Историзм или схема?
Двадцатые годы в истории русской советской литературы – своеобразный и значительный период, хотя то основное, что в нем определилось, нашло свое завершение уже в литературе 30-х годов, а творческие биографии многих наших видных писателей в нем только еще зачинались.
Значение этих лет в истории русской советской литературы в том, что они закладывали основы ее идейно-художественного единства, а Своеобразие их во многом связано с той необычной ролью, которую играли в то время литературные группировки.
Их взаимодействие, борьба, раздоры и объединения, яростная – через край – полемика придают литературной жизни 20-х годов своеобразный колорит.
В зависимости от оценки значения, роли и самого характера деятельности этих группировок, и, в частности, той идейной борьбы, которая шла между ними, во многом определяется и самое понимание нами характера литературного процесса. То, что его содержание гораздо шире группировок и что многие писатели вообще с ними не были связаны, – в достаточной мере разъяснено в нашей критике.
Но вокруг группировок споры продолжаются. И связаны они в значительной мере с тем, что мы рассматриваем группировки в излишне узком, чисто литературном плане. Между тем они представляли собой лишь одну из областей строительства социалистической культуры после Октября и лишь в связи с ним могут быть правильно поняты.
Главное в этом строительстве состояло в том, что, как писал Ленин, социализм давал возможность трудящимся массам «…проявить себя, развернуть свои способности, обнаружить таланты, которых в народе – непочатой родник и которые капитализм мял, давил, душил тысячами и миллионами» (т. 26, стр. 367). С другой стороны, построение социалистической культуры было возможно лишь при условии критического усвоения всех тех культурных ценностей, которые остались от прошлого.
Наряду с этим Ленин постоянно и настойчиво отмечал еще одно обстоятельство, чрезвычайно существенное для понимания первых шагов развития социалистической культуры именно в той конкретно-исторической обстановке, в которой создавалась и укреплялась советская власть. Он писал: «Мы не можем построить коммунизма иначе, как из материалов, созданных капитализмом, иначе, как из того культурного аппарата, который взращен буржуазной обстановкой и поэтому неизбежно бывает пропитан – раз речь заходит о человеческом материале, как части культурного аппарата – буржуазной психологией. В этом трудность построения коммунистического общества, но в этом же гарантия возможности и успешности его построения. Тем и отличается марксизм от старого утопического социализма… не все хотят или умеют… продумать, как это можно (и должно) строить коммунизм из массового человеческого материала, испорченного веками и тысячелетиями рабства, крепостничества, капитализма…» (т. 28, стр. 365).
Говоря о победе советской власти, Ленин видел «вторую часть победы» именно в том, «…чтобы некоммунистическими руками строить коммунизм… Нужно добиться, – писал он, – чтобы те многочисленные, во много раз превосходящие нас элементы, с которыми мы сотрудничаем, работали бы так, чтобы мы… понимали эту работу, чтобы их руками делалось нечто полезное для коммунизма. Вот в этом гвоздь теперешнего положения…» (т. 33, стр. 261).
Ленин настойчиво повторял, что необходимо создание «атмосферы товарищеского сотрудничества», благодаря которой представители культурно-буржуазного аппарата будут «…побеждены морально, а не только политически отсечены от буржуазии… мы… будем получать слои культурной интеллигенции в ряды советских работников и отсекать те элементы, которые продолжают поддерживать белогвардейцев» (т. 29, стр. 158, 160).
Этот процесс моральной переделки интеллигенции, воспитанной в буржуазном обществе, Ленин понимал чрезвычайно широко.
«Наследие капиталистической культуры, пропитанность ее недостатками учительской массы… – писал он о старом учительстве, – не может мешать брать этих учителей в ряды работников просветительной политической работы… задача – руководить сотнями тысяч преподавательского персонала, заинтересовать их, побороть старые буржуазные предрассудки, привлечь их к тому, что мы делаем, заразить их сознанием непомерности нашей работы… Это задача, которая решена на фронте, в нашей Красной Армии, в которую были взяты десятки тысяч представителей старой армии.
В длительном процессе, процессе перевоспитания, они слились с Красной Армией, что, в конце «концов, и доказали своими победами. И в нашей культурно-просветительной работе мы должны следовать этому примеру» (т. 31, стр. 344, 345).
