К вопросу о прототипе героя рассказа Бабеля «Пан Аполек»

Несмотря на то, что «Пан Аполек» был опубликован в 1926 году в сборнике «Конармия», он стоит там особняком. В этом рассказе нет развернутых описаний насилия – только косвенные упоминания о грабежах и неразберихе военного времени. Нет в нем и революционной риторики, равно как и вызывающей эротики в непосредственной близости от смерти. В действительности «Пан Аполек» теснее связан с другими рассказами Бабеля, в которых автор размышляет о природе искусства, – такими, как «Ди Грассо», посвященный магии театра, или «Гюи де Мопассан», демонстрирующий гипнотическую силу текста французского автора.

Семь страниц тщательно отделанной прозы Бабеля излагают историю пана Аполека – странствующего польского художника, специализирующегося на сюжетах Священного писания, а также его слепого спутника, аккордеониста Готфрида. Эти двое приезжают в городок, населенный поляками-католиками, евреями и, по-видимому, православными украинцами. После трапезы в еврейской корчме путешественники, обутые в подкованные немецкие башмаки, поют немецкие песни, а потом навещают местного ксендза. Под впечатлением от диплома Мюнхенской Академии, а также непосредственно от рисунков Аполека ксендз заказывает художнику роспись нового костела. Поначалу ксендз очень доволен работой Аполека, восхищается его пышными пасторальными пейзажами. Не без удовольствия патер узнает себя в одном из волхвов, благословляющем младенца Христа, а своего помощника – в Иоанне Крестителе. Однако ксендз вместе с городской знатью приходит в негодование, обнаруживая хромого еврея-выкреста в образе святого Павла, а еврейскую девушку, городскую потаскуху, в Марии Магдалине. Разумеется, пан Аполек лишается работы, однако художник, нанятый вместо него, отказывается замазать эти две фигуры. Изгнанный церковью, пан Аполек упорствует в своей ереси. Теперь он за скромную плату рисует крестьянских мадонн и Святые Семейства. Цена составляет «пятьдесят злотых за тайную вечерю с изображением всех родственников заказчика. Враг заказчика может быть изображен в образе Иуды Искариота, и за это добавляется лишних десять злотых». Церковь пытается бороться с заразой кощунственного псевдорелигиозного искусства, но безуспешно: крестьянам оно нравится. Рассказ заканчивается тем, что Аполек излагает повествователю апокрифическую историю союза Иисуса с отвергнутой и опозоренной невестой. Родившийся от этого сын, как доверительно сообщает Аполек, был спрятан священниками.

И все же необычностью поражает не столько конец этого бабелевского рассказа, сколько его первый абзац: «Прелестная и мудрая жизнь пана Аполека ударила мне в голову, как старое вино. В Новоград-Волынске, в наспех смятом городе, среди скрюченных развалин, судьба бросила мне под ноги укрытое от мира евангелие. Окруженный простодушным сиянием нимбов, я дал тогда обет следовать примеру пана Аполека. И сладость мечтательной злобы, горькое презренье к псам и свиньям человечества, огонь молчаливого и упоительного мщения – я принес их в жертву новому обету».

Югославский славист Александр Флакер несколько лет назад указал на несомненное сходство между картинами пана Аполека и эротическим полотном Караваджо «Кончина Девы Марии» ¹. С некоторыми оговорками это мнение разделяет и израильский специалист по Бабелю Эфраим Сихер. Однако я хочу остановиться не на картинах пана Аполека, а на самой личности художника.

По моему убеждению, прототипом пана Аполека (или Аполлинария, как он дважды назван в рассказе) был Гийом Аполлинер, французский поэт и критик польского происхождения, умерший в ноябре 1918-го, незадолго до того, как Бабель начал работать над «Конармией». Моя гипотеза основана не только на сходстве имен, происхождения и профессий пана Аполека и Гийома Аполлинера, но также на прочих деталях жизни и творчества французского писателя, свидетельствующих о его родстве с героем Бабеля. Таким образом, клятва рассказчика следовать примеру пана Аполека может трактоваться как посвящение Аполлинеру, как своего рода «Hommage á Apollinaire» (так, кстати, и называлась работа Марка Шагала 1911 года) ².

