Леся Украинка и зарубежные литературы
I. Журавська, Леся Украінка та зарубіжні літератури, Видавництво АН УРСР, Киïв, 1963. 231 стр.
Новая книга И. Журавской является как бы продолжением ее предыдущего труда «Иван Франко и зарубежные литературы» (Киев, 1961). В мировоззрении Ивана Франко и Леси Украинки можно найти немало общих черт. Но при всем том исторические условия жизни обоих писателей оказали влияние на их общественно-политические взгляды. Леся Украинка жила в стране, где развертывалось могучее социал-демократическое движение, в котором и она принимала участие. Марксистские идеи насыщали ее творчество, определяли его содержание.
Подобно Шевченко и Франко, Леся Украинка черпала темы, сюжеты и образы из несметной сокровищницы мировой культуры. Она переосмысливала библейские легенды, античные и средневековые сказания, эпос славянских народов, исторические события былых веков. И перед исследователем открываются богатые перспективы изучения деятельности Леси Украинки как критика зарубежных литератур, поэтессы, разрабатывающей в своих произведениях «вечные сюжеты» мировой культуры, осмысляющей закономерности развития литературных течений, наконец, переводчицы произведений классиков мировой литературы.
Одно это перечисление показывает, насколько сложной и многосторонней была задача исследователя: необходимо обладать серьезной «эрудицией не только в области истории мировой литературы, но и в области социологии, экономики, истории. Можно сказать, что И. Журавская преодолела эти трудности.
На первый взгляд, самый план книги кажется до известной степени случайным; в первой главе подвергается анализу критико-литературная и публицистическая деятельность Леси Украинки, во второй – драматические поэмы, написанные на известные в мировой литературе сюжеты, в третьей – рассматриваются переводы зарубежных поэтов.
Такое расчленение общей темы «Леся Украинка и зарубежные литературы» по жанрам можно было бы считать спорным. Однако И. Журавская, придерживаясь принятой ею композиции, успешно справляется с поставленной задачей. Она выдвигает важнейшие проблемы творчества Леси Украинки (отношение художника к действительности, его положение в обществе, проблема национального и социального освобождения, реализм и народность творчества Леси Украинки), не повторяясь ни в одной из глав и находя каждый раз новый конкретный материал для подтверждения своих основных положений.
Главные критические работы Леси Украинки, как известно, печатались в прогрессивном русском журнале «Жизнь» и по своим установкам близки к работам отечественных и зарубежных марксистских критиков – Плеханова, Меринга, Лафарга. Можно пожалеть, что И. Журавская недостаточно привлекла к исследованию работы В. Воровского, М. Ольминского, А. Луначарского. Было бы очень полезно установить общность взглядов Леси Украинки и русских критиков-марксистов на процессы развития западноевропейской литературы. Будучи вполне самостоятельной в освещении путей и перепутий итальянской, французской, польской, немецкой литератур ее времени, Леся Украинка в своих выступлениях против оголтелого индивидуализма, упадочничества, принципиального ухода от общественной активности, против аморализма и прославления ницшеанства шла в одном русле с Горьким и русскими марксистскими критиками. К сожалению, об этом в монографии И. Журавской говорится очень бегло.
Гораздо тщательнее разработан вопрос об отношении Леси Украинки к социально-утопическому роману. Здесь, насколько нам известно, автор впервые вовлек в орбиту исследования существовавшие в ту пору работы о социальных утопиях Е. Кирхенгейма и А. Фогта – известных буржуазных социологов. Леся Украинка не могла не знать этих книг, и отсюда проистекает ее скрытая полемика с теоретиками реакционной утопии. В статье «Утопия в беллетристике» (русский вариант «Утопия в беллетристическом смысле») она выдвинула идеал народного, социалистического государства, предвещающего невиданный расцвет человеческой личности.
Правильно оценивая позицию Леси Украинки как сторонника самых передовых теорий научного социализма, И. Журавская показывает, что писательница отстаивала не утопические идеалы какого-то неосуществимого строя, а вполне достижимые путем борьбы революционные идеалы. В статье «Утопия в беллетристическом смысле» Леся Украинка осуждает английского писателя В. Морриса за концепцию его утопического романа «Веста ниоткуда», где жизнь будущего общества рисуется идиллически, без всяких конфликтов и борьбы: «Эти люди пьют, едят, работают, даже любят друг друга, делают все это красиво, изящно, но, в сущности, они не живут. У них «нет борьбы, этого непременного условия жизни».