И, наконец, эту же задачу Ленин ставил и в области искусства: «Нужно взять всю культуру, которую капитализм оставил, и из нее построить социализм. Нужно взять всю науку, технику, все знания, искусство. Без этого мы жизнь коммунистического общества построить не можем. А эта наука, техника, искусство – в руках специалистов и в их головах. Так поставлена задача во всех областях…» (т. 29, стр. 52).
Ленин предупреждал, естественно, что этот процесс создания новой культуры в значительной степени руками тех», кто сложился в буржуазном обществе, будет болезненным, трудным и длительным. Он писал о буржуазных специалистах: «…даже в тех случаях, когда эти люди совершенно искренни и преданы своему делу, даже в этих случаях они полны тысяч буржуазных предрассудков, связаны незаметными для них тысячами нитей с умирающим, разлагающимся и поэтому оказывающим бешеное сопротивление буржуазным обществом… Если… не удается сразу в той или иной области народного хозяйства превратить специалистов из служителей капитализма в служителей трудящихся масс, в их советчиков… это не может вызвать ни капли пессимизма, потому что задача, которую мы себе ставим, это – задача всемирно-исторической трудности и значения» (т. 27, стр. 376).
В данных исторических условиях именно такой ход культурной революции был неизбежен.
Пресекая деятельность той части интеллигенции, которая продолжала выступать против советской власти, закрывая буржуазную печать, поскольку «…мы не можем к бомбам Каледина добавлять бомбы лжи» (т. 26, стр. 253), набрасывая проект параграфа уголовного кодекса о суровых репрессиях за пропаганду и агитацию в помощь международной буржуазии, высылая за границу антисоветски настроенных деятелей культуры, и в частности писателей, Ленин вместе с тем подчеркивал, что «…договориться с мелкобуржуазной демократией, в особенности с интеллигенцией, – это наша задача. Конечно, – добавлял он, – мы договоримся на нашей платформе, мы договоримся как власть» (т. 28, стр. 200), «…не делая никаких политических уступок…» (т. 29, стр. 55).
Таким образом, движение народных масс к новой культуре и к овладению культурными ценностями, накопленными прошлым, по мысли Ленина, должно было сопровождаться длительным и трудным процессом участия в этом строительстве сложившейся в буржуазном обществе интеллигенции, которая лишь медленно и постепенно переходила на рельсы советского общества, морально ему подчиняясь, перевоспитываясь внутри этого общества.
Эти ленинские положения были положены в основу резолюции 12-й Всероссийской конференции РКП(б) «Об антисоветских партиях и течениях» (август 1922 года).
Ставя основную задачу; «направить все усилия на идейное укрепление пролетарского ядра нашей партии», резолюция указывала, что, «опираясь на начавшийся процесс расслоения среди антисоветских групп, наши партийные организации должны суметь серьезным, – деловым образом подойти к каждой группе, прежде враждебной советской власти и ныне обнаружившей хотя бы малейшее искреннее желание… помочь рабочему классу и крестьянству в деле восстановления хозяйства, поднятия культурного уровня населения и т. п. Более чем когда бы то ни было партийным организациям в настоящее время необходимо проявить дифференцированное отношение к каждой отдельной группе (или даже отдельному лицу) представителей науки, техники, медицины, педагогики и пр. и т. п. По отношению к действительно беспартийным элементам из среды представителей техники, науки, учительства, писателей, поэтов и т. д., которые хотя бы в основных чертах поняли действительный смысл совершившегося великого переворота, необходима систематическая поддержка и деловое сотрудничество.
Партия должна делать все, что от нее зависит, для того, чтобы помочь кристаллизации тех течений и групп, которые обнаруживают действительное желание помочь рабоче-крестьянскому государству. Начиная от столицы и кончая уездным городом, партия должна терпеливо, систематически и настойчиво проводить именно эту линию для того, чтобы облегчить указанным элементам переход к сотрудничеству с Советской властью» 1.
