Курс выживания для подростков. Эдуард Веркин

Говорить с читающим подростком можно по-разному. Назидательно. Доверительно. Откровенно. Свысока или, наоборот, заигрывая. От того, как выстроен диалог (или монолог) в книге, предназначенной для подростка, зависят глубина и сила воздействия. Ну, и популярность книги, конечно.

Эдуард Веркин на недостаток популярности пожаловаться не может. Вниманием критики не обделен. В наличии престижные премии — «Заветная Мечта» (2006, 2007, 2013); Литературный конкурс им. С. В. Михалкова (2010); Международная детская литературная премия им. В. П. Крапивина (2012); «Книгуру» (2012). Есть свой собственный сайт и фан-клуб (http://www.verkin.ru, https:// vk.com/club16632957). Однако при попытке вписать автора в современный контекст возникают затруднения. Действительно, к чему бы отнести его прозу? Вроде бы пишет «всерьез» — и одновременно из-под его пера появляются детективные повести. Публикуется в популярной серии «Большая книга приключений», работает в области подростковой фантастики — но, допустим, «Хроника Страны Мечты» явно выходит за рамки фэнтези — слишком недетские вопросы в ней поднимаются…

Вероятно, в случае Веркина мы имеем дело не с детской, а именно с подростковой литературой. Писатель умеет говорить с представителями данной возрастной категории как никто другой — твердо и беспощадно, не обещая и не обнадеживая. Он сообщает то, о чем обычно говорят с осторожностью: мир жесток и непредсказуем, и это надо принять, научиться в нем жить и, может быть, даже стать счастливым. Вот так, невзирая, как говорит одна из веркинских героинь, двенадцатилетняя Аглая (повесть «Герда», 2015).

Веркин активно работает со стереотипами. Одни он безжалостно ломает, другие мастерски использует. Причем использует не для пошлого заигрывания с читателем, не для того, чтобы общаться с подростком «на равных»; нет, работая в жанре детектива или популярной ныне «страшилки», автор, по-видимому, сам испытывает удовольствие. Ну естественно: чего ждать от человека, который в числе своих литературных пристрастий упоминает Стивена Кинга? Однако назвать, допустим, «Чудовище с улицы Розы» (2005) заурядным подростковым хоррором как-то не получается. Слишком уж глубок и трагичен образ мальчика Сени, в одиночку вступающего в схватку со злом. Если же вспомнить, как в повести достоверные события искажаются общественным мнением, а затем трансформируются в миф, в котором Сеня уже не спаситель, а злодей… Ощущение тотальной несправедливости тем крепче, что вдумчивый читатель с легкостью отыщет подобные примеры в действительности. Это ощущение настолько остро, на грани безнадежности, что с ним может примирить только одно: бесконечная жертвенность героя, его готовность идти в этой войне до конца, даже без надежды, что жертву примут, а подвиг оценят. Да он и не воспринимает свои действия как подвиг. Просто — так сложилось. Просто есть приемная семья: Ма, Па, сестра Ли, которых он должен защищать. И он защищает.

С чудовищем по имени Римма тоже все не так просто. Вне сюжета ее образ рождает множество аллюзий, самая явная из которых — вендиго, ледяной дух, распространенный вообще-то у алгонкинских племен Северной Америки. Почему вендиго? Это один из самых грозных персонажей у канадских индейцев, телесное воплощение голода, кровавый каннибал и азартный охотник. По одной из версий, вендиго становится тот, кто попробовал человеческого мяса. Перешел запретную черту, отделяющую человеческое от не-человеческого. И теперь его мучит ненасытимая жажда, она одна поддерживает в нем жизнь.

Можно, конечно, провести символические параллели, порассуждать о природе каннибализма и принципе выживания сильнейшего, о пожирании себе подобных в современном конкурентно-потребительском обществе. Но Веркин не углубляется в мифологию. Он показывает очень простую и очевидную вещь, которая считывается с поверхности даже самым неискушенным читателем. Вендиго — чужак. Он персонаж другой культуры. К нему не привыкли, а значит, его образ пока исключает возможность интерпретации. Он демонстрирует противоестественную, чуждую, нечеловеческую и однозначно негативную природу зла. Оно прорастает незаметно и рядом, его могут распознать лишь немногие, и оно, подобно любви, «никогда не перестает».

