К юбилею классика литовской литературы
«Литература и язык», т. XVII. «Винцас Креве-Мицкявичюс», Вильнюс, «Вага», 1981, 668 с. (на литовском языке).
Институт литовского языка и литературы АН Литовской ССР выпустил XVII том издания «Литература и язык». Он приурочен к 100-летию со дня рождения классика литовской литературы Винцаса Креве-Мицкявичюса. Подобно некоторым другим трудам этой серии (посвященным К. Донелайтису, Жемайте, Ю. Янонису, С. Нерис), том, подготовленный к печати Р. Микшите, состоит из корреспонденции и личных документов писателя, воспоминании современников, исследовательских работ.
Более чем одну треть книги составляет переписка Креве-Мицкявичюса с деятелями литовской науки, литературы и театра, с женой и сестрами. К корреспонденции примыкает публикация документов (подготовленная В. Жукасом), в своем большинстве относящихся к университетской деятельности писателя.
Мемуарный материал изложен по основным этапам биографии Креве-Мицкявичюса. В разделе «в родных местах» даны воспоминания земляков о детстве писателя, о его близких, о людях и событиях его родной деревни. Второй раздел – «В Баку» – содержит воспоминания его бывших учеников и коллег. Самый обширный, третий раздел посвящен жизни я» деятельности Креве-Мицкявичюса в Каунасе и Вильнюсе. Заключительную часть тома составляют три научные статьи: «Черты личности В. Креве» А. Залаторюса, «Винцас Креве-Мицкявичюс в театре» А. Венгриса и «К вопросу о псевдониме М. Кемшис» В. Жукаса.
Публикации и статьи рецензируемого тома во многом углубляют понимание творчества писателя – его истоков и формирования, его разнообразных связей с литературной, интеллектуальной и общественной жизнью эпохи.
Рассказывая всесоюзному читателю об этом издании (в нем имеется резюме на русском языке), хотелось бы привлечь внимание и к творчеству Креве-Мицкявичюса вообще, к его роли в развитии литовской литературы, ибо этот писатель, к сожалению, мало известен за пределами республики и почти не переводился на языки других народов СССР. Между тем вклад его в литовскую литературу чрезвычайно значителен.
Основные произведения Креве-Мицкявичюса относятся ко второму и третьему десятилетиям XX века, значит, он – младший современник М. -К. Чюрлениса и, можно сказать, его литературный аналог. Оба художника явились духовными выразителями одного и того же периода развития литовской культуры.
Начало XX века в Литве – время бурного расцвета всех областей искусства. Революция 1905 года хоть и потерпела поражение, несколько ослабила гнет царизма; литовский народ избавился от полувекового ущемления элементарных гражданских прав, был снят запрет печати на литовском языке. В новой ситуации происходит стремительная дифференциация культурной жизни, искусство стремится освободиться из рамок узкого утилитаризма, ищет свою сущность и специфические функции. В теоретических и критических выступлениях важное место отводится проблеме национального своеобразия: как малому народу не раствориться в море богатых и самобытных культур? Где найти опору ощущению собственной ценности, смысла собственного существования? Ответ, разумеется, тот же, что и найденный уже романтизмом начала XIX века: оригинальное переживание универсальных ценностей, основанное на неповторимом национальном опыте, на сформированном историческим и социальным бытием народа психическом складе. В 1910 году появляется статья М. -К. Чюрлениса о перспективах развития литовской музыки; С. Кимантайте-Чюрлёнене в своих литературно-критических статьях развивает намеченные им принципы; живопись и музыка Чюрлениса впечатляюще реализуют их на практике. Народное творчество начинает пониматься как глубочайший и чистейший источник, из которого следует черпать неповторимое своеобразие мировосприятия и способов художественного выражения.
Креве-Мицкявичюс не был теоретиком, но общая атмосфера культурной жизни захватила и его. Родом, как и Чюрленис, из южной Дзукии, он вместе с другим дзуком, Людасом Гирой, обращается к народным песням, пишет их стилизации, становится одним из известнейших собирателей и пропагандистов национального фольклора. Будучи в 1922 – 1940 годах профессором Каунасского университета и в течение многих лет – деканом факультета гуманитарных наук, он внес немалый вклад в развитие литовской фольклористики.