Ясно, что и искусство, порожденное этой неестественной, утопической жизнью, должно быть бесцветным, безличным, лишенным идей, пустой забавой.
Истинная же цель искусства – правдиво изображать жизненные конфликты. Эстетический критерий Леси Украинки включает в себя требование общественно-политической направленности искусства, пропаганды прогрессивных, демократических идей.
Непримиримостью к мировоззрению реакционных, декадентских представителей литературы проникнуты и драматические поэмы Леси Украинки. Автор книги сопоставляет художественное и идейное содержание ее драм, в основу которых положены библейские и евангельские сюжеты («Вавилонский полон», «На руинах», «На поле крови»), с произведениями зарубежных драматургов на эти темы. Это сопоставление касается не частностей, а таких важных проблем, как право народа на свободу и независимость, как роль вождя в обществе. И. Журавская правильно указывает, что, обращаясь к прошлому, Леся Украинка звала к будущему, а не идеализировала это прошлое подобно декадентам, «уходившим от реальной действительности в мистическое средневековье или искавшим в античной драматургии лишь подтверждение идей фатальной обреченности человека» (стр. 68).
И. Журавская, привлекая обильный, доселе еще не использованный исследователями материал, показывает, что Леся Украинка была вполне самостоятельна в своем отношении к христианству и его исторической роли. В «отличие от буржуазных писателей (Уоллес, Сенкевич, Мережковский, Георг Эберс, почему-то превращенный автором книги в Эверса) Леся Украинка не идеализировала христианство как идеологию всепрощения и мученичества, не противопоставляла ему языческую жестокость римлян. Поэтесса с революционных позиций подошла к обществу ранних христиан и обнаружила внутри него непримиримую классовую борьбу между епископской верхушкой и прихожанами – бедняками и рабами («В катакомбах», «Руфин и Присцилла», «Адвокат Мартиан»). Леся Украинка, по мнению автора, не только отвергла декадентско-мистическое толкование роли христианства как успокоителя угнетенных и обиженных и проповедника классового мира – поэтесса не приняла и народнической антиклерикальной трактовки христианства, «когда подвига христиан во имя веры отожествлялись с восстанием римских рабов», – об этом свидетельствует ее драматическая поэма «В катакомбах». Раб-неофит в поэме «В катакомбах», варвар Нартал в «Руфине и Присцилле» – мужественные, непокорные, протестующие люди, которые убеждаются, что христианская проповедь смирения не даст им свободы. Их путь лежит в лагерь рабов-повстанцев, их подлинными героями становятся легендарный титан Прометей и вождь повстанцев Спартак.
Автор книги охватывает в этой главе и очень актуальные для того времени вопросы национальной и социальной борьбы. Но тут, наряду с убедительной аргументацией, встречаются суждения, с которыми никак нельзя согласиться. Разбирая драматическую поэму «Оргия», где пружиной драматического действия является резкое столкновение между римлянами-угнетателями, поработившими греческую культуру, и греками-патриотами, И. Журавская очень упрощенно переносит этот конфликт в область отношений между украинской и русской культурами в условиях царской России: «…создавая среду и колорит далекой эпохи, Леся Украинка ставила целью показать украинскую интеллигенцию, в частности, художников, в условиях царской России, противопоставить подлинных сынов своего народа тем, кто пренебрегал национальной культурой, приспосабливался к условиям и законам, продиктованным российским самодержавием» (стр. 113).
Конечно, когда Леся Украинка обратилась к сюжету «Оргии» и выбрала для поэмы подлинно историческую обстановку, рисуя взаимоотношения между римлянами-поработителями и покоренными греками, она думала и об украинской культуре, угнетаемой русским самодержавием, а также затрагивала и более общий вопрос национального самоопределения народов. Однако нельзя прибегать здесь к прямым аналогиям.