Мотив неубиваемого, или возрождающегося, зла у Веркина — постоянный. Но в этой константе нет ничего от конформистской теории равновесия, да и от диалектики тоже. Зло у Веркина ничуть не романтизировано, оно отвратительно и уродливо, оно дурно пахнет. Колдунья в облике белой кошки с омерзительно-красной пастью («Правда о привидениях», 2005), бомжи-«центавры» из упомянутой уже реалистической повести «Герда»… Нет в них ничего ни от воландовско-вандергудовской утомленности жизнью, ни от демонической страсти — того, что досталось нам от русской классической литературы; ничего от более понятной широкому кругу читателей благородной инфернальности вампиров или даже от лукавства и остроумия Баламута — образов литературы зарубежной. Неприкрытое зло, которое пакостит этому миру и которое должно быть уничтожено! Но пока не уничтожено, а может быть, и неуничтожимо…

Принято считать, что детской книге необходим хороший финал. Не убойный хеппи-энд и не сказочная развязка, но возможность выхода, момент преодоления или — в крайнем случае — светлая грусть. У Веркина все не так. У него нет пресловутого света в конце туннеля. У него и туннеля-то нет. Есть мир, в котором хаотично перемешано плохое и хорошее. И человек не столько ищет свое место в мире, сколько пытается подстроить мир под себя. Структурирует вокруг себя пространство по собственным схемам, усвоенным в разное время, возможно, в детстве. При этом он использует все, что видит вокруг и до чего может дотянуться. И плохое, и хорошее. В том числе и ближнего своего. И тут уже кто кого. Кто сильнее.

Это горькое откровение проявляется уже в знаменитом фэнтези-цикле «Хроника Страны Мечты» (2006-2013). В пяти книгах «Хроники…» по-разному отражаются отношения между мирами реальности и фантазии. Казалось бы, тема использовалась многократно и с разным успехом; однако Веркину удается не только создать атмосферу выдуманного мира, но и наполнить напряженным драматизмом чуть ли не каждую сцену.

Писатель открыто эксплуатирует многочисленные штампы и стереотипы подросткового мышления. Здесь и киберпсы, и роботы, и секретное оружие, и тайная исследовательская база. И реалии фэнтезийного мира: гномы, тролли, драконы. Страна Мечты (да, вот так незамысловато) — это такой причудливый мир, который, во-первых, принадлежит исключительно детям, и, во-вторых, здесь возможно все! Мир, в котором воплощаются самые невероятные фантазии самых разных людей.

Вот почему Страна Мечты — это не идеальное место, где райские кущи, розовые облака и горы мороженого либо приключения, опасности, драконы, воины, пираты и прочее и где все заканчивается неизменно хорошо. Главный герой «Места Снов» Зимин обескуражен не меньше читателей, обнаружив по ту сторону реальности унылый пейзаж и не слишком приветливых аборигенов. И счастливого финала здесь никто не обещает, тебя могут запросто захватить в плен, продать в рабство, убить, наконец! Правда, в последнем случае героя просто перекинет в реальный мир — но и этот спасительный акт, кстати, происходит довольно мучительно и не без последствий для психики.

Впрочем, писателя, кажется, не слишком заботит, как выглядит Страна Мечты. Гораздо важнее понять, чем вообще обусловлено ее существование. Почему в «Месте Снов» (так называется первая книга цикла) оказываются в большинстве своем неудачники, не принятые внешним миром? «Все какие-то озлобленные приходят. Всем стрелять хочется», — говорит один из старожилов Места Снов. В общем, это понятно. В Стране оказывается тот, кого отвергли в реальном мире. Плохо то, что отверженные забирают с собой самое худшее: агрессию, злобу, желание побеждать любой ценой. Но сквозной персонаж «Хроники…» Пашка (он же Всадник П, Персиваль, Перец) говорит о том, что здесь, по крайней мере, все по-честному: «Здесь я человек и живу как человек. Никто надо мной не висит.