«Интересно, что вы обо мне скажете?»

Новое для меня имя – Вера Панова.

Не сейчас, разумеется, а сорок лет назад, когда в журнале «Знамя» появилась повесть «Спутники».

Впрочем, в это не совсем точно – незадолго перед войной, кто-то в Ленинграде, где я тогда жил, рассказывал, что в Пушкине обитает Панова, талантливая писательница, автор хорошей пьесы: не то «Старая Москва», не то «В старой Москве». Пьеса то ли премирована, то ли выдвинута на премию.

Но слухи слухами, а читать ни строчки не читал. Фамилию в печати вижу впервые, да еще под большой повестью, да еще в таком журнале, как «Знамя»!

Повесть о войне, вернее, о людях на войне.

Прочитываю ее, что называется, в один присест, залпом, не отрываясь. Но навести справки об авторе не у кого – я не в Москве и не в Ленинграде, а в Новосибирске.

(Три года провел я на фронте под Ленинградом, а когда война кончилась, редакцию нашей газеты расформировали и многие ее сотрудники поехали в Новосибирск «для прохождения дальнейшей службы».)

То, что «Спутники» написаны рукой мастера, не подлежит сомнению. Хотя сюжета в обычном смысле как будто и нет, читается повесть с огромным интересом. Каждая фигура живет, даже эпизодическая, вроде, скажем, дяди Саши Богушева. Как и в любом истинно художественном произведении, языка не замечаешь, а просто переселяешься в мир, созданный писателем и полный настоящих живых людей.

Нет, я не собираюсь с опозданием на сорок лет рецензировать повесть, прочно занявшую свое место в истории советской литературы (тем более, что это сделано мной в статье, напечатанной в 1947 году в журнале «Звезда»).

Читая «Спутников», я обратил внимание на следующие строки: «Дубровкой назывался клочок земли на левом берегу Невы, длиною в полтора километра и шириною метров в семьсот, который наши войска отбили у немцев и который они поставили своей задачей удержать и расширить. Немцы держали под непрерывным артиллерийским и пулеметным огнем и этот клочок земли и переправы к нему через Неву».

Прочитав эти строки, я невольно задумался: неужели наш плацдарм был столь широк?

В памяти еще жила узкая прибрежная полоска земли с врытыми в высокий берег землянками, больше похожими на норы. Во всяком случае, так было, когда наша 10-я стрелковая дивизия в начале декабря 1941 года вышла на Невскую Дубровку с задачей «удержать и расширить» отбитый у немцев плацдарм на левом берегу Невы.

Но, в конце концов, не в этом дело, – может быть, ошиблась писательница, а может быть – скорей всего! – меня подвела память, и я уже не вполне точно представлял себе то, что еще так недавно видел.

Летом 1946 года, после демобилизации, я оказался в городе Перми, где жили мои родители. Мне подтвердили то, что я уже слышал мельком и в Новосибирске: Вера Федоровна Панова приехала сюда в 1943 году с тремя детьми, без друзей, без жилья, без работы. Некоторое время сотрудничала в железнодорожной и областной газетах. Пермское отделение Союза писателей командировало ее в военно-санитарный поезд. Так возникли «Спутники».

Секретарем Пермского отделения Союза писателей был в те годы мой сверстник и давний знакомый – рано ушедший из жизни поэт Борис Михайлов. Пока я был в Перми, мы с ним не раз повидались. А много лет спустя у нас завязалась переписка. В одном из писем – от 30 июня 1972 года – он рассказал: «У меня – Бориса Михайлова, – в прошлом ответственного секретаря Пермского отделения Союза писателей, – о Вере Федоровне Пановой хранятся в сердце самые лучшие воспоминания. Было «подвластно» мне шестьдесят одно лицо. Эвакуированные писатели из Москвы и главным образом из Ленинграда. Наш город Пермь, имеющий медицинский институт и в то время много госпиталей, был для санитарного поезда 312 хорошей остановкой, да еще им требовалось поправить котлы, да еще руководителю поезда приказали найти возможности в брошюре показать этот поезд, как образцовый… Потребовались писатели. Михайлов провел собрание, и ему многие «гости» понесли справки о том, что – дети, о том, что – больны, а Вера Федоровна, кстати, тоже имеющая детей, не испугалась поехать на фронт. <…> Откуда взялась книга «Спутники»…

Первое издание книги было в Перми… Что я знал о Пановой? Ничего яркого не сообщили приехавшие в наш город ленинградцы. Но я-то после понял, понял, – когда Вера Федоровна в такой горячей обстановке прикоснулась к живой крови, к раненым, она и слова находила для книги необходимые, нужные, высокие.

Если в поезде на фронте тревога, – понял я, – не будут спрашивать, кто здесь повар, а кто писатель. Все идут спасать жизни защитников Родины. Все волновало, и книга получилась волнующая, самая волнующая в ее биографии».

