Исследование проблемы типического
С. Вайман, Марксистская эстетика и проблемы реализма, «Советский писатель. М. 1964. 318 стр.
Эта проблема – одна из важнейших в эстетическом наследии Маркса и Энгельса, и хотя их взгляды на типическое так или иначе освещались во многих статьях и книгах, было бы ошибкой считать, что здесь все окончательно выяснено. Поэтому нельзя пройти мимо монографии С. Ваймана, посвященной исследованию проблемы реалистической художественной типизации в трудах основоположников марксизма.
Каждый раз, когда встречаешься с новой работой, посвященной эстетической концепции Маркса и Энгельса, когда пытаешься определить, как углубляет и расширяет она наши знания этой концепции, прежде всего обращаешь внимание на исходную позицию автора в подходе к исследованию проблемы.
С. Вайман пишет: потребности художественной практики требуют решительного проникновения «аналитической мысли в «недра» некоторых привычных, заактированных марксистских определений типического» (стр. 9). Очевидно, автор выбрал трудный, но в данном случае единственно плодотворный путь исследования. Трудный – потому что вообще проникать в «недра» нелегко, тем более если приходится добывать хотя бы крупицы научной «руды» из уже весьма разработанных «пластов». Плодотворный – ибо только путем проникновения в самую суть многократно цитированных, прокомментированных и основательно изученных суждений основоположников марксизма можно внести свою лепту в разработку их эстетического наследия.
С помощью какого же метода автор добивается положительных результатов?
Он справедливо считает: когда марксистские определения типического «будут рассмотрены не автономно, а в широком философском и историко-литературном контексте, обнаружится целостная концепция, а в самих определениях раскроются грани и оттенки, они обретут дополнительную теоретическую емкость» (стр. 9 – 10). Итак, за отдельными суждениями уметь увидеть целостную концепцию типического, а через призму этой концепции рассмотреть суть суждений. Через отдельное – к общему, от правильно осмысленного общего – к более глубокому, полному пониманию отдельного.
Как это достигается и каковы конкретные результаты?
С. Вайман сопоставляет философско-эстетические позиции Маркса и Шелиги в анализе «Парижских тайн» Э. Сю. В неразрывной связи со всей полемикой Маркса против «спекулятивной конструкции» Шелиги автор рассматривает в известной мере итоговое высказывание Маркса: «спекуляция», желая отделаться от разумной и естественной зависимости от предмета, попадает в неразумную и неестественную подчиненность ему. Здесь в самом широком, общем плане Маркс ставит важнейшую проблему диалектики объекта – субъекта. Но, верно отмечает С. Вайман, хотя речь идет о предмете в родовом, общегносеологическом плане, высказывание Маркса имеет непосредственное отношение к предмету искусства как явлению гносеологически видовому, специфическому и – еще конкретнее – к тому материалу, который выбирает художник объектом своего творчества. Художник должен постигать закономерности общественного развития, изучать и понимать сущность реальных жизненных явлений и, следовательно, отображать их как типические. Автор делает такой вывод: «…объективный характер типического в литературе обусловлен объективным характером тех закономерностей, которые лежат в основе типизируемых явлений и с которыми обязан считаться художник» (стр. 50). Опираясь на это заключение и подкрепляя его, автор вновь возвращается к конкретным суждениям Маркса и Энгельса, но уже высказанным в связи с драмой Ф. Лассаля «Франц фон Зикинген». Возможно ли создание целостного художественного типа революционера минувшей эпохи (как это было задумано Лассалем) на том конкретном историческом материале, который он использовал? Это, пишет С. Вайман, главный вопрос, выдвинутый основоположниками марксизма в письмах к Лассалю, и на него они ответили отрицательно. Лассаль же, не уяснив качественной специфики материала – смысла изображаемых событий, роли некоторых выведенных им персонажей, – оказался в «рабской зависимости» от объекта своей драмы, и это в огромной мере предопределило искажение в ней исторической и художественной правды, художественную неполноценность сконструированных образов.
Так, идя от анализа отдельных суждений Маркса и Энгельса к их обобщающей точке зрения на соотношение объекта – субъекта, а от нее – снова к исследованию отдельных, но уже высказанных по другому поводу суждений, автор раскрывает перед читателем новые грани и оттенки этих суждений, их «дополнительную теоретическую емкость» и тем самым углубляет и расширяет наше представление о концепции типического в наследии основоположников марксизма.