В 10-х годах Креве-Мицкявичюс написал ряд рассказов на темы деревенской жизни, которые вошли потом в сборник «Под соломенной крышей» (1912). Это одна из вершин литовской новеллистики. Подобно Жемайте, он создает чрезвычайно живые и яркие картины крестьянского быта, только в другом регионе Литвы – не в Жемайтии, а в Дзукии с ее своеобразным колоритом, характерами, особенностями речи. Однако проблематика рассказов иная, чем в традиционной литовской реалистической прозе. Социальные аспекты не исчезают, их вбирает в себя сочная реалистическая ткань, но важнее всего для автора – сложность человеческой натуры. Креве-Мицкявичюса интересуют скрытые, глубинные мотивы поведения, такие ситуации, которые раскрывают пласты бессознательного в человеке, иррациональные импульсы, сформированные традициями привычки, в решительный момент сметающие решения, основанные на рациональной аргументации. Психологическая зоркость автора создает ситуации, в который человек поступает неожиданно для самого себя, словно под действием неведомых ему сил собственной природы. Порой Креве-Мицкявичюс пишет об этом с легкой иронией и юмором, порой – с дотошностью и некоторым удивлением исследователя.
Писатель углубляется в мировосприятие человека из народа, раскрывая основы народной этики. В одном из лучших своих рассказов («Селедки») Креве-Мицкявичюс описывает простую деревенскую девку-батрачку, человека вроде бы самого примитивного мышления, однако в живых образах ее фантазии неожиданно просыпается чуткая совесть. С величайшей симпатией изображает писатель естественного человека, близкого к природе, анимистически чувствующего каждое дерево, куст, былинку и себя как часть вечной природы, связанную с ней крепкими узами родства. Из этого мироощущения и возникает народная фантастика, мир сказок, заклинаний и верований. Полнее всего такое ощущение бытия в рассказах Креве-Мицкявичюса проявляется у стариков и детей, пастухов, бабушек и слушающих их сказки внуков. В хрестоматийном рассказе «Пастух» стихийный и поэтический «природный человек» болезненно сталкивается с беззастенчивым практицизмом, который несут капиталистические отношения.
Художественный мир сборника «Под соломенной крышей» по духу своему родствен имеющей программное значение картине Чюрлениса «Сказка королей»: в ладонях легендарных королей драгоценным камешком сверкает крохотная крестьянская усадьба. Вросший корнями в родную почву, не тронутый еще современной цивилизацией, живущий в замкнутом кругу своего быта, но столкнувшийся с универсальными проблемами жизни и смерти, вины и искупления, желаний и возможностей – таков крестьянин у Креве-Мицкявичюса. Писатель не идеализирует, не романтизирует его жизнь, – есть в деревне и нищета, темнота, социальное неравенство. Поэтому художественный образ подкупает достоверностью, жизненной конкретностью, а более всего тем, что изображение быта – всего лишь предлог для разговора об общечеловеческом. Рецензируемое издание, где много места уделено генезису и прототипам сборника «Под соломенной крышей», еще раз показывает, что ценность художественного произведения измеряется не привлеченным жизненным материалом, но тем, что создает из него формирующая творческая мысль талантливого художника.
Детство Креве-Мицкявичюса прошло в деревне, и ему были хорошо известны не только бытовые детали, типажи, интонации речи, но и богатство сказок, преданий, легенд, в которых запечатлелась историческая память народа. До сих пор именно в Дзукии сохранились еще архаические военно-исторические песни. На этих пластах народной культуры основаны «Предания Дайнавской старины» (1912). Это поэтизированные, героизированные сказания о богатырях прежних времен, их походах и борьбе за свободу родины, написанные ритмической прозой, праздничной стилистикой народных песен. Об этом произведении В. Миколайтис-Путинас писал: «В «Дайнавских преданиях» В. Креве сливает в стройное единство примитивность стихийного народного сознания и собственную литературную культуру, общечеловеческое содержание и народную форму. В «Дайнавских преданиях» мы находим общие для всех народных эпосов начала: бурные страсти любви, зависти и мести, счастья и богатства; бунт против людей и богов; великие преступления и еще более великие наказания. Находим и героев-богатырей, которые бы сделали честь любому эпосу».
