«Графомания — первое и необходимое качество писателя»

— Людмила Евгеньевна, если не возражаете, начну с трех вопросов, с которыми недавно обратилась к Юрию Кублановскому.

— Не возражаю.

— Что из шедевров отечественной или мировой живописи у вас сейчас перед глазами?

— Лоренцо Лото — «Благовещение». Дело в том, что я вернулась к одной почти детской книжке, которую бросила много лет тому назад, потом и вовсе потеряла рукопись (это было в еще рукописной жизни!), а теперь вспомнила и восстанавливаю. Книга эта об одном конфликте, который возник между котами и ангелами. Там довольно длинная история, которую вы узнаете, если я эту книгу допишу, а какой-нибудь издатель напечатает. Вот эта самая картина Лоренцо Лотто изображает как раз такой момент, когда Дева Мария ангела еще не видит, а кот уже его почуял и весь ощерился.

Есть, правда, и другая точка зрения на взаимоотношения котов и высших сил, и есть картины приблизительно того же времени, подтверждающие очень теплые отношения Иуды с котами, и есть даже концепция, что Черный кот — это персонаж, который тесно связан с врагом рода человеческого. Но это точка зрения писателя Булгакова, а я ее не придерживаюсь.

— Вам страшно?

— Нисколько. В детстве, как у всякой девочки, у меня было множество разных страхов, и от большей части страхов я избавилась. Постепенно. Есть множество вещей, которые меня и в юности одолевали. Страх неудачи, например. Но этот страх прошел после того, как я поняла, что довольно часто неудача бывает очень полезна, даже полезнее успеха. Я по природе человек долга, и я всегда боялась не выполнить того, что хотела и обещала. Но и это прошло — я больше не боюсь не справиться. Не получается, так и говорю: «Извините, не смогла». Теперь мне гораздо страшнее бывает за близких, особенно молодых и маленьких.

Словом, коронавируса я не боюсь. Умирать все равно предстоит, не отвертишься. А коронавирус — болезнь довольно короткая, и умирают от него не в течение нескольких мучительных лет, а за считаные дни. Мне не хотелось бы умереть от коронавируса, если хотите знать, по единственной причине: если люди начнут умирать сотнями и тысячами, как это происходит сейчас в Италии, то не будет у меня тех «Веселых похорон», которые я описала давным-давно в одной своей книжке, которая так и называется. А вообще-то хотелось бы персональной смерти. И чтобы друзья собрались, и отец Александр Борисов, друг давний, прочитал бы те прекрасные слова, которые в этих обстоятельствах произносятся священником, даже если покойный не был хорошим христианином, а так себе… И чтобы выпили, и повспоминали, как мы жили-дружили-любили, друг другу помогали, и выпили бы. И посмеялись бы. А если какая-нибудь сентиментальная подружка поплачет, то на здоровье… Словом, коронавируса не боюсь, и смерти не боюсь. А чего боюсь — не скажу вам.

— У вас есть объяснение: для чего Бог — используем церковную лексику — попустил развертывающуюся буквально онлайн вселенскую катастрофу?

— Нет объяснения. Что мы можем знать о замыслах Господа Бога? Может, это репетиция Апокалипсиса? Но алчная сволочь из политического и финансового мира прекрасно с этим поиграет, хотя и не человеческих рук эта затея. Думаю, между прочим, что Природе мы здорово надоели. Основания есть.

— Как ударила самоизоляция, вызванная пандемией, по вашим писательским привычкам?

— Вообще никак. Да и самоизоляция у меня минимальная — надеваю на себя маску и перчатки, чтобы не эпатировать население, если хлеб кончился или в аптеке что-то понадобилось. Но сейчас поостерегусь ходить. А то заболею и стану заразу разносить. Для нас с мужем (Андрей — художник) мало что изменил карантин, который мы стали соблюдать. Большую часть времени мы с ним всегда проводили и проводим дома.

Что касается работоспособности, всё в порядке. Разбираю книги, бумаги, в компьютере много чего забытого нашла. Интересно.

— Ваши сценарии к сюжету «Сто пуговиц» в альманахе «Веселая карусель» (1983) и мультфильму «Тайна игрушек» (1986) и «Ленивое платье» (1987) — «трамплин» во взрослую литературу?

— Не совсем. Надо было преодолеть робость перед бумагой. Я в то время написала много сценариев, но поставлена была лишь небольшая часть. В начале 1980-х годов я ходила на семинар при Доме кино, где учили писать сценарии для мультфильмов. Хорошие мастера к нам приходили: Владимир Голованов, Юрий Норштейн, Андрей Хржановский, Эдуард Назаров. Лучшие в мире, собственно говоря. Тогда и поставили несколько мультфильмов по моим сценариям. Шедевров никаких среди них не было. Но сценарии для художественных фильмов полного метра писать мне было гораздо интереснее. Я несколько таких сценариев написала. И один из них нашла на днях — «Чума» называется. Совсем не для детей — об остановленной эпидемии чумы, которая произошла в Москве в 1939 году. Прямо хоть сегодня ставить. Сорок два года тому назад написала, хотела тогда поступать на курсы сценаристов, но Валерий Фрид меня не взял — прочитал и сказал: «Учить вас нечему, вы и так все умеете». Но в кино у меня ничего хорошего не случилось.

— С чего вдруг вас тогда заинтересовала тема чумы?

— Эту историю я узнала от моей приятельницы, отец которой и был тем патологоанатомом, который вскрывал двух умерших от чумы и подтвердил диагноз.

— Вы на самом деле считаете, что в кино «ничего хорошего не сложилось»? Ведь по вашим сценариям поставлен далеко не один фильм? Например, «Женщина для всех» (1991), «Эта Пиковая Дама» (2003), «Казус Кукоцкого» (2005), «Ниоткуда с любовью, или Веселые похороны» (2007). Не те режиссеры? Претензии к актерам?

— «Пиковую Даму» и еще два, уже не помню сейчас какие, ставил покойный Петя Штейн на телевидении, и они меня нисколько не огорчили. Остальные я восприняла как неудачи. Ну, «Казус Кукоцкого» еще ничего, прилично-средний… Роман был интересней во многих отношениях. А несколько предложений я просто не приняла — чтобы экранизировать роман «Даниэль Штайн, переводчик» (2006), к примеру, в России денег бы не нашли. Это сценарий дорогой в работе. Я и отказала. Хотя если бы сейчас получила предложение от сильной компании и сильного режиссера, с радостью поработала бы.

— Почему вы так и не вернулись — ваш книжный проект по культурной антропологии «Другой, другие, о других» оставим за скобками — к сугубо детской аудитории?

— Почему? Вот на прошлой неделе закончила детскую книжку, «Трамвай выходит на пенсию» называется. Она забавная, веселая.