№6, 1960/Обзоры и рецензии

Китайские литературные памятники

За последние годы вышло множество переводов с китайского, книг и статей о китайской культуре. Непривычность звучания не помешала тому, что читатели усвоили имена Бо Цзюй-и, Ли Бо, Пу Сун-лина и других; запомнили названия «Шицзин», «эпоха Сун», «Дао дэ цзин». И не только запомнили, – далекие авторы предстали перед ними со всей своей индивидуальностью. Китайская литература все прочнее и основательнее входит в наш духовный, быт.

Постепенно читатели все глубже проникаются той простои мыслью, что и в литературном отношении земля, тоже круглая и покоится она не на китах национальной ограниченности, а на равноценных и в существе своем очень сходных усилиях писателей в разных концах земного шара.

Китайская литература необыкновенно богата памятниками. Некоторым из них повезло: они все время находились и находятся в поле общественного внимания, их читают, о них говорят, их знают и понимают многие. Другие столетиями стоят на полках библиотек и ждут очереди сказать свое слово. О них знают очень немногие, они не участвуют в бурной литературной жизни. Но приходит и их час.

Среди изданий Академии наук существует замечательная серия, основанная акад. С. Вавиловым, «Литературные памятники». Знакомя общественность с лучшими памятниками мирового искусства слова, редколлегия серии включила в их число четыре китайские книги1.

Выбор сделан очень удачно. Каждый из этих памятников имеет исключительное значение для истории собственно китайской литературы. Самым древним из них является, как известно, «Шицзин» – «Книга песен и гимнов», с которой началась история китайской художественной литературы! Простые Народные песни и бесхитростные гимны, сложенные в честь предков и царей, на протяжении двух тысяч лет производили на читателей столь сильное впечатление, что каждое слово в них обросло множеством толкований и обогатилось такими ассоциациями и символикой, какие и не снились первоначальным авторам песен. Причина подобного обогащения народных песенок «Шицзина» заключается именно в их простоте, – слова песен настолько скупо и точно передают то, что взволновало певца, что в их лаконичности и простоте вдруг открывается бездна смысла, они становятся приложимы к чрезвычайно широкому кругу явлений.

Вот, например, песенка «Хитрый мальчишка»:

Хитрый мальчишка

Мне слова не скажет совсем…

Иль без тебя я

Больше не сплю и не ем?

Хитрый мальчишка

Со мной не разделит еду!..

Иль без тебя я

Покоя теперь не найду?

Здесь простота на уровне детской песенки, но традиционная конфуцианская наука видела в ней намеки на разлад между юношами и опытными мужами государства, доискивалась исторических параллелей и не хотела видеть только того, что в этих строчках есть, – бесхитростной любовной песни, настолько примитивной, что в ней можно увидеть все, что угодно.

Это первозданная простота – основная особенность поэтики песен «Шицзина».

А. Штукин, которому принадлежит первый в истории отечественной синологии полный перевод «Шицзина», правильно уловил эту особенность. Ему пришлось преодолеть огромное число трудностей, прежде чем он смог просто верно прочесть текст, пробиться к истинному смыслу стихов сквозь лес традиционного комментария, только затемнявшего дело. Не все, может быть, удалось А. Штукину с точки зрения поэтической, но основное он, безусловно, сделал и передал своеобразие древних китайских песен и избежал при этом как дурной литературной гладкописи (сами песни и в оригинале порой просто корявы), обесцвечивающей некоторые наши переводы, так и стилистического разнобоя, который происходит тогда, когда переводчик черпает лексику и поэтические приемы неразборчиво. Может быть, когда-нибудь «Шицзин» и будет переведен на русский язык вновь (существует же около десятка его английских переводов!), но пока что все, кто пожелает ознакомиться с одним из старейших поэтических произведений человечества (песни «Шицзина» возникли в XI — V веках до н. э.), смогут это сделать по добросовестному и полному переводу А. Штукина.

Выше я уже говорил, что с «Шицзина» началась по существу литературная традиция в Китае. Но это была еще анонимная поэзия, во многом, конечно, фольклорная. Тем не менее на долгие века «Шицзин» определил развитие китайской поэзии, ее стилистические и национальные особенности: лаконизм, простоту образов, связь с музыкой и ту особенную емкость, которая открывает простор для различных пониманий текста. «Тысячу раз можно прочесть четверостишие, и тысячу раз найти в нем новый смысл», – говорили в древнем Китае. Примерно в том же отношении к прозе, что «Шицзин» к китайской поэзии, стоит другой памятник – новеллы периода правления в Китае династии Тан (618 – 908). До появления этих новелл в Китае была лишь проза несамостоятельного значения: исторические хроники, эссе, изящно написанные предисловия, а также такие жанры, как эпистола, эпитафия и даже государственный указ, который относили к художественной словесности, если он был хорошо написан (с точки зрения стиля и сохранения литературной традиции). Имелось, разумеется, много легенд, сказок и устных рассказов, но это все в малой степени затрагивало письменную литературу, оставаясь в кругу фольклора.

