№4, 1969/Обзоры и рецензии

Генезис и судьбы болгарского романтизма

Кръстьо Генов, Романтизмът в българската литература, Изд. на Българската Академия на науките» София, 1968, 565 стр.

Имя автора исследования «Романтизм в болгарской литературе» Крыстьо Генова широко известно самым различным кругам болгарских читателей. Он выступает как автор и специальных, узкопрофессиональных исследований, и популярных литературно-критических очерков, и журнальных и газетных рецензий. В поле его зрения и литература болгарского Возрождения, и новая, возникшая после освобождения Болгарии в 1878 году литература, и творчество современных писателей, и проблемы болгаро-советских связей, и книги для детей и юношества, и литературная теория, и текстология.

И все-таки уже давно (думается, еще с его книги о Добри Чинтулове, увидевшей свет в 1949 году) в работах К. Генова чувствуется особый интерес к писателям и литературным явлениям, связанным с романтизмом. Романтизму автор уделяет много внимания в таких своих статьях и книгах, как «Фольклорное дело братьев Миладиновых в развитии болгарской литературы» (1961), «Добри Чинтулов и Любен Каравелов» (1963), «Романтика и романтический тип художественных обобщений в литературе пролетарского и социалистического реализма» (1964), «Ростки романтизма в «Славяноболгарской истории» Паисия Хилендарского» (1965), «От Паисия до Ботева» (1967). Все эти работы имеют самое прямое отношение к новому капитальному труду К. Генова; одни из них вошли в книгу «Романтизм в болгарской литературе» в качестве ее составных частей, другие послужили черновыми эскизами той или иной главы, третьи дали возможность автору, расширив круг наблюдаемых явлений, с большей уверенностью говорить о вопросах, которым посвящено его исследование.

Подобная творческая целеустремленность – качество, чрезвычайно ценное само по себе, – приобретает еще большую ценность, если принять во внимание, что она направлена на изучение такого значительного явления литературы болгарского Возрождения, как романтизм; надо сказать, что это явление изучалось гораздо меньше, чем оно заслуживает. До самого последнего времени романтизм в болгарской литературе не замечали, оценивая литературные явления лишь но «степени их реалистичности».

К сказанному следует прибавить, что и русскому (а отчасти и западноевропейскому) романтизму немалое время не придавалось должного значения, в силу чего до сих пор существует противоречивость даже в его оценках и понимании как литературного направления и художественного метода.

К. Генов в полной мере отдает себе в этом отчет и потому начинает свое исследование с обширного исторического обзора развития романтизма, с изложения своей концепции литературного процесса и своего понимания литературоведческих категорий.

Солидаризируясь с теми учеными, которые считают, что «не существует романтизма вообще», а есть «романтизм разных национальных литератур, в каждой из которых он имеет свои собственные закономерности и свои существенные особенности», автор монографии считает в то же время, что «исследование любой литературы в ограниченных национальных рамках… не может привести к желаемым и возможным научно-теоретическим и практическим результатам». Именно поэтому в своем обзоре исследователь рассматривает национальные особенности и общие черты романтизма западноевропейского, русского и украинского.

Переходя к разъяснению литературоведческих категорий, которыми он пользуется, К. Генов особенно тщательно обосновывает свое понимание метода революционного романтизма, его связи и отличия от критического реализма и социалистического реализма. Эта часть работы свидетельствует, что автор свободно оперирует обширным материалом, опирается на основные современные концепции историко-литературного процесса, выработанные прогрессивным литературоведением. Здесь все или почти все бесспорно.

Но вот мы начали знакомство с основной частью монографии, задачу которой автор видит в том, чтобы «изучить и определить романтические тенденции в литературе болгарского Возрождения, выявить ростки, самобытность и пути развития этих тенденций в болгарской литературе в связи с особенностями исторического периода, национального характера, литературных традиций, а также личных склонностей, мировоззрения и писательской культуры отдельных представителей романтизма». И здесь сразу же выясняется, что точка зрения автора даже на предмет его исследования диаметрально противоположна общепринятой.

Согласно положению, принятому в современном болгарском литературоведении, романтизм в период национального Возрождения Болгарии не только не существовал, но и не мог существовать в связи с «особыми условиями» жизни и развития болгарского народа, пережившего пятивековой турецкий гнет.

Автор монографии оспаривает это мнение, считая, что именно потому, что болгарский народ находился под турецким владычеством, боролся против него и лелеял мечту о национальной свободе, его «возрожденческая литература в своих освободительных устремлениях и прогрессивных влечениях проявила свои творческие поиски и завоевания в направлении прежде всего романтизма, а потом уже реализма». К. Генов утверждает существование особого болгарского романтизма, какого не было ни в одной литературе этого периода, он полагает, что именно прогрессивный, патриотический и революционный романтизм является наиболее характерным, определяющим, животворным фактором развития литературы болгарского Возрождения. Согласно его концепции, о литературе этого периода, наряду с сентиментализмом, все более и более четко вырисовываются два самостоятельных направления: реализм и прогрессивный романтизм.