Подходя к эстетическим, литературно-критическим высказываниям Маркса и Энгельса, во-первых, как к целостной совокупности взглядов, во-вторых, под углом зрения кардинальных положений марксистской философии, автор утверждает, что из этих высказываний логически вытекает следующий вывод: Маркс и Энгельс рассматривали реалистическое изображение как художественный аналог саморазвивающейся действительности. Этот широкий, обобщающий вывод потом конкретизируется: «При этом внимание их концентрировалось на стержневых, «несущих» гранях проблемы, и прежде всего на диалектике типических характеров и типических обстоятельств как источнике саморазвития реалистических типов» (стр. 133). А что значит саморазвитие типов?
Исследуя диалектику типических характеров и типических обстоятельств, С. Вайман акцентирует свое внимание на моментах их взаимодействия. «Диффузия» характеров и обстоятельств, с точки зрения основоположников марксизма, совершается благодаря деятельности, понимаемой как общественная практика, как социальное действие. Поэтому характер – не просто продукт социальной среды, а процесс взаимодействия индивида и социальной среды; характер, как говорит автор, – это характер жизнедеятельности данной личности. В революционной деятельности изменение самого себя совпадает с преобразованием обстоятельств, а новые обстоятельства – суть новые люди, с их новым образом жизни. Таким образом, характеры и обстоятельства диалектически взаимосвязаны через действие. И С. Вайман приходит к заключению: мысль о действии как процессе саморазвития типических характеров (переживаний – в лирике) – стержневое начало суждений основоположников марксизма о реализме. Эта мысль сформулирована ими в целом ряде работ, которые автор, по нашему мнению, весьма точно назвал программными документами марксистской эстетики (пятая и восьмая главы «Святого семейства», переписка с Лассалем по поводу «Зикингена», письма Энгельса Каутской и Гаркнесс, его статьи о поэзии и прозе «истинного» социализма).
Особое внимание автор обращает на Энгельсовы суждения о реализме Бальзака, в частности на слова о том, что сатира автора «Человеческой комедии»»никогда не была более острой, его ирония более горькой, чем тогда, когда он заставлял действовать именно тех людей, которым он больше всего симпатизировал…» (стр. 146). С. Вайман выдвигает такое, требующее дальнейшего изучения, соображение: «заставлял действовать» – эти слова образуют теоретический, узел выдвинутой Энгельсом в письме к Гаркнесс концепции реализма. «Своеобразие реалистической – в данном случае бальзаковской – прозы Энгельс усматривает в том, что действие выступает в ней не как параллель к авторской оценке, а как самодвижущаяся эстетическая характеристика персонажей, как самодвижущийся идеал» (стр. 147). И чем глубже постигает художник подлинную природу и связи явлений, чем свободнее он «движется в материале», тем свободнее «движется» у него материал, ибо тем охотнее предоставляет он изображаемые типы их собственному развитию. Это важнейшее положение марксистской теории реализма автор раскрывает обстоятельным анализом суждений Маркса о романе Э. Сю.
С. Вайман совершенно справедливо возражает против буквалистского подхода к высказываниям основателей научного коммунизма об искусстве, против того самого подхода, когда мысль исследователя скользит по поверхности проблемы, не проникая в ее «недра». В связи с этим нельзя не заметить убедительный, на наш взгляд, анализ автором известной формулы Энгельса: «реализм предполагает, помимо правдивости деталей, правдивость в воспроизведении типичных характеров в типичных обстоятельствах» (стр. 157). При поверхностном (буквалистском) подходе может показаться (и некоторым авторам кажется), что, по мнению Энгельса, задача художника-реалиста состоит не только в воссоздании правдивых деталей, но также и в создании типических характеров, действующих в типических обстоятельствах. Доведя эту точку зрения до логического конца, некоторые считают, что в данной формуле деталь противопоставляется характерам-обстоятельствам. Но, задает резонный вопрос автор, из чего же слагаются характеры-обстоятельства? Мы согласны с автором, когда он заявляет: «…формула Энгельса не дает повода говорить о двух реалистических правдах: большой правде«типичных характеров в типичных обстоятельствах» и малой правде«деталей» (стр. 158). И далее С. Вайман весьма аргументированно показывает несостоятельность механистического понимания (а точнее, противопоставления) соотношения деталей и характеров-обстоятельств.
