№12, 1967/Обзоры и рецензии

Книга о литовском стихе

Ю. Гирдзияускас. Литовское стихосложение. Формирование силлабо-тонической системы, «Вага», Вильнюс, 1968, 283 стр. (на литовском языке).

Развитие литературоведческой мысли в Литве всегда было тесно связано с насущными потребностями современного ей литературного процесса. Поиски новых путей в литературе обычно отмечались усиленным вниманием также и к вопросам поэтики. Литературоведческие труды таких писателей, как Б. Сруога, В. Миколайтис, с именами которые в истории новой литовской литературы связан значительнейший этап, составляют яркие страницы литовской науки о литературе. Думается, что возрастающий сейчас интерес к проблемам развития поэтического языка, уже давший хорошие результаты в исследованиях В. Кубилюса, В. Заборскайте, тоже в какой-то мере можно соотнести с новым подъемом литовской поэзии, начавшимся в конце 50-х годов. Вместе с тем большую глубину приобретает и стремление к систематизированию и обобщению исторического материала, в последнее время преобладавшее в литовском литературоведении. История литературы предстает уже не только как история общественной мысли, но и как история литературных форм, имеющих свое специфическое содержание.

С этой тенденцией связано и исследование молодого ученого Ю. Гирдзияускаса «Литовское стихосложение», посвященное проблемам исторического развития литовского стиха, становлению основной его системы – силлабо-тонического стихосложения. До сих пор в формировании литовского силлабо-тонического стиха главная роль обычно приписывалась внешнему влиянию – немецкому и русскому (а в формировании силлабического стиха – польскому). Ю. Гирдзияускас стремится раскрыть сложное взаимодействие импульсов, идущих от чужой стиховой культуры, с просодическими свойствами литовского языка. «Стих и язык» – вот главная тема исследования. Опираясь на богатый фактический материал, приводя выразительные статистические подсчеты, сопоставляя литовские переводы духовных песен (преобладающий стихотворный жанр в старой литовской литературе) с оригиналами, тексты – с напевами, исследователь убедительно доказывает, что такие ритмические особенности первых литовских стихотворных текстов, как характер каденций стихов и рифмы, расположение ударений внутри стиха, возникновение элементов силлабо-тонического стиха, «зависели прежде всего от естественных фонетических законов литовского языка, а не от переводимых оригиналов». В многовековой истории литовского стиха автор прослеживает процесс адекватного приспосабливания заимствованных метрических норм к фонетике литовского языка, постепенное раскрытие в языке новых ритмообразующих факторов, превращение стиха из формы, сковывающей выразительность языка, в богатое экспрессивными возможностями средство.

В монографии уточнена принятая классификация систем литовского стихосложения. По примеру польских стиховедов, кроме силлабического и силлабо-тонического стихосложения, автор выделяет в истории стиха еще третью систему – синтаксическо-интонационную, где метрическую роль играет урегулированность синтаксического строя и эмбриональная рифма, возникшая как следствие синтаксического уподобления стихов. Исследователь доказывает, что в первых литовских стихотворных текстах как естественное ударение языка, так и силлабические константы лишены метрической роли. Для дальнейшего развития силлабического (в сфере влияния польского стиха – в Великом княжестве Литовском) и силлабо-тонического (в Восточной Пруссии – в немецком культурном ареале) стиха общей основой было стремление к изосиллабизму, урегулирование каденций, введение фиксированного метрического ударения.

Уже в середине XVII века в литовской письменности в Восточной Пруссии проявляется отчетливое тяготение стиха к двусложным силлабо-тоническим размерам, а в Великом княжестве Литовском окончательно утверждается изосиллабизм. Но так как для стихотворных текстов в то время была характерна яркая метрическая трансакцентация, исследователь предлагает рассматривать эти явления лишь как тенденцию силлабо-тонического (или соответственно – силлабического) стиха, а не как самостоятельные системы.

Большое место в монографии уделено развитию литовского стиха в XIX веке. В стихе А. Страздаса, автора первого печатного сборника стихотворений светского содержания на литовском языке, раскрывается сложное взаимоотношение поэта с традициями литовской письменной стихотворной речи, литовским народным стихом, а также польским стихом. Доказывается, что закономерные повторы естественных языковых ударений в стихе А. Страздаса хотя еще и не играют метрической роли, но уже выполняют довольно яркую стилистическую функцию.

Отдельные тенденции силлабо-тонического стихосложения прослежены и в творчестве А. Баранаускаса, создавшего самые совершенные образцы литовского силлабического стиха.

