Идеи компаративистики в трудах Б. Пуришева

Валерий Григорьевич ЗУСМАН, доктор филологических наук, профессор, директор НИУ ВШЭ — Нижний Новгород. Сфера научных интересов — история немецкоязычных литератур, компаративистика, теория и практика межкультурной коммуникации. Автор статей по германистике и проблемам гуманитарного знания. Email: susmann1@yandex.ru.

Поэзия и наука связаны с механизмами сравнения и выбора. В этом пункте сходятся «физики и лирики», точное и гуманитарное знание. Если в одном лице соединяются великий литератор и великий ученый, то можно говорить об универсальном гении, о Гёте или Ломоносове. Историк А. Панченко писал о Ломоносове так: он мог творить, поскольку «мог сравнивать и выбирать…» [Панченко: 287].

«Сравнение» и «выбор» — основы компаративистики. Если понимать компаративистику как методологию научного и художественного творчества, то она присутствует везде и всегда. Будучи филологической технологией, компаративистика предполагает специальные приемы анализа. Возникают терминологические оттенки: чем, например, отличается сравнительно-историческое литературоведение от компаративистики? Что понимается под «интермедиальной компаративистикой» [Zima]? Существует ли метакомпаративистика¹?

Терминология фиксирует наличие нерешенной проблемы. Одни и те же понятия часто переназываются, подобно тому как порою переименовываются города. Конечно, «перекрестное освещение искусств» О. Вальцеля [Кирнозе] лишь отчасти совпадает с термином «интермедиальная компаративистика». Но ведь Нижний Новгород и Горький — это в чем-то разные города.

Идеи компаративистики в трудах Бориса Ивановича Пуришева (1903-1989) растворены в его «не-компаративистике». В статьях и монографиях ученого нет обширных теоретических рассуждений о сравнительно-историческом изучении литератур и культур. Однако мышление Пуришева имеет прямое отношение к компаративистике, поскольку научный и художественный планы в его текстах неразделимы. Есть и другая причина, по которой труды Пуришева можно рассматривать в контексте компаративистики. Этот исследователь был далек от «литературоцентризма». Скорее всего, он полагал, что филолог обязательно должен быть искусствоведом, понимающим ту или иную эпоху как ансамбль различных искусств.

Пуришев не делает специального акцента на компаративистике, поскольку его компаративистика скрыта в спокойном и основательном историко-культурном освещении вопроса. Место компаративной теории в его трудах занимает нескучный и благородный академизм, подразумевающий широкий взгляд на культуру. Будучи историком литературы, Пуришев не ограничивал взгляд на литературу анализом ее вербальной основы. Так, в статье «Гёте» из первой советской «Литературной энциклопедии» ученый отмечал, что

живописное, текучее в творчестве Г. (период «бури и натиска») сменяется графическим, скульптурным. Подвижная гамма тонов, неуловимо переходящих из одного в другой, уступает место симметрии линий, ясным очертаниям контуров. Художник-творец, рисовавшийся ему в эпоху «бури и натиска» всегда в образе либо живописца («Kenner und Ktnstler», 1774), либо певца, выступает теперь в его произведениях в образе ваятеля («Римские элегии», XI) [Пуришев 1929: стб. 512].

Характеризуя живописные и скульптурные особенности стиля Гёте, Пуришев вступает в область современной интермедиальной компаративистики. При этом сложные термины не привлекают его. Автору важно охарактеризовать Гёте как универсального гения, совершившего открытия в точных и гуманитарных науках. По мнению Пуришева, Гёте — великий ученый, потому что он великий поэт. Его гениальные произведения неразрывно связаны с научными идеями: анатомия, акустика, ботаника дают Гёте-художнику переплетение идей, образов, мотивов.

Пуришева привлекал Гёте — театральный интендант, знаток сцены, собиратель античных раритетов, министр, государственный деятель и частный человек. Химия, ботаника, физика, анатомия вступали в сознании Гёте в «избирательное сродство» с литературой. Изучая природу как физик, анатом, ботаник, он рассказывал о ней как художник. Живопись в его понимании, например, литературна, а литература — живописна. Его привлекали живописные, акустические, скульптурные элементы слова. Гёте, как показывает Пуришев, был убежден в неразрывном единстве природы и культуры.

В «Лекциях по литературе эпохи Возрождения» Пуришев многократно возвращается к мысли об универсальности гениев Ренессанса. Так, среди прочих его внимание привлекает «выдающийся гуманист Леон Баттиста Альберти (1404-1472), один из тех «универсальных людей», которыми вправе была гордиться эпоха Возрождения» [Пуришев 1996: 64]. Альберти «был филологом, знатоком греческого языка, картографом, теоретиком искусства (трактаты «О живописи», «О ваянии», «О зодчестве»), архитектором, живописцем, музыкантом, поэтом, философом, особое внимание уделявшим проблемам этики («О семье», «Домострой» и др.)» [Пуришев 1996: 64]. Разнообразие и пестрота жизни резонируют в гениальном творце с характерным для него широчайшим диапазоном интересов. Нечто сходное Пуришев обнаруживает и у К.

1. См.: [Метакомпаративистика…], [Гронская и др.].[↩]