Любовь Бабеля к французскому языку и литературе началась еще в Одесском коммерческом училище им. Николая I. Об этом он писал позже в своей автобиографии: «Школа эта незабываема для меня еще и потому, что учителем французского языка был там m-r Вадон. Он был бретонец и обладал литературным дарованием, как все французы. Он обучил меня своему языку, я затвердил с ним французских классиков, сошелся близко с французской колонией в Одессе и с пятнадцати лет начал писать рассказы на французском языке. Я писал их два года, но потом бросил: пейзане и всякие авторские размышления выходили у меня бесцветно, только диалог удавался мне».

Хотя Бабель перестал писать по-французски в 1911 году, его интерес к французским литературным и документальным источникам сохранялся. Так, в июне 20-го он опубликовал четыре рассказа, которые, как он объяснял, представляли собой переложение мемуаров французских солдат и офицеров, участников первой мировой войны³. Таким образом, можно предположить, что с помощью своих друзей среди французской общины в Одессе и других знакомых Бабель продолжал следить за французской прессой и читал, хотя бы изредка, французские книги. И в книгах, и в периодике часто появлялись статьи Гийома Аполлинера или материалы о нем. Они не могли не вызвать у Бабеля реакции, которую американский критик Эдмунд Уилсон называл «шоком узнавания». Многие увлечения Аполлинера и в еще большей степени его поступки совпадали с бабелевскими.

Среди крупных поэтов есть такие, чья слава прочно основана на их литературной репутации, а есть такие, чья бурная жизнь почти затмевает их творчество. В русской литературе примером первой категории поэтов может служить Афанасий Фет, тогда как бунтари и новаторы вроде Владимира Маяковского относятся ко второй. К этой же, второй категории, очевидно, принадлежит и Гийом Аполлинер, что признавали его друзья, а позднее – биографы. Роджер Литтл, к примеру, писал: «Был ли этот человек [Аполлинер] интереснее, чем его поэзия? Основатель сюрреализма Андре Бретон думал, что, безусловно, да….» ⁴ Интересно, что то же самое относится и к репутации Аполлинера как критика живописи: «И друзья и враги отзывались о нем как о замечательном импресарио авангарда и папе римском кубизма (который в действительности очень мало знал о живописи)» ⁵.

Не многие критики живописи, однако, так же почитались художниками, как Аполлинер. Помимо уже упоминавшейся работы Шагала, Аполлинер был изображен на двух гравюрах Маркусси⁶, портрете, выполненном Джорджио де Кирико⁷, и на нескольких картинах Пикассо. На одной из них, «Ex Libris: Guillaume Apollinaire» (1905) Аполлинер изображен в короне и с бокалом вина в руке## Воспроизводится в работе:

1. Александр Флакер, Бабель и польское сакральное искусство. – «Russian Literature», v. 32, 1987, p. 29 – 38.[↩]
2. Репродукцию этой работы можно найти в книге: A. Efros und J. Tugenhold, Die Kunst Marc Chagalls, Potsdam, 1921, S. 47. Эта книга представляет собой перевод русского издания; полное название произведения Шагала- «Hommage á Apollinaire, Cendras, Walden, Capudo»[↩]
3. Эти четыре рассказа – «На поле чести», «Дезертир», «Семейство папаши Мареско», «Квакер». – In: J. E. Falen, Isaac Babel: Russian master of the short story, Knoxville, 1974, p. 33.[↩]
4. R. Little, Guillaume Apollinaire, London, 1976, p. 102.[↩]
5. S. Bates, Guillaume Apollinaire, New York, 1967, p. 76.[↩]
6. Репродуцировановкниге: F. Steegmuller, Apollinaire: Poet among the painters, New York, 1963, p. 242 – 243.[↩]
7. Портрет Аполлинера работы де Кирико экспонируется в Париже в Национальном музее современного искусства (Центре Помпиду). См.: Willard В ohn, Apollinaire and the faceless man, London, 1991, p. 85.[↩]