поэтической формы – явный недостаток «Нового мира».
Вполне понятно, что особо важное значение для «Нового мира» как современного журнала приобретают публицистика и критика, наиболее оперативные жанры, способные быстро откликнуться на вопросы жизни и литературы. Редакция уже давно установила добрую традицию публикации актуальных очерковых материалов на первых страницах журнала. В этом отношении практика «Нового мира» заслуживает полного одобрения. Чувствуется, что журнал стремится не только информировать читателя о тех или иных фактах и событиях жизни нашего общества, ко и показать зарождение нового, исследовать серьезные проблемы, имеющие значение для строительства коммунизма. Для организации подобных выступлений редакция прилагает энергичные усилия, которые дают хорошие творческие результаты. Это говорит о том, что «Новый мир» имеет все возможности вести успешную организаторскую работу и при формировании других разделов журнала.
К удачам журнала мы отнесли бы очерки Эм. Казакевича «В столице Черной Металлургии» и Анатолия Злобина «На сибирской магистрали» (1959, N 1), Александра Бека «Марш семилетки» (1959, N 3) и Н. Мельникова «Они живут в Темир-Тау» (1959, N 4).
Для всех этих очерков показательны живое, иногда даже поэтичное изложение авторами своих наблюдений, наброски интересных характеров героев современности, острая, темпераментная постановка некоторых спорных вопросов развития промышленности и сельского хозяйства. В этой связи мы хотели бы упомянуть выступление омского писателя Л. Иванова со статьей-очерком «Когда сеять?» (1959, N 3), вызвавшей уже отклик агронома И. Смирнова «Не допускать шаблона» (1959, N 4).
Иногда, впрочем, в отделе публицистики можно обнаружить материалы, по сути не относящиеся к этому жанру, но представляющие большой интерес, например, исторический этюд И. Соболева «Группа «Вера» – об одном героическом эпизоде из эпохи Отечественной войны (1959, N 2), научную популяризацию И. Пешкина «Новые кладовые индустрии» – о богатстве недр советской земли (1959, N 1) и т. п.
Собственно же публицистических статей (а не очерков), в которых политический пафос сочетался бы с глубоким знанием предмета и яркостью и выразительностью изложения, в журнале мало. Мы бы назвали лишь (если говорить о последних номерах) статью Л. Безыменского «Неисправимые», в которой убедительно раскрывается природа западногерманского реваншизма. Нам представляется, что не грех бы, по примеру лучших русских журналов прошлого, ввести внутреннее и международное обозрение…
3
Одним из интересных отделов «Нового мира» является «Книжное обозрение». Оно состоит из обстоятельных рецензий на книги по литературе, искусству, политике и науке. Сюда же входит серия небольших аннотаций («Коротко о книгах») и перечень книжных новинок за предшествующий месяц. Для того чтобы представить себе значение и размах этой работы, достаточно сказать, что в 1958 году в журнале было опубликовано 63 рецензии на произведения художественной литературы и критики и 58 рецензий на политические и научные книги. Кроме того, в каждом номере печатается 15 – 18 аннотаций на новинки.
Ни один журнал не может здесь потягаться с «Новым миром»!
Более того: рецензия как боевой и оперативный жанр советской критики вообще во многих журналах никак не почитается, а кое-где и совсем исчезла. В «Октябре» рецензии появляются не в каждом номере. В «Знамени» под видом рецензий печатаются статьи. В «Звезде» и «Москве» они публикуются в небольшом количестве. Редко видим мы рецензии и на страницах газет.