Положение изменилось при династии Тан, когда развитие городов, стремительный рост их населения, а также демократизация литературы, вызванная гуманистическими устремлениями века, привели ряд писателей, обладавших незаурядный дарованием и знанием как быта своего времени, так и всей суммы традиционного литературного наследия, к обработке, записи и созданию новелл, весьма различных по содержанию (среди них были фантастические, любовные, авантюрные, назидательные, религиозные произведения), но объединенных рядом формальных особенностей, как берущих начало от фольклорных истоков новеллы, так и созданных литераторами. Для новелл характерен, например, живой разговорный язык, занимательная фабула, соединение прозы со стихами.

Новелла, опирающаяся на фольклор, стремится прежде всего к занимательности, и потому в ней много необычайного и фантастического. Немало мастеров пробовало свои силы в жанре новеллы: Ли Гун-цзо, Шэнь Я-чжи, Бо Син-цзянь, Ду Гуан-тин, поэты Юань Чжэнь и Чэнь Хун и многие другие.

Собранные воедино, танские новеллы составляют настолько огромный свод, что издание полного перевода его на русский язык в настоящее время практически едва ли осуществимо. Поэтому О. Фишман избрала ответственный и трудный путь – дать в своей книге лучшие и наиболее характерные образцы новелл. Надо сказать, что ей удалось блестяще справиться с этой задачей. Конечно, можно расширить рамки издания (можно было бы более полно представить творчество наиболее известных авторов, а также больше внимания уделить новеллам с религиозным содержанием), но и в том составе, который напечатан, книга дает достаточно полное и ясное представление о танской новелле, выборочная публикация которой соответствует, в частности, и китайской научной традиции.

Перевод сделан очень хорошо и удачно передает легкий, порой куртуазный, порой задумчиво поучительный тон новелл, пронизанных жизнеутверждением и стремлением видеть людей красивыми и свободными – прежде всего в области личных отношений. Естественно, что в новеллах, утверждавших индивидуальные права человека, весьма значителен элемент социального протеста, а порой даже сатиры на общественные неустройства.

Важное место в истории китайской прозы занимает памятник XVII века «Удивительные истории нашего времени и древности». Хотя сам он появился в конце первой половины XVII века, но вошедшие в него рассказы начали возникать и складываться в виде фольклорных повествований значительно раньше, очевидно еще в X – XII веках. Рассказы эти – в основном о реальных исторических лицах, а также о неподкупных героях, о нищих бродягах, о благородных гетерах.

На первый взгляд рассказы из сборника «Удивительные истории нашего времени и древности» напоминают танские новеллы занимательностью фабулы, соединением прозы со стихами, свободным перенесением действия из мира действительного в мир воображаемый. Но между тайскими новеллами и рассказами указанного памятника существует глубокое различие в художественном стиле: рассказы «приземленнее», проще, тон их грубоват, как бы «прозаичен». Дело в том, что танская новелла возникла в эпоху необычайного расцвета поэзии, она сама тесно связана была с современной ей поэзией, а «Удивительные истории» эту непосредственную связь с поэзией утратили, оперируя в основном цитатами из старинных стихов. И идеалы, проступающие сквозь ткань этих историй, житейски проще, чем в тайских новеллах, а социальный протест звучит гораздо определеннее.

Если танские новеллы дали толчок развитию лирико-романтической прозы в Китае, то «Удивительные истории» стимулировали развитие прозы сатирико-реалистической.

В рецензируемом издании девять рассказов, а в оригинале – сорок. Если учесть при этом, что «Удивительные истории нашего времени и древности» включили произведения, в свою очередь отобранные из огромного числа вещей, входивших в более ранние сборники, то сейчас такой состав академического издания уже не может быть признан удовлетворительным. Памятник, по-видимому, следует переиздать в максимально полном виде, причем составителю надлежит обосновать свой выбор в сопроводительной статье, чего он сейчас, к сожалению, не делает.

Одним из самых оригинальных романов в истории китайской литературы являются «Цветы в зеркале», написанные Ли Жу-чжэнем и впервые изданные в 1828 году. Этот роман, появившийся накануне эпохи интенсивного общения Китая с европейской культурой, как бы завершает длительный этап развития национальной прозы и объединяет черты сложившихся до него видов романа: исторического, приключенческого, фантастического и сатирического.