По духу и стилистике сходна с «Преданиями» первая драма Креве-Мицкявичюса «Шарунас» (1911) – не столько драма, сколько произведение диалогической формы, где внутренний драматизм пробивается сквозь красочные эпические и лирические пласты. Центральная фигура – легендарный дайнавский князь Шарунас, который перед лицом надвигающегося нашествия крестоносцев объединяет раздробленные, ослабленные междоусобицей княжества в единое государство. Он погибает в битве с завоевателями, отдавая объединенную Дайнаву в руки первого литовского исторического правителя Миндаугаса. Однако ценность произведения кроется не столько в значительной государственной идее, сколько в характере Шарунаса, полном шекспировского трагизма. Стихийная, бунтарская натура, полная ярости, ненависти ко всему миру, он, как Прометей, восстает против богов и их установлений, а вместе с тем нуждается в любви, преданности и ободрении. Он выполняет свою великую миссию, побуждаемый полуосознанными им самим историческими силами, сгорающий в огне своих мук и одиночества.
«Шарунас» предназначен скорее для чтения, чем для театра, однако эта пьеса не раз появлялась на сцене, и в весьма интересных интерпретациях. В 1930 году ее поставил А. Олека-Жилинскис, бывший воспитанник и актер МХАТа. Для досоветского литовского театра это был этапный спектакль, привлекавший глубиной и цельностью художественной концепции, силой сценической экспрессии. Современный «Шарунас», талантливо поставленный Й. Вайткусом (с Ю. Будрайтисом в главной роли), также высоко оценивается критикой и зрителями.
Постоянно возвращается на сцену и другое произведение Креве-Мицкявичюса – «Скиргайла», наиболее зрелая его драма. Тематический материал ее взят из истории Литвы конца XIV века. Это переходная эпоха, когда в гордиев узел сплелись сложнейшие общественно-политические проблемы. Главное действующее лицо – трагическая фигура литовского правителя Скиргайлы. «Всем своим существом он жаждет правды, ненавидит ложь и обман. Но где правда?» (В. Миколайтис-Путинас). Объективные рамки исторической эпохи не позволяют Скиргайле найти удовлетворительный и успокаивающий ответ, и он тонет в водовороте собственных страстей, сомнений и разочарований. Правда ярких характеров, общечеловеческий смысл конфликтов, просвечивающие сквозь реалии эпохи, ставят это произведение на уровень мировой литературы. Исторические драмы В. Креве-Мицкявичюса наряду с поэтической драматургией Б. Сруоги – это та основа, тот источник, без которого невозможно представить себе современную литовскую историческую драму (Ю. Марцинкявичюс, Ю. Грушас) с ее трагедийностью и философичностью.
Обучаясь в Киевском в Львовском университетах, Креве-Мицкявичюс защитил в 1913 году в Киеве диссертацию по сравнительному языкознанию о происхождении имен Будды и Пратьекабудды. В 1927 году выходит его книга «Прародина индоевропейцев». Ориенталистика была не только объектом научных исследований: древнеиндийская и древне-персидская мифология и поэзия глубоко затронули творческое воображение писателя. В 1930 году вышел сборник «Восточные сказки». По библейским мотивам написана повесть «Сыны земли и неба». Вообще, надо сказать, в то время восточные культуры интересовали деятелей литовского искусства, – влияние их прослеживается в философии и драматургии В. Видунаса и, конечно, в живописи Чюрлениса.