Между тем рецензия не только имеет все права на существование в советской журналистике, она должна быть признана одним из важнейших жанров критики, без которого мы не можем охватить значительную часть выходящих у нас ежегодно в огромных количествах книжных новинок. Противниками же рецензий как действенной формы литературной критики мы хотели бы напомнить слова В. Короленко:
«Вы сомневаетесь в законности самого рода критической литературы, называемой рецензиями. Напрасно. Этот подвижной род, так сказать, легкая критическая кавалерия, оказывает огромную услугу авторам и читателю. Подумайте сами, что было бы, если бы были допустимы только: или критический трактат, или… молчание о новой книге. Но трактат – кто еще и когда соберется, а в десятках рецензий читатель уже встречает живой разговор о новом явлении. Нужно, конечно, чтобы это была все-таки критика. Чтобы читатель, встречая не математическое доказательство, а именно отзыв, впечатление, мнение, кидаемое под живым впечатлением прочитанного, имел основание доверять его искренности и основательности, то есть чтобы летучее мнение было дано человеком сведущим, образованным, знакомым с литературой…
Теперь повелось уж как-то так, – продолжает В. Короленко, – что критика по отношению к замеченным уже авторам считает нужным какой-то дифирамбический тон, сплошные похвалы и превознесения. А потом наступает другая крайность. Право, гораздо честнее то, что делает наш рецензент: отмечать и то, что хорошо, и то, что считаешь слабым. Только это, в сущности, истинно доброжелательно» 3.
Надеемся, что читатель не посетует на нас за эту длинную выдержку: она превосходно характеризует труд рецензента, его значение и задачи. Пожалуй, и последнее замечание писателя имеет, к сожалению, отношение к нам. Не перевелась у нас еще дифирамбическая «критика», нередко мы в своих оценках впадаем и в крайности!
Рецензии «Нового мира», как правило, объективны, проникнуты требовательностью, но к автору доброжелательны. К написанию рецензий редакция привлекает не только критиков, но и прозаиков и поэтов. Так, «Владимирские проселки» В. Солоухина рецензирует И. Соколов-Микитов (1959, N 1), стихи В. Берестова «Отплытие» – М. Светлов (1958, N 7). Среди рецензентов мы встречаем Ю. Либединского, Александру Бруштейн, Евг. Воробьева, С. Гиацинтову, В. Лидина, Г, Фиша, М. Луконина и многих других писателей, артистов, ученых, инженеров. Привлечение их к оценке книжных новинок значительно обогащает этот отдел, придает ему глубину и свежесть, поскольку рецензенты не только высказывают свои суждения о книге, но и делятся подчас своим творческим и жизненным опытом.
Но, конечно, главную работу в отделе выполняют критики, среди которых немало молодых. Благодаря их общим усилиям «Книжное обозрение»»Нового мира» охватывает довольно широкий круг литературных явлений. По статьям и рецензиям журнала, посвященным современной литературе, яснее представляешь себе его творческую программу. Досадно, что она мало подкреплена страницами художественной прозы в самом журнале.
Раньше всего бросается в глаза понятная неприязнь «Нового мира» к литературщине, выспренности и риторике, которые, как известно, далеко не редкость в современных книгах. За этими чертами дурного стиля скрывается незнание жизни, схематическое ее восприятие.
Критики журнала верно судят о таких явлениях как чуждых социалистическому искусству (хотя авторы подобных книг, может быть, и не сознавали и подавно не желали этого). Интересы нашей литературы, ее будущего требуют объективного и строгого суждения об идейно-художественном качестве литературных произведений.
«…литературная критика, – говорил на Третьем съезде писателей СССР Н. С. Хрущев, – повседневный глубокий разбор литературных произведений – это важнейшее условие для успешного развития нашей литературы… Что значит литературная критика? Это – оттачивание писательского оружия, глубокий разбор произведения, это – совершенствование мастерства литераторов» 4.
Кто знает, может быть, начинающему писателю попадет в руки повесть К. Лапина «Простая история» или «Наши знакомые» Г. Горбунова, и он отнесется к ним как к образцам?! Надо заботиться об эстетическом вкусе, формировать который нас призывает партия. Познакомится читатель с новой повестью В. Дягилева «Крутизна» – и решит, может быть, что она такова же, как предыдущие работы писателя. Но на сей раз автора постигла неудача, и об этом надо сказать и самому В. Дягилеву и тому, кто его читает.
Впрочем, и сами читатели ныне недурно разбираются в книгах. Библиотекарь Г. Шукст справедливо выступил в «Новом мире» (1959, N 1) против серости и посредственности в литературе. Он подробно разобрал повесть Марка Еленина «Последний экзамен», изданную в Ташкенте на русском языке, и убедительно доказал, что это сочинение имеет весьма отдаленное отношение к художественной литературе и только ио недоразумению вышло из печати. С аналогичными заметками о книгах выступают и другие читатели. Критика должна возглавить борьбу против безвкусицы, пошлости и ремесленничества в искусстве. Это прямо вытекает из задач коммунистического воспитания трудящихся.