Интересны комментарии автора и по поводу мыслей Энгельса о повести М. Гаркнесс «Городская девушка». Как правило, недостаточную реалистичность повести исследователи объясняли тем, что Гаркнесс не обратилась к прямому изображению самосознания и героической борьбы революционного пролетариата. Но, считает С. Вайман, дело не только в этом, хотя именно такое изображение, по мнению Энгельса, могло бы обеспечить повести более высокую степень реалистичности. Автор старается разобраться в суждениях Энгельса в ином «ключе» – не с точки зрения того, чего нет в повести, а исходя из того, что в ней есть и как это изображено. Поэтому он считает, что «мысль Энгельса устремлена по другому руслу» (стр. 180). А именно: даже тогда, когда писатель ограничивается обрисовкой интимно-личных отношений персонажей, рука его должна лежать на пульсе истории. Однако в любовной драме, о которой идет речь в повести Гаркнесс, в образе героини – швеи Нелли Амброз – «просматривались» обстоятельства, исторически изжитые, – «непротивленчество» и слепая покорность. Разобрав оценку Энгельсом «Человеческой комедии», в частности выведенных Бальзаком типов женщин, С. Вайман пишет, что этот анализ, помимо прочих своих функций, должен был «в контексте всего письма подвести Гаркнесс к мысли о вызревании в недрах английского общества нового типа женщины (в более широком смысле – нового типа человека…)…В этом новом социальном типе преломляется величайшее общественное преобразование – преобразование человечества на социалистических началах» (стр. 183).
Порой, однако, автор забывает о том, что необоснованный «отлет» от конкретного содержания суждений Маркса и Энгельса столь же неправомерен, как и сведение этого содержания к мертвой «букве».
Мы согласны, например, с возражениями (см.: А. Иезуитов, Вопросы реализма в эстетике Маркса и Энгельса, М. -Л. 1963, стр. 208) по поводу произвольного соединения С, Вайманом двух высказываний Энгельса из письма Лассалю, между которыми нет «прямой, непосредственной, причинно-следственной связи» (А. Иезуитов). В результате смысл слов Энгельса: «личность характеризуется не только тем, что она делает, но и тем, как она это делает», – искажается, поскольку С. Вайман относит их не к Лассалю, а прежде всего к античным авторам. В рецензируемой книге он снова повторяет тот же прием (см. стр. 66), тем самым в известной мере игнорируя логику исследуемых материалов.
Другой факт. С. Вайман постарался доказать (и это заслуживает самого пристального внимания и более детального обсуждения), что позиция Маркса в полемике с Шелигой дает возможность сказать о взглядах Маркса на специфический предмет искусства. Однако, по нашему мнению, несмотря на интересную аргументацию, автору не удалось достичь здесь желаемых результатов. Дело в том, что, идя значительно «дальше» Маркса, С. Вайман для подтверждения своей точки зрения опять же весьма вольно использует некоторые Марксовы суждения (в частности, о материализме Бэкона). Вместе с тем он проходит мимо тех высказываний Маркса и Энгельса, которые, думается, имеют самое непосредственное отношение к проблеме специфики предмета искусства (см. об этом в «Вопросах литературы», 1963, N 5, стр. 207) и объекта художественного произведения (например, мысль Энгельса о том, что «красота поэтического произведения отнюдь не выигрывает от постоянного обращения к самому бесплодному прозаическому времени») 1.
Рецензируемая книга написана по-боевому, автор убедительно показывает несостоятельность позиций ряда буржуазных философов и эстетиков. С. Вайман рассматривает также взгляды многих советских авторов, соглашается или не соглашается с ними и, если придерживается иной точки зрения, старается аргументировать ее, опираясь в основном на анализ концепции основоположников марксизма. Однако, по нашему мнению, этой аргументированности ему не хватает, например, в рассуждениях по поводу сущности эстетического. Делая основной упор на объективности, материальности эстетических свойств, автор не учел в должной мере всю глубину, диалектичность понимания Марксом соотношения природного и общественного, объективного и субъективного в проблеме эстетического. Не проникнув же в суть этого, весьма сложного соотношения, невольно можно допустить и неточности в собственных суждениях, и определенное недопонимание позиции оппонентов (Л. Столовича, М. Кагана и др.).
И еще одно замечание. Неясно, как высказанные Марксом в одном из писем Ф. Фрейлиграту слова «художественно выражать существо дела» 2 могли оказаться в работе Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» (см. сноску на стр. 71)?
Перечень «претензий» рецензента к автору можно было бы продолжить. Не закрывая глаза на недостатки книги С. Ваймана, надо сказать, что она по праву займет место в ряду исследований эстетического учения Маркса и Энгельса.