Нужно было гораздо четче сказать о том, что в этой драматической поэме, как и во всем творчестве, Леся Украинка пропагандировала социалистическое, а не националистическое разрешение вопроса освобождения нации. Ее Герой Антей мужественно отказывается от прислужничества римским поработителям, но он вовсе не порывает с культурой римского народа. Взгляды Антея, в уста которого вложены мысли самого автора, нельзя понять во всей полноте без учета ленинского учения о наличии двух культур внутри каждой нации.
Анализируя одну из лучших драматических поэм Леси Украинки «Каменный хозяин», И. Журавская дает краткий обзор всех драматических разработок легенды о Дон Жуане, начиная от пьесы Тирсо де Молинз «Севильский обольститель», в основу которой положена история кастильского дворянина Дон Жуана Тенорио (XIV в.), и кончая сатирической комедией Бернарда Шоу «Человек и сверхчеловек», где героем является Джон Теннер – вариант Тенорио.
Проблема «сверхчеловека», ницшеанского индивидуалиста и эгоиста, проповедника культа наслаждений прочно вошла в декадентскую литературу эпохи, начиная от Пшибышевского, Д’Аннунцио и кончая русскими и украинскими декадентами. И. Журавская устанавливает философскую и этическую природу прославления «сверхчеловека» в буржуазном обществе эпохи империализма. Это сделано с большой полнотой и хорошим знанием материала. Но в самое толкование образа Дон Жуана из поэмы Леси Украинки надо внести некоторый корректив. Леся Украинка слила в своей поэме два различных типа Дон Жуана: Тенорио – бездумного соблазнителя, безбожника, попадающего в католический ад, и Маранья – искателя, идеалиста, в котором есть черты Фауста и который, раскаявшись в вечных поисках идеала, кончает жизнь в монастыре в «благоухании святости». У Леси Украинки донна Анна говорит, обращаясь к гостям:
Позвольте вам представить, господа.
Сеньора де Маранья из Севильи,
Маркиза де Тенорио.
Это красноречиво показывает, что поэтесса взяла существенные черты из генеалогии обоих прототипов Дон Жуана. Она изобразила бунт смелого, но бескрылого индивидуалиста, который в конце концов должен подчиниться каменным, консервативным устоям феодальной жизни: он не может найти из нее выхода. «Каменный хозяин» – это прямая реплика на пушкинского «Каменного гостя». На пиру жизни пушкинского Дон Жуана Командор – только случайность, только Каменный гость. Но Командор в поэме Леси Украинки – это каменный хозяин, которому подчиняется вся омертвевшая жизнь испанского кастового общества.
Нельзя согласиться с И. Журавской, что между трактовками образа Дон Жуана Пушкиным и Лесей Украинкой нет ничего общего (стр. 157), но поэтесса выделила эгоистические и анархические стремления Дон Жуана, его погоню за иллюзорной «свободой личности». Леся Украинка иронически называет своего героя «рыцарем свободы», потому что под свободой он разумеет только аморальность и анархическую распущенность.
Развенчание образа Дон Жуана в тех исторических условиях было делом высокого этического долга. У Леси Украинки «вечный сюжет» приобрел современное звучание: поэтесса создала острый памфлет на «сверхчеловека» буржуазного общества.
Третий раздел книги посвящен, как уже говорилось, переводам Леси Украинки, главным образом из Гейне, Гюго и Шекспира. Сравнительный анализ переводов Леси Украинки и переводов Ивана Франко и Грабовского помогает уяснить особенности ее переводческой работы.
Книга И. Журавской – серьезный исследовательский труд. Именно поэтому совершенно необязательно объяснять квалифицированному читателю, что значит «триптих» (стр. 116) или «апокриф» (стр. 117). Есть и явные оговорки: на стр. 12 вместо поэмы «Давня казка»говорится»Осіння казка»; на стр. 201 – 202 сообщается, что в 1889 году поэтесса перевела «Ткачи» Гейне и одноименную драму Гауптмана. Но у Гейне стихотворение называется «Силезские ткачи» («Die schlesischen Weber») и написано оно вовсе не четырехстопным ямбом, как утверждает автор, а дольником.
Работа «Леся Украинка и зарубежные литературы» достойна внимания исследователей. Она лишний раз убедительно показывает многогранность творчества выдающейся украинской поэтессы, вышедшей на рубежи мирового искусства.