М. Блинкова назвала свою рецензию о повести Г. Горбунова «Наши знакомые» словами самого автора: «Картины с пейзажами, фруктами и цветами…» (1958, N 9). Это сочинение принципиально мало отличается от тех аляповатых, псевдохудожественных изделий, которые засоряют наше новое жилье, портят вкусы. О подобных книгах не без иронии пишут В. Лакшин, Инна Борисова и другие рецензенты.
Редакция помещает отклики не только на отдельные книги, но и на журнальные и газетные рассказы, когда они, по ее мнению, этого достойны. Так, справедливо высоко оценен «Новым миром» примечательный рассказ В. Богомолова «Иван», опубликованный в «Знамени», или очерк «День и вечер» В. Михайлова, напечатанный в «Москве». Когда идет речь о произведениях, заслуживающих в целом положительного отзыва, рецензенты «Нового мира» не стесняются указывать и на имеющиеся в них существенные недостатки, но, увы, здесь не всегда сводятся концы с концами. Так, непоследовательно судит А. Злобин о повести Г. Бакланова «Южнее главного удара» (1958, N 8). Весьма сочувственно говоря об этом произведении, рецензент, однако, находит в нем целый ряд банальных героев и отношений между ними. «Это не мелочные придирки, – оправдывается А. Злобин, – хотя майор-интендант занимает в повести всего полстранички и можно предположить, что банальность его не так уж страшна…» Но, оказывается, «от банальности образа недалеко и до банальности мысли – и этой опасности, к сожалению, не избежал Г. Бакланов».
Странно после такого вывода опять возвращаться к восторгам, которыми начата была рецензия, и заявлять, что главные вопросы «нашли в повести и глубокое художественное и правильное принципиальное решение». Разумеется, объективность – вещь необходимая, полезно и автору и читателю сказать, что в повести хорошо и что плохо, но при этом нельзя впадать в противоречия, ибо банальность образа и мысли никак не согласуется с глубоким художественным да еще правильным принципиальным решением.
Верно подметили некоторые рецензенты «Нового мира» один из недостатков нашей прозы: комментирование и толкование художественных образов, совершенно излишнее в подлинном искусстве. Это обнаружил Е. Добин в романе Ю. Германа «Дело, которому служишь», Б. Галанов – в «Глубоком тыле» Б. Полевого, – произведениях, которые по справедливости оценены положительно. Но в обоих случаях рецензенты правы в своих критических замечаниях. «Порою создается впечатление, – пишет Б. Галанов, – что Полевой растолковывает растолкованное, прибавляя к тому, что и так вытекает из самой сущности художественных образов романа, уже не обязательный комментарий» (1959, N 2).
Е. Добин в своей рецензии обращает внимание на другую сторону этого вопроса. Он пишет: «Но Ю. Герман, мне кажется, не совсем доверяет читателю. Очень любя своего героя, он как будто боится, что читатель не до конца его полюбит. И Ю. Герман вдруг начинает от себя, голосом автора, расхваливать Володю» и т. п. (1959, N 3). Это верно, но мы добавили бы, что автор не доверяет не только читателю, но и самому себе как художнику.
Как видим, рецензия в журнале не только дают отклики на явления литературы, но и ставят некоторые важные вопросы. И в этом, на наш взгляд, ценность книжного обозрения «Нового мира», которое помогает читателю разобраться в достоинствах и недостатках той или иной книги и поучительно для ее автора.
4
В. Короленко назвал рецензии подвижным родом критики, ее легкой кавалерией. Продолжая эту аналогию, можно сказать о критических статьях как о тяжелой артиллерии. В отношении статей «Нового мира» это будет справедливо и не только потому, что они велики по объему. Жаль, однако, что некоторые из них стреляют холостыми снарядами, а иные бьют даже не в ту сторону, куда надо.