В XVII томе «Литературы и языка» имеются материалы, дополняющие и конкретизирующие картину отношений Креве-Мицкявичюса с культурами Востока: это воспоминания, касающиеся его работы в бакинском реальном училище, где он преподавал в 1908 – 1920 годах русский язык и литературу. Воспоминания его бывших коллег и учеников, среди которых есть известные сегодня деятели культуры Азербайджана, записал в 1958 году литератор и врач Й. Склютаускас (воспоминания эти опубликованы в томе по-русски). Многие вспоминают Креве-Мицкявичюса как хорошего знатока восточной литературы, поэзии Низами, Руставели, Саади, говорят о его интересе к восточному фольклору, этнографии, быту.
Креве-Мицкявичюс предстает в этих воспоминаниях и как исключительно талантливый педагог, снискавший уважение и любовь учеников за стремление воспитать в учащихся творческую личность, привить им эстетическую и нравственную культуру. С особенной благодарностью подчеркивают мемуаристы заслуги Креве-Мицкявичюса в развитии национального самосознания и самоуважения, любви к родному языку у его учеников-азербайджанцев. В реальном училище было немало черносотенных русификаторов, с пренебрежением смотревших на «туземцев», презиравших их «местное наречие». «Человек, стыдящийся своего родного языка, недостоин имени человека», – заявил Креве-Мицкявичюс в учительской, рассердившись на богача Мамедбекова, который не хотел, чтобы его сын посещал уроки азербайджанского. Креве-Мицкявичюс радовался сочинениям на темы русской литературы своего ученика Рухуллы Ахундова (тот впоследствии стал известным литератором, переводчиком сочинений В. И. Ленина на азербайджанский язык), но добавлял: «Если он так замечательно пишет по-русски, представляете себе, как бы он писал на родном языке!» Преподавая русскую и западноевропейскую литературу, Креве-Мицкявичюс не забывал отметить, что Пушкин, Байрон, Гёте высоко ценили классическую поэзию Востока: Байрон называл поэму Низами «Лейли и Меджнун» – «Ромео и Джульеттой» Востока, а Гёте под влиянием Низами написал свой «Западно-восточный диван». Многие ученики впервые услышали от Креве-Мицкявичюса само слово «Азербайджан». Ни один из тогдашних его воспитанников не подозревал, что Креве-Мицкявичюс – известный литовский писатель и что бакинский период был особенно плодотворным в его творчестве. Но тот факт, что всеми своими духовными силами писатель углубился в проблематику культуры и исторических судеб своего народа, не только не делал его мышление замкнутым я ограниченным, а напротив – позволял с особой чуткостью любить, растить и поощрять проявления творческого своеобразия другого народа.
Креве-Мицкявичюс знал и любил русскую литературу. В тех же воспоминаниях неоднократно подчеркивается его умение заинтересовать, увлечь учеников, расширить их духовный кругозор, научить самостоятельному мышлению.
Тесно связана с русской литературой и дальнейшая преподавательская деятельность Креве-Мицкявичюса – уже в высшей школе. Он становится профессором славянских языков и литератур в Каунасском и Вильнюсском университетах и восхищает студентов, цитируя наизусть пространные отрывки из былин, многие стихи Пушкина и Лермонтова.
Креве-Мицкявичюс был человеком прогрессивных, демократических взглядов, оппозиционно настроенным по отношению к буржуазным властям. В 30-е годы он участвовал в Обществе изучения советской культуры, вместе с Балисом Сруогой и Людасом Гирой посетил СССР. Дома у него, как утверждают мемуаристы, всегда было много советских книг. Он позаботился о том, чтобы в Москве учился Р. Юкнявичюс, ставший впоследствии одним из талантливейших литовских режиссеров. Вокруг Креве-Мицкявичюса группировались не только оппозиционно настроенные, но и связанные с Компартией писатели, он редактировал журнал антифашистского направления, в первые годы советской власти он активно участвовал в общественной и культурной жизни, был первым президентом Академии наук Литовской ССР. Во время второй мировой войны он оказался за границей и умер в США в 1954 году, так и не привыкнув к чужим краям, мучительно тоскуя по родине. В Советской Литве творчество В. Креве-Мицкявичюса занимает достойное место в духовной жизни народа. Думается, немало интересного нашел бы в нем для себя и ват многонациональный читатель.
г. Вильнюс