Разумеется, эти направления в болгарской литературе не разобщены, они переплетаются одно с другим, оказывают друг на друга влияние, иногда при этом существенно видоизменяясь. Они могут сосуществовать в творчестве даже одного и того же писателя, ведь абсолютно чистых явлений в литературе не существует. В этом смысле нам кажется несколько риторичным и отвлеченным утверждение автора монографии, что черты разных художественных методов могут существовать у одного и того же писателя только в различные периоды его творчества, в разных произведениях, поскольку «единство формы и содержания требует использования одного художественного метода».

В своей монографии К. Генов значительное место отводит фольклору, исходя из его важнейшей роли в процессе становления болгарской, в частности романтической, литературы, из трактовки фольклора как важной составной части литературы и литературного процесса эпохи Возрождения, из стимулирующего воздействия фольклора на развитие романтических и реалистических тенденций в письменной литературе, из факта восприятия патриотической революционной литературой, особенно литературой периода между Крымской и Освободительной войнами, передовых традиций и тенденций фольклора. Автор убежден, что «появление и развитие новой болгарской литературы могут быть объяснены лишь в ее неразрывной связи с устным народным творчеством», в силу чего «совершенно необходимо изучение литературного процесса «в целом», то есть литературы и поэтического народного творчества».

Придавая столь важное значение фольклору, К. Генов подробно разбирает вопрос о художественных методах народного творчества, подчеркивает черты романтизма в болгарских юнацких, хайдукских и мифических песнях, анализирует связь между возрожденческой литературой и фольклором, рассматривает проблему типизации в национальном фольклоре и проблему фольклорных жанров, дает обзор фольклорных сборников и публикаций фольклора в периодической печати.

Соглашаясь с тем значением, которое автор придает фольклору, как и со всеми положениями соответствующей главы, написанной с большой эрудицией и содержащей немало новых литературоведческих положений, мы считаем, однако, что в работе над этой главой К. Генов несколько увлекся, потерял чувство меры и включил в нее многое из того, что не имеет непосредственного отношения к теме исследования и поэтому могло безболезненно остаться за пределами книги.

Анализируя почву, на которой происходило формирование болгарской литературы Возрождения как литературы национальной, автор обращается также к староболгарской книжной традиции, утверждая генетическую связь болгарского романтизма с рядом произведений средневековой болгарской литературы, в которых прославлялся и идеализировался героизм народа в далеком прошлом; не обходит он в своем труде и то прогрессивное влияние, какое оказала переводная романтическая литература на процесс возникновения и развития болгарского романтизма.

По вопросу о преемственной связи между староболгарской литературой и литературой болгарского Возрождения в современной науке разногласий нет, и К. Генов ограничился лишь подбором, систематизацией и уточнением фактов и теоретических соображений. Зато, говоря о влиянии переводной литературы, автор монографии оказался перед рядом вопросов, почти не затронутых до него (например, о родстве переводной романтической литературы с произведениями писателей болгарского Возрождения), и сумел сказать здесь свое слово.

Рассмотрение романтизма в собственно возрожденческой литературе автор начинает с творчества Паисия Хилендарского и Софрония Врачанского, в связи с чем много места уделяет анализу «Славяноболгарской истории», «Житию и страданиям грешного Софрония» и посвященной им обширной литературе.

«Этот замечательный сын болгарского народа, – пишет К. Генов о Паисии, – был нечто большее, чем страстный глашатай «просветительских», национально-гуманистических освободительных идей, он нес в себе более сложный духовный мир, а именно воинствующе-патриотическое и нравственно-эстетическое мировосприятие, в котором ярко вырисовываются признаки прогрессивного романтизма». Мировосприятие Паисия установилось «под влиянием главным образом фольклора и общения с народными массами», – добавляет автор монографии и ссылается на аналогичное зарождение романтизма в Польше. Что касается просветительского мировосприятия Паисия, то, по мнению К. Генова, оно не мешает ему быть предтечей романтического направления в Болгарии, как не мешали идеалы и традиции Просвещения быть романтиками Шелли, Байрону, Гюго, Жорж Санд, Хачатуру Абовяну.

Если при обращении к фигуре Паисия Хилендарского главная забота автора монографии состоит в том, чтобы выявить не всем заметные черты романтизма на бросающемся в глаза фоне просветительства, то, переходя к творчеству Софрония Врачанского, К. Генов находит ростки романтизма там, где ранее обнаруживали только «чистый», «беспримесный» реализм. В обоих случаях анализ автора весьма убедителен.