Авторы критических статей «Нового мира» предпочитают подробно и обстоятельно говорить об одном каком-либо произведении и мало касаются характеристики литературного развития в целом. Мало в журнале обобщающих, обзорных статей, рассматривающих процесс развития современной литературы, ее состояние и перспективы. Даже накануне Третьего Всесоюзного съезда писателей здесь не было материалов, дающих анализ событий литературной жизни и ее наиболее примечательных явлений последних лет. Преобладающим жанром в отделе литературной критики является монографическая статья. Однако едва ли правильно отказываться от других форм критического выступления и, в частности, от журнальных и книжных обозрений, от проблемных и тематических статей, от работ по вопросам теории советской литературы и, наконец, от дискуссионных материалов.
Это отнюдь не означает, что опубликованные в «Новом мире» статьи нас не удовлетворяют. Многое сказано критиками журнала верно и хорошо; кое с чем хотелось бы поспорить.
Несколько раз выступил за последнее время в журнале молодой критик И. Виноградов, автор изданной Московским университетом в прошлом году книги «Содержание и форма литературного произведения». В «Новом мире» критик применяет свои теоретические выводы, так сказать, на практике. Он пишет о повести В. Тендрякова «Чудотворная» («Оптимистическая трагедия Родьки Гуляева», 1958, N 9) и о романе Мих. Жестева «Золотое кольцо» («Точка опоры», 1959, N 1).
В статье о «Чудотворной» И. Виноградов ополчается против иллюстративности в литературе и противопоставляет ей произведения В. Тендрякова. Критик подчеркивает, что писатель не рисует картинки к известным положениям, а самостоятельно раскрывает определенные процессы жизни, «дает живые характеры в их непрестанном развитии и борьбе.
Это правильно. Однако в большой статье о сравнительно молодом писателе надо было бы исследовать, что нового вносит он каждой своей последующей работой не только в познание жизни, но и в собственное развитие, как растет В. Тендряков, как развивается его творчество.
К сожалению, И. Виноградов ничего не сказал об этом. Он умно и тонко разобрал «Чудотворную», кратко упомянув предшествующие книги автора, но не показал его эволюцию, его художественный рост, который выражается не только в смелом прикосновении к новой острой теме борьбы с религиозными чувствами, но и в самой ткани этой повести, в способах психологического раскрытая образа (например, самого Родьки), в остродраматическом изображении противоречивых и сложных чувств (у матери героя – Варвары) и т. д. Хорошая статья эта была бы ценнее, если бы автор ее взглянул на талантливого художника в движении. Слово критика теперь очень нужно писателю, оно интересует и внимательного читателя.
В другой своей статье И. Виноградов вновь подчеркивает важность самостоятельного подхода писателя к жизни. Но на сей раз он противопоставляет новизну художественного открытия тематическому кругозору литератора. Критик иронизирует над словом «отображение», над тем, что говорят об «охвате» писателем жизни, об освещении той или иной актуальной темы. Важно не это, а «новизна открытия». Она «и есть главное, что составляет ценность подлинно художественного произведения».
Впрочем, критик утверждает, что он «не против тематического многообразия литературы – оно расширяет наше знание жизни. Но мы думаем все же, – продолжает И. Виноградов, – что главное не в этом. Главное в том, ради чего создается художественное произведение». А создается оно, как мы уже знаем, по мысли автора ради того нового, что может сказать писатель. Нам это противопоставление широты писательского кругозора новизне его подхода к действительности кажется неправильным. Подобные взгляды, пожалуй, будут мало способствовать развитию современной темы в литературе.
Любопытно, что, перейдя к разбору романа Мих. Жестева, критик противоречит себе, когда хвалит этого писателя, ибо сила Мих. Жестева не только в новизне его отношения к жизни, но и в ярком освещении ее новых сторон, то есть в ее более широком охвате и углубленном познании, что, по мнению критика, «не главное» в литературе. Очевидно, что критическая статья И. Виноградова «Точка опоры» демонстрирует некоторые расхождения у автора между теорией и практикой. Утешением ему может послужить то, что не у него первого происходит столь печальный казус.