Так рассказал об истории «Спутников» Борис Николаевич Михайлов.

А вот как рассказала о том же самом Вера Федоровна Панова:

«В один декабрьский вечер 44-го года я пришла в редакцию областной газеты «Звезда», и мне сказали:

– Вас искал Михайлов…

В его большом кабинете горела только лампа на столе, а глубина комнаты была не освещена, и в одном из полутемных углов сидели два человека в шинелях.

– У товарищей к вам дело, – сказал Борис Николаевич. – Они из санпоезда. Хотят пригласить вас с собой. Мы вам дадим командировку.

Я не поняла. Зачем я санитарному поезду? Мужчина в шинели ободряюще улыбнулся…

– Нам нужно ваше перо, – сказал мужчина. – Мы получили из Главсанупра приказ написать брошюру о деятельности нашего коллектива. Для обмена опытом. И для этой цели нам разрешено пригласить журналиста…

– В общем, решайте, – сказал Борис Николаевич, которому мы мешали писать статью. – Я уже всех опросил, и журналистов, и писателей, все отказались, вы последняя. Я говорил, что и вы, по семейным обстоятельствам, вряд ли согласитесь поехать. Но они вот сидели, ждали.

Я согласилась и на другой день – уже смеркалось – пришла со своим маленьким чемоданчиком на станцию Пермь- вторая».

Брошюра о санитарном поезде была написана, но не увидела света. «Изданная» в одном экземпляре, переплетенная в красный бархат и снабженная множеством снимков, она хранится в музее санитарной обороны.

Зато увидела свет и стала известна миллионам людей повесть о людях санитарного поезда.

Мало в советской литературе книг с такой счастливой судьбой.

В те годы в литературу входило новое писательское поколение, выдвинутое только что отгремевшей великой войной.

Романы, повести, поэмы о войне чаще всего печатались тогда в журнале «Знамя», Это был поистине золотой век «Знамени», начавшийся еще в войну, – в «Знамени», как известно, появились и «Молодая гвардия» А. Фадеева, и «Василий Теркин» А. Твардовского, и «Сын» П. Антокольского, и «Зоя» М. Алигер.

Но особенно примечательно было появление новых имен. Вспомните В. Панову, Г. Николаеву, П. Вершигору, Г. Березко, Э. Казакевича, О. Джигурду. Хотя бы только их!

Ни о ком из них мы до войны и слыхом не слыхивали. Недавно мне попали в руки мои письма А. Тарасенкову – старому заслуженному «знаменцу». В одном из них, потрясенный только что напечатанной в «Знамени» повестью «Звезда», я спрашивал: «Кто такой или кто такая Казакевич?»

Теперь Казакевич, Панова, Николаева, Вершигора выходили в первые ряды советской литературы.

Трудно сказать, кому больше повезло – Пановой, что она попала в редакцию «Знамени», или редакции «Знамени», что в нее пришла Панова. Во всяком случае: то, что Панова пришла именно в «Знамя», более чем закономерно.

Не следует, однако, думать, что путь «Спутников» к читателям был усыпан розами. Когда повесть готовилась к печати в очередном номере журнала, нашлись люди, яростно сопротивлявшиеся ее опубликованию. Трудно понять мотивы, которыми они руководствовались. Да и стоит ли сейчас разбираться в этом?

Так или иначе, от «Знамени», и в первую очередь от Тарасенкова – одного из самых горячих поборников повести Пановой, – потребовалось немало упорства и мужества, чтобы довести дело до конца.

В редакции «Знамени» много лет работала Софья Дмитриевна Разумовская (1904 – 1981). Через ее опытные и бережные редакторские руки прошло множество произведений, ставших затем событиями советской литературы.

«Спутников» и последовавшую за ними «Кружилиху» тоже редактировала С. Разумовская. После выхода «Кружилихи» Панова подарила ей свою новую книгу, написав на титульном листе слова Листопада, обращенные к Нонне Сергеевне Ельниковой: «Спасибо судьбе, что подослала умную подругу».

В свое время Софья Дмитриевна рассказала мне о своей первой встрече с Пановой.

Познакомились они в 1945 году, когда Панова по вызову «Знамени» приехала в Москву. «Спутники» еще не были написаны. Существовало сто страниц будущей повести – первая ее часть, называвшаяся тогда «Санитарный поезд». Но в этих ста страниц Вс. Вишневскому, А. Тарасенкову и С. Разумовской хватило для того, чтобы по достоинству оценить рукопись никому не известной провинциальной писательницы.

Однако в поведении приехавшей из Перми Пановой не ощущалось и тени провинциальной робости.

– Передо мной стояла, – рассказывала Софья Дмитриевна, – еще молодая, невысокая, скромно одетая женщина. На лице ее было надменное выражение. Всем своим видом она как бы говорила: «Вы, вероятно, думаете, что имеете дело с робкой провинциалкой, которая счастлива вниманием столичного журнала и заранее согласна на все условия.