Творчеством Паисия и Софрония открывается первый этап литературы болгарского Возрождения, охватывающий по времени отрезок с 1762 по 1853 год. Романтизм этой эпохи автор характеризует как «романтизм национального пробуждения и патриотически-революционный».

Кроме Паисия Хилендарского и Софрония Врачанского, в эти годы работали Димитр Попский, Неофит Бозвели, Георги Пешаков, Найден Йоанович, Найден Геров, Добри Чинтулов, Петко Р. Славейков, причем о творчестве последних трех можно уже говорить, вслед за К. Геновым, как о явлении «полноценно развитой художественной литературы» в Болгарии. Может быть, именно поэтому анализ творчества этих трех писателей в книге не только глубок, но и увлекателен. Это относится и к характеристике первой болгарской сентиментально-романтической поэмы «Стоян и Рада» Найдена Герова, и к исследованию революционно-романтической, патриотической лирики Добри Чинтулова, и – едва ли не главным образом – к анализу раннего творчества Петко Р. Славейкова.

Сравнивая болгарский романтизм этого периода с западноевропейским, К. Генов пишет: «Время до Герова и Чинтулова представляет собой подготовительный этап – период «предромантизма» у нас, как, например, творчество Руссо, Макферсона и др. Что касается конкретно «Славяне болгарской истории», то в ней мироощущение революционного романтизма раскрывается более определенно, чем, например, у автора «Новой Элоизы» или создателя «Фингала».

Последние главы монографии автор посвятил второму этапу романтизма в литературе болгарского Возрождения, хронологически заключенному между Крымской и Русско-турецкой освободительной (1878) войнами. Романтизм этих лет К. Генов определяет как «романтизм национально-освободительного и революционного пафоса». В эти годы творили Георги Раковски, Димитр и Константин Миладиновы, Райко Жинзифов, Григор Пырличев, Никола Козлев, Василий Попович, Басил Друмев, Добри Войников, Константин Величков, Любен Каравелов, Христе Ботев, Иван Вазов. Каждый из этих писателей имеет свою, четко выраженную, творческую индивидуальность и немалые заслуги в становлении отечественной литературы, в формировании болгарской общественной мысли. О каждом из них накопилась обширная критическая литература. Кроме того, черты романтизма проявились в творчестве других, менее крупных болгарских писателей этого периода. Автор стоял перед опасностью потерять чувство пропорциональности, уделить преувеличенное внимание более близким ему самому писателям или углубиться в излишнюю полемику со своими предшественниками. Четко придерживаясь темы, оценивая каждого из писателей по лепте, внесенной им в создание литературы романтизма, К. Генов сумел избежать многословия; творческие портреты сочетаются в книге с картиной развития литературного течения на протяжении четверти века его существования.

Особенно явственно выступает объективность автора в главе об Иване Вазове, где, сказав обо всем многообразном и обширном творчестве писателя, он подробно анализирует лишь то, в чем обнаруживает проявления романтизма, будь то «Песня о воинском подвиге Хана Крума», написанная 14-летним учеником Сойотского училища, или вершина поэзии болгарского Возрождения – «Эпопея незабываемых».

В последних разделах своей монографии автор останавливается на наиболее общих проявлениях романтизма в болгарской литературе капиталистического периода и утверждает, что романтизм этот значительно отличается от романтизма эпохи болгарского Возрождения.

Тщательный анализ болгарской литературы приводит К. Генова к выводу, что романтизм в Болгарии как литературное направление совсем не представляет некоего неразвитого исторического явления, что он оказал глубокое и существенное влияние на литературный процесс, формирование национального характера и на судьбы народа в эпоху болгарского Возрождения. «Уходя корнями в «Славяноболгарскую историю» Паисия и в народный патриотическо-героический эпос, это направление через каких-нибудь сто лет достигает своих вершин в творчестве Ботева и Вазова и становится революционным романтизмом, – заключает свое исследование Крыстьо Генов. – Более того, именно романтическое творчество этих двух представителей новой болгарской литературы получило наибольший резонанс и как искусство поднялось до мирового уровня. То обстоятельство, что по социально-политическим причинам объективного свойства романтическое направление в болгарской литературе, в отличие от западных литератур, не создало собственной теоретической программы, что у нас это направление не проявилось в виде единства творческой практики и системы соответствующих теоретических взглядов, не опровергает наличия этой тенденции и не умаляет ее значения, ибо это литературное направление существует у нас как творческая практика, оно широко распространено и жизненно важно для нашего словесного искусства, наших национальных судеб и характера нашего народа».

Цитировать

Опульский, А. Генезис и судьбы болгарского романтизма / А. Опульский // Вопросы литературы. - 1969 - №4. - C. 228-232
Копировать