Однако здесь проявляется известная тенденция, свойственная не одному И. Виноградову, но и некоторым другим критикам «Нового мира». Возьмем статью Г. Владимова «Деревня Огнищанка и большой мир» (1958, N 11). Автор разбирает первую книгу романа В. Закруткина «Сотворение мира», указывая на достоинства и недостатки этого произведения. Однако через статью проходит мысль, которая не может не вызвать возражений. Критик оспаривает право писателя охватить широкий жизненный материал, дать картину «большого мира». В статье говорится, что автор должен ограничиться «рядом частных, конкретных, многообразных проявлений, характерных для определенного времени, для определенного круга людей». Пока критик рассуждает о неудачах В. Закруткина в этом отношении, с ним еще можно согласиться.
Но Г. Владимов пытается сделать отсюда некие обобщающие выводы. Он пишет о неудачах, постигающих тех писателей, «которые уже в исходном пункте имеют в виду весь мир, рассматривая своих основных литературных героев и все обстоятельства их жизни как его малую частицу». При этом он считает главным достоинством «Тихого Дона» то, что «Шолохов ограничил круг персонажей и событий, а получилось монументальное произведение». Стремление вывести из подобных наблюдений какой-то закон может привести к обеднению кругозора художника, который-де должен держаться узкого круга героев и событий, не пытаясь всесторонне и глубоко познавать жизнь и изображать ее многогранно. Но к монументальности ведут различные пути, и было бы неверно предписывать здесь какие-то обязательные рецепты.
Важный вопрос о характере романтики в советской литературе подымает в своей статье «На путях романтики» В. Сурвилло (1959, N 4). Разбирая роман В. Очеретина «Саламандра», критик пишет: «Романтика дается тому художнику, который отличается повышенной восприимчивостью к яркости и красочности самой действительности, который в ее стремительном движении находит силу для полета своей фантазии». Это очень верно! Выспренностью, риторикой, роковыми тайнами и прочими обветшалыми трафаретами псевдоромантизма подлинно романтического произведения не создашь. Источник революционной романтики в самой жизни, в ее неукротимом полете в грядущее.
Для этой статьи в большей мере, чем для упомянутых выше, характерен критерий жизни при оценке явлений литературы. С этих же позиций рассматривает В. Лакшин роман Д. Гранина «После свадьбы», давая ему положительную оценку (1958, N 12).
Мало пишут критики «Нового мира» о поэзии. Лишь одну большую статью посвятил журнал этому вопросу. Мы имеем в виду уже упомянутое выступление А. Меньшутина и А. Синявского, посвященное сборнику «День русской поэзии». Авторы статьи тщательно рассмотрели этот альманах и пришли к выводу, что для поэтов «задача преодоления низкого художественного уровня продолжает оставаться одной из насущных». Однако нам кажется, что было бы неверно видеть в этом издании подлинное зеркало современной поэзии. Но именно так рассматривают его авторы статьи. Между тем в сборнике много случайных, слабых, поверхностных произведений, свидетельствующих о нетребовательности его редколлегии; с другой стороны, здесь неполно представлены лучшие наши поэты, да и вообще стихи одного года не всегда дают верное представление о сложном творческом процессе, который не укладывается в строгие календарные сроки.
Разумеется, многие недостатки, отмеченные в статье «День русской поэзии», присущи не только авторам этого альманаха, но и нашей поэзии вообще. А. Меньшутин и А. Синявский верно говорят о том, что некоторые поэты не умеют художественно конкретизировать основную идею своего стихотворения, которая им самим не всегда ясна, упрощенно освещают важные патриотические темы, дают примитивное изображение сложных коллизий. Встречается в стихах и декларативность, и мнимая значительность, и инерция формы.
Очень важен затронутый критиками вопрос об отсутствии у многих участников «Дня русской поэзии» своей ярко выраженной поэтической индивидуальности. Конечно, стремиться к своему неповторимому голосу должен каждый поэт.
Жаль, однако, что в программной и единственной статье «Нового мира» о современной поэзии не развит вопрос о ее «месте в рабочем строю» сегодня, об ее серьезных творческих задачах в годы коммунистического строительства. Не сказано о политической лирике и ее своеобразии на нынешнем этапе развития нашей поэзии, об участии поэтов в художественном отображении нового в нашей жизни, в чувствах и отношениях советских людей.
Позитивная программа критиков «Нового мира», их мысли, их взгляды на поступательное развитие нашего искусства страдают неполнотой. Не всегда правильно оценивается и творческий путь наших выдающихся писателей. Это относится к статье А. Туркова «Новые работы о Маяковском» (1959, N 3).