Монография завершена анализом стиха Майрониса. На конкретных примерах исследователь раскрывает богатые экспрессивные возможности, которые заключены в характерных для поэта размерах, в разных их вариациях внутри стиха и внутри строфы, во взаимодействии между метрикой и синтаксическим строем стиха, в звуковых повторах. Автор делает вывод, что Майронис, по-новому осмыслив традиционные структурные элементы стихотворной речи, раскрыв в силлабо-тоническом стихе большие возможности для выражения тончайших нюансов поэтического содержания, тем самым окончательно закрепил силлабо-тоническое стихосложение в литовской поэзии.

Монография носит прежде всего историко-литературный характер, но, разрабатывая впервые в литовской науке сложный комплекс стиховедческих проблем, исследователь вынужден ставить и основные теоретические вопросы стиха. Для автора монографии характерно полемическое подчеркивание содержательности всех выразительных средств стихотворной речи, подчинение анализа ритмической структуры анализу поэтической структуры как целого. Тем самым монография включается в основное русло поисков современной стиховедческой мысли, стремящейся перейти от описательности к анализу стиховой семантики. Вопрос только в том, как понимать содержательность стиха: видеть ли в стихе только разновидность общеречевой деятельности и ограничить его значение общеязыковыми функциями (эмоциональной и коммуникативной) или рассматривать его как особый языковой знак, имеющий свое специфическое значение, обогащающий текст новой информацией, которую никаким другим способом передать нельзя.

Ю. Гирдзияускас видит специфику стихотворной речи в том, что она, в отличие от прозаической, наделена метрической нормой – «закономерным повтором фонетико-интонационных элементов языка». Такое определение стихового метра выгодно отличается от привычного противопоставления метра как идеальной нормы и ритма как конкретной ее реализации. Оно применимо не только к силлабо-тоническому стиху, но и к любой другой системе стихосложения, так как подчеркивает родовое свойство стиха – постоянное напряжение между метрической «изготовкой» и ее разрешением. Исследователь отмечает значение метрического фона для выявления ритмического своеобразия отдельных стихов, увеличения тесноты стихового ряда. К сожалению, более детально эта мысль не развивается. В своих дальнейших теоретических рассуждениях автор видит смысл стиха прежде всего в выполнении коммуникативной функции общеречевой деятельности, отождествляет ритмическое членение стиха с членением речи на синтагмы. Он не только утверждает, что синтагма «также и в стихотворном языке остается самой меньшей и неделимой единицей», но склонен считать ее даже основным определителем ритма («динамическая структура одной синтагмы определяет динамическую структуру следующей»), что уже явно противоречит утверждению о наличии в стихе самостоятельного метрического импульса. Приняв такую точку зрения, исследователь абсолютизирует также и значение словораздела, как ритмообразующего фактора. И хотя в конкретном анализе стихотворных текстов крайности этих теоретических выводов не так явны, все же такие вопросы, как отношение словоразделов к метрическому членению стиха, взаимосвязь между ритмическими вариациями стихов и их метрической схемой, остаются за пределами монографии.

Конструктивное значение стихового ритма более детально не раскрывается, поэтому соотношение разных средств выражения в системе стиха начинает порой выглядеть не как динамическое единство, а как простое статистическое сложение. Хотя неоднократно подчеркивается зависимость всех экспрессивных средств от идейно-эмоционального содержания, все-таки остается неясным, как возникает это содержание, что является его носителем в стихе, каково здесь значение активной работы ритма. Обращение к внеязыковой реальности в этих случаях только подменяет один вопрос другим. Таким образом, при анализе художественно наиболее сложных произведений появляются страницы, в которых ритмический анализ подменяется общестилистическим, а то и просто наивно-психологическим комментарием.

При общей неразработанности методологии семантического анализа стиха, конечно, довольно трудно избежать противоречий, тем более в исследовании, которое впервые поднимает основные стиховедческие проблемы. Эта противоречия отнюдь не отрицают значительности пионерской для литовского литературоведения монографии. Вызванная живыми потребностями современного литературного процесса, монография эта сама становится активным фактором литературной жизни. Напоминая о взлелеянной в веках культуре литовского стиха, она предостерегает от поспешных осуждений «традиций умирающей поэтики», «ограниченной классической модели стиха». Монография Ю. Гирдзияускаса убедительно показывает, что классики литовского стиха не только не отказывались «выдвигать перед собой более сложные поэтические задачи», а, наоборот, в новаторских поисках открыли заложенные в литовском языке большие поэтические потенции. Такое напоминание о преемственности национальной традиции крайне необходимо для развития современной литовской поэзии, для большей ее зрелости и глубины,

г. Вильнюс

Цитировать

Настопка, К. Книга о литовском стихе / К. Настопка // Вопросы литературы. - 1967 - №12. - C. 194-197
Копировать