Все эти партийные документы позволяют ясно представить ту конкретно-историческую обстановку, в которой в первые годы советской власти начиналось развитие советской культуры, ив частности литературы. В нее включались те писатели и поэты, «которые хотя бы в основных чертах поняли действительный смысл совершившегося великого переворота» и которым надо было оказать внимательную поддержку для того, чтобы постепенно оборвались все нити, связывавшие их с буржуазным обществом. Все они шли разными путями, каждый из «их по-своему накапливал опыт новой революционной действительности, и накопление этого нового опыта было опять-таки трудным и мучительным, как это и предвидел Ленин, писавший в статье «Великий почин»: «…следы старого в нравах известное время после переворота неизбежно будут преобладать над ростками нового. Когда новое только что родилось, старое всегда остается, в течение некоторого времени, сильнее его, это всегда бывает так и в природе и в общественной жизни» (т. 29, стр. 392). И, с другой стороны, он показывал, что «…действительно великие революции рождаются из противоречий между старым, между направленным на разработку старого и абстрактнейшим стремлением к новому, которое должно уже быть так ново, чтобы ни одного грана старины в нем не было. И чем круче эта революция, тем дольше будет длиться то время, когда целый ряд таких противоречий будет держаться» (т. 33, стр. 455).
Вот почему, говоря об ошибках Пролеткульта, вызванных, в частности, «обилием выходцев из буржуазной интеллигенции», Ленин добавлял: «Но в первое время это было естественно и может быть простительно и не может быть поставлено в вину широкому движению…» (т. 29, стр. 308).
Возникновение литературных группировок в начале 20-х годов понятно именно в связи с общими трудностями роста социалистической культуры, которые столь отчетливо были обрисованы Лениным. Значение деятельности этих группировок состояло прежде всего в том, что они объединяли писателей, которые совершили основной и решающий шаг – вступили в лагерь революции и уже в его пределах стремились найти свой путь к участию в создании новой культуры и новой жизни.
Нет, конечно, никаких оснований определять деятельность этих группировок как единый поток, стирающий реальные противоречия этого процесса. Но необходимо и обязательно для историков литературы понимать, что противоречия основных литературных группировок были противоречиями внутри единого революционного лагеря2. Тем самым процесс развития советской литературы заключал в себе возможности для постепенного преодоления этих противоречий и – одновременно – устранял те причины, которые вызвали к жизни группировки.
Смысл этого процесса был ясно определен в резолюции ЦК 1925 года о политике партии в области художественной литературы, где по отношению к так называемым попутчикам давалась «директива тактичного и бережного отношения к ним, т. е. такого подхода, который обеспечивал бы все условия для возможно более быстрого их перехода на сторону коммунистической идеологии. Отсеивая антипролетарские и антиреволюционные элементы (теперь крайне незначительные), борясь с формирующейся идеологией новой буржуазии среди части «попутчиков» сменовеховского толка, партия должна терпимо относиться к промежуточным идеологическим формам, терпеливо помогая эти неизбежные многочисленные формы изживать в процессе все более тесного товарищеского сотрудничества с культурными силами коммунизма… Партия должна высказаться за свободное соревнование различных группировок и течений в данной области».
Очевидно, что здесь речь идет о единстве общего пути развития советской литературы, в который включались различные литературные группировки, каждая по-своему преодолевая влияние буржуазной идеологии.
Не приходится, конечно, преуменьшать это влияние и в общей форме, и в отдельных особенно резких его проявлениях (как, скажем, оно проявилось в выступлениях А. Воровского во второй половине 20-х годов). Но надо помнить при этом, что в платформах всех литературных группировок во главу угла было поставлено утверждение советской власти, и именно на этой основе решался вопрос об основных задачах художественного творчества и о поисках новых художественных форм, соответствующих революционной эпохе. Нельзя недооценивать это значение группировок в общем процессе той идеологической перестройки писателей, которая шла в 20-е годы, не замечать из-за крайне острой и зачастую терявшей принципиальное содержание полемики литературных группировок того, что они были одним из путей включения слоев культурной интеллигенции в ряды советских работников, о котором говорил Ленин.
М. Горький писал И. Жиге 15 августа 1929 года; «…среди литераторов одного и того же лагеря нет единогласия. Факт крайне печальный и опасный. Констатировать наличие его – необходимо, но не в той форме, как это делаете Вы, усугубляя тоном своим ожесточение и вражду в своей же, революционной среде» (т. 30, стр. 146).
- »КПСС в резолюциях и решениях…», ч. I, изд. 7-е, 1953, стр. 672 – 673. [↩]
- После высылки за границу М. Осоргин, бывший в начале 20-х годов товарищем председателя Всероссийского союза писателей (председатель – Б. Зайцев выехал раньше), заявил, что союз с советской властью «на путь компромисса не становился» («Журналист», 1924, N 11, стр. 65). Для основных же литературных группировок с самого начала речь шла об «искреннем желании помочь рабоче-крестьянскому государству», и об этом нельзя забывать, говоря об ошибках этих группировок.[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.