Исследуя драму

Е. Холодов, Композиция драмы, «Искусство», М. 1957, 223 стр Кажется, уже давно признано, что искусство не создается по заранее придуманным рецептам и правилам. Миновало время навязчивых «пиитик», устанавливающих строгие рамки литературе. «Руководства» по писанию стихов и пьес отошли у нас к области анекдотических преданий старины вместе с толкователями снов и гороскопами. Нормативная эстетика умерла.

Однако ее рецидивы живучи. Нет-нет да и дадут они о себе знать в каком-либо литературоведческом труде, в котором мастерство классика рассматривается как сумма приемов, как способность чуть ли ни с математической точностью рассчитать «равновесие» в расположении сцен, в появлении действующих лиц и т. д. Мастерство понимается тут как следование неким таинственным правилам, которые «открыл» писатель.

В критических статьях пережитки нормативности во взглядах на искусство проявляются по-другому. Это стремление установить, в каком соотношении должно находиться количество положительных героев к количеству отрицательных или каков должен быть финал произведения. Понятно, что подобная мелочная опека не имеет ничего общего с теми высокими требованиями, которые предъявляют народ и партия к нашей литературе, хотя преподносится она подчас под флагом этих требований. Она противоречит самой природе подлинного искусства, которое идет не от догм, а от жизни.

К сожалению, у нас еще не было больших развернутых выступлений против рецидивов нормативной эстетики в литературоведении и критике. И тем отраднее появление книги Е. Холодова, которая и по самому методу подхода к произведениям искусства и непосредственно в полемических рассуждениях направлена против пережитков нормативности. В драматургии, как «и в других областях художественного творчества, нет и не может быть никаких рецептов», – справедливо утверждает автор.

Отвергая «раз и навсегда данный комплекс ремесленных приемов», исследователь проводит резкую границу между драмодельством, исходящим из заранее составленной схемы, и подлинным мастерством, которое, по верному замечанию Е. Холодова, «начинается с умения видеть жизнь, проникать в глубь явлений, обнаруживать главное, замечать новое». Автор стремится раскрыть тайну того совершенного искусства, в котором, по словам Белинского, идея просвечивает сквозь форму, как луч солнца сквозь грани хрусталя.

Автор не отрицает, что мастерству в драме надо учиться и можно ему научиться. Но он за учебу творческую, когда постигаются не «способы» и «приемы», а самая сущность драматургического искусства, когда стремятся в прекрасной форме отчеканить увиденное и пережитое. В подлинном искусстве форма никогда не «накладывается» на жизненный материал, как некий трафарет, а «вытекает» из него. Совершенная форма максимально освобождает содержание произведения для зрительского и читательского восприятия. Как убедительно показывает Е. Холодов на анализе некоторых произведений, у настоящего драматурга профессиональное умение «построить» произведение или тот или иной его эпизод всегда сочетается с мастерством глубокого постижения и верного воплощения значительных человеческих характеров и явлений. У классика не бывает «чистого» мастерства, оно всегда содержательно. Это показано в книге на анализе экспозиции «Бесприданницы» А. Островского.

Здесь раскрыты «специальные» приемы великого драматурга, показано, как Островский тактично и умело вводит зрителя в действие, искусно вплетая необходимые сведения о героях и событиях в беседу Кнурова и Вожеватова. Все сделано органично и естественно. Зритель никогда не подумает, что эти два человека говорят о Ларисе и ее матери только для того, чтобы посвятить сидящих в зале в курс дела…