Ли Жу-чжэнь, отдавший много сил своему роману, сделал его откровенно тенденциозным – по существу огромной проповедью на тему о правах женщины, о ее равенстве с мужчиной. Как и многим литераторам, пытавшимся силой слова улучшить окружавший их мир, ему казалось, что усилия его тщетны. В заключительной главе романа он писал:

«Но, увы, разве слово рассказчика может значить что-нибудь? Отдано тридцать лет этой повести, вложено невесть сколько крови и мысли в нее, и все же она останется лишь маленькой каплей легковесного слова в огромном мире бесконечных, бессчетных миров» 2. Сомнения его, как мы видим, не остановили, и кто знает, может быть, и слова эти он написал для того, чтобы читатели лишний раз задумались над романом.

Утверждение женского равноправия, естественно, не могло не подвести автора и к ряду других социальных и этических проблем, которые он ставит – не очень смело, но все же ставит. Метод у него довольно своеобразный: герои романа путешествуют по всевозможным вымышленным странам, наблюдают их порядки и нравы, и читатель должен, по мнению автора, невольно сопоставлять положение в этих странах с положением в его собственном отечестве.

В статье О. Фишман, сопровождающей перевод, подробно и обстоятельно обрисован сам роман, время его создания. Однако автор, на наш взгляд, несколько преувеличил «сознательность» маньчжурских правителей Китая XVIII – XIX веков, когда написал, что они стремились «удержать Китай в состоянии застоя и отсталости» 3. В этом тезисе, подробно развитом в статье, маньчжурское правительство изображено каким-то уж слишком демонически умным, понимающим, что такое прогресс и что такое застой, и сознательно избравшим последний. Едва ли застой Китая в XVIII – XIX вв. – результат сознательных усилий маньчжурского правительства, а не следствие более глубоких причин.

Роман не случайно назван «Цветами в зеркале» – это часть популярного выражения «цветы в зеркале, луна в воде», которое вспоминают, когда речь идет о чем-то, что видишь ясно, но чего на самом деле нет. Автор ясно видел, как должно быть, но как не было в действительном мире. Отсюда и особенности повествования в романе, в ходе которого тесно переплетаются подробнейшие и тончайшие описания с отступлениями и рассуждениями.

В целом перевод романа сделан хорошо. Но авторы его не всегда, возможно, учитывали упомянутую особенность стиля и в некоторых местах недостаточно выявили ее в переводе. Приведем пример из начала 50-й главы.

Подстрочный перевод: «Итак, этот тигр уставился на Сяо-шань и Жо-хуа, присел, выгнув спину, стал бить хвостом, внушая страх и парализуя ужасом, и готов был вот-вот прыгнуть. У обеих одновременно вырвалось «ой!», и обе замерли в испуге. Но тут они услышали раскаты барабанного боя, от которого вздрагивали горы и колебалась земля».

Опубликованный перевод: «Итак, когда тигр уже был готов броситься на Сяо-шань и Жо-хуа, а те были в страхе и смятении, вдруг раздались громкие звуки, похожие на бой барабанов».

Из небольших замечаний хочется сделать только одно: в книге почему-то нет оглавления, а оно было бы полезным.

«История литератур народов Востока, – писал акад. Н. Конрад в тезисах своего доклада на прошедшей в январе 1960 года дискуссии о взаимосвязях и взаимодействии национальных литератур, – позволяет поставить вопрос и о том, что такое мировая литература». Практика нашего литературоведения, в частности рецензируемые публикации, подтверждает справедливость этого тезиса. Советские переводчики ведут огромную работу по ознакомлению наших читателей не только с текущей литературной жизнью за рубежом, но и с художественным наследием прошлого, которое по каким-либо причинам осталось до сих пор неосвоенным. Не пора ли поговорить о насущной необходимости журнала «Переводная литература», который помогал бы «Иностранной литературе», но преимущественное внимание уделял бы литературному наследию? Опыт «Литературных памятников» и Гослитиздата, «открывших» за последнее время для нас новые пласты художественной литературы разных стран, свидетельствует, что подобный журнал вызвал бы немалый интерес.

  1. «Шяцзин», издание подготовили А. А. Штукин и Н. Т. Федоренко, М. 1957; «Танские новеллы», перевод с китайского, послесловие и примечания О. Л. Фишман. М. 1955; «Удивительные истории нашего времени и древности», перевод и примечания И. Э. Циперович, М. – Л. 1954; Ли Жу-чжэнь, Цветы в зеркале, издание подготовили В. А. Вельгус, Г. О. Монзелер, О. Л. Фишман, И. Э. Циперович, М. -Л. 1959.[]
  2. «Цветы в зеркале», стр. 684.[]
  3. Там же, стр. 698.[]

Цитировать

Вахтин, Б. Китайские литературные памятники / Б. Вахтин // Вопросы литературы. - 1960 - №6. - C. 223-228
Копировать