Очередной том «Литературного наследства» под названием «Новое о Маяковском» уже подвергнут основательной и справедливой критике. Надо сказать, что и А. Турков выражает несогласие с некоторыми публикациями сборника. Но его возражения облечены в расплывчатую форму. В то же время некоторые другие высказывания критика трудно принять.
В полемике с А. Колосковым, который в отдельных местах своей книги «Маяковский в борьбе за коммунизм» действительно сглаживает сложный путь поэта, А. Турков, наоборот, склонен изобразить деятельность Маяковского как сплошь противоречивую.
Мы не можем, однако, Согласиться с тоном заметки об этой статье А. Туркова в газете «Литература и жизнь», хотя оценка тома «Новое о Маяковском» дана там правильно. Пора бы уже в литературных спорах отказаться от грубости и темных намеков. Все это лишь вредит нашему общему делу.
Выступление А. Дементьева на страницах «Нового мира» с «Заметками критика» (1958, N 11) интересно, в частности, и тем, что это полемический этюд – жанр, столь редкий в наших журналах.
Правильно возражает А. Дементьев против статьи С. Старца в журнале «Дон» с вульгарным истолкованием принципа партийности искусства, которую тот сводит лишь к подчинению партийной дисциплине. «Ему и в голову не приходит, – пишет А. Дементьев о С. Старце, – что, кроме дисциплины, доказательством сердечной привязанности писателей к партии является создание ими высокохудожественных произведений, партийных по своему содержанию и направлению, что партийность означает коммунистическую идейность».
Однако в этой полемике следовало бы сильнее подчеркнуть, что если неправильно сводить принцип партийности исключительно к вопросам дисциплины и контроля, то, с другой стороны, глубоко ошибочно и вредно отрицать важность и необходимость практического организационного руководства литературой. Нельзя забывать, что в острой схватке с современной буржуазной идеологией, с ревизионистами вопросы партийного руководства искусством должны быть поставлены со всей остротой и определенностью. Здесь мы не пойдем ни на какие уступки, ибо время показало, каких творческих успехов добились советские писатели под мудрым руководством ленинской партии. Отметая всяческую вульгаризацию принципа партийности, мы в то же время во весь голос провозглашаем незыблемость этого принципа в его глубоком ленинском, подлинно партийном понимании. И хорошо, что редакция «Нового мира» уделяет внимание разоблачению буржуазного ревизионизма, в какие бы одежды он ни рядился (статьи Мих. Лифшица «Философия жизни» В. Видмара», И. Радволиной «Прямой разговор» и другие).
С увлекательными «Заметками о мастерстве» выступил в журнале С. Маршак (1958, N 7 и 9). Приходится сожалеть о том, что «Трибуна писателя» в «Новом мире» зачастую пустует. В прошлом году там появились лишь С. Маршак и Назым Хикмет («В Ташкенте», 1958, N 12), а в нынешнем году здесь еще не было ни одного писательского выступления, если не считать интересных выдержек из книг покойного И. Бехера.
Мы пока ничего не сказали о литературоведческих работах в журнале. Можно было бы назвать весьма дискуссионную статью С. Штут по поводу «Двенадцати» А. Блока (1959, N 1), исследовательскую работу «Дело о вольнодумстве» и творчество Гоголя» С. Машинского (1959, N 3). В одной из рецензий (Г. Бялого) журнал дает справедливую отповедь вульгаризаторским рассуждениям В. Архипова о Тургеневе. Среди публикаций: заметки И. Новича о Горьком, А. Рубинштейна о Шолом-Алейхеме и другие.
Наше обозрение подошло к концу.
«Новый мир» имеет обязывающее наименование. Надо откровенно сказать, что ни в прозе, ни в поэзии журнала новый мир во всей своей захватывающей и привлекательной красоте пока не виден. Не чувствуется, что редакция деятельно организует творческие силы, способные достойно отобразить дела и дни нашей великой современности. А между тем нельзя забывать, что нашим журналам принадлежит большая роль в решении основной творческой задачи, стоящей ныне перед советской литературой: «запечатлеть героический подвиг народа – строителя коммунизма» (Н. С. Хрущев).