Факты и теоретические суждения

Ю. С. Постнов, Русская литература Сибири первой половины XIX в., наука», Новосибирск, 1970, 404 стр.

Непосредственная задача монографии Ю. Постнова – фронтальное изучение творчества сибирских писателей Ф. Бальдауфа, Е. Милькеева, И. Калашникова, Н. Щукина, Н. Бобылева, М. Александрова, Д. Давыдова и др. Автор обстоятельно анализирует сибирские журналы и альманахи первой половины XIX века: «Енисейский альманах на 1828 г.», тобольские журналы, многочисленные рукописные сборники и газеты, дает обзор работ дореволюционных и советских исследователей.

В книге широко представлена русская критическая литература, посвященная творчеству сибирских писателей. Отражено влияние освободительной борьбы в центре России на зарождение литературной жизни Сибири. Все это противостоит категоричному заявлению другого исследователя литературы Сибири, В. Трушкина, что «молодая, неокрепшая еще литература создавалась на одной из отдаленных российских окраин при полной изоляции и безразличии со стороны общепризнанных культурных центров – Москвы и Петербурга» ¹.

Ю. Постнов намечает новые аспекты изучения русской литературы Сибири. Так, анализируя творчество И. Калашникова, автор делает вывод о своеобразии жанровой формы «сибирского исторического романа». Правда, попытка Ю. Постнова выделить «сибирский исторический роман» в особый жанр представляется нам бездоказательной, но сама постановка вопроса о трансформации жанров при обращении литературы к новым проблемам и изображении новых форм жизни, в частности сибирской действительности, актуальна и требует дальнейшего исследования.

Особый интерес вызывает намерение автора систематизировать разнохарактерные, многоплановые явления литературной жизни Сибири. В начале своей книги он справедливо замечает: «Многие исследователи стремились найти в русской литературе достаточно самостоятельные областные литературы. Они изобретали различные определения их, и, естественно, эти определения оказывались не выдерживающими критики» (стр. 9). Но, как это ни странно, критика общих концепций теории областных культурных гнезд в работах Н. Пиксанова, М. Сокольникова, А. Путинцева приводит автора к попытке найти новое определение все той же «литературы области или края». В монографии Ю. Постнова таких дефиниций по крайней мере три (см. стр. 5, 11, 12), причем весьма противоречащих друг другу. Сделав общность территориального и тематического признаков основой исследования литературы Сибири, Ю. Постнов приходит к мысли об освещении единого литературного процесса в Сибири первой половины XIX века. Теоретически осмысляется и обобщается своеобразие этого процесса: его периодизации, его темпов развития, характера направлений, становления реализма в Сибири. Литература Сибири рассматривается, таким образом, хотя и как часть общерусской литературы, но часть целостная, оригинальная в своей характерности. Именно этим объясняется, например, обобщенное определение романтизма в Сибири первой половины XIX века: «Многие произведения сибирских поэтов и писателей-романтиков носили подражательный характер. И тем не менее романтизм в Сибири имел свои оригинальные черты. Он внес нечто новое в русскую литературу» (стр. 395). По мнению автора, это новое – элементы конкретного и реального изображения действительности, этнографически достоверные описания в произведениях сибирских романтиков, но правдивость никогда не отвергалась эстетикой романтизма и была присуща лучшим поэтическим образцам русского романтизма (быт горцев в «Кавказском, пленнике» Пушкина, например, или природа Кавказа в лермонтовском «Мцыри»). А точность этнографических описаний жизни Сибири, по свидетельству самого автора, свойственна была уже произведениям поэтов-декабристов. Сибирь открывала русской литературе новые темы, новых героев, обогащала ее новыми фольклорными источниками. Однако неоправданно было бы связывать все это с особым характером сибирского романтизма и реализма.

Подобная умозрительность теоретических посылок создала зыбкую почву для выявления закономерностей литературного движения этого огромного края и обусловила в работе целый ряд очевидных натяжек. Так, после анализа эпигонских, в духе сентиментализма и классицизма, произведений, печатавшихся в единственном литературном журнале Сибири конца XVIII века «Иртыш, превращающийся в Ипокрену», созданном учителями Тобольского главного народного училища, делается вывод: «Борьба литературных направлений (?) конца XVIII в. в сибирских условиях, как видим, носила достаточно мирный характер» (стр. 47).

Очевидно, нечеткость теоретических положений вызвана неопределенностью самого предмета исследования – «русская литература Сибири», – явившегося, по замыслу автора, универсальным заменителем проблем «русская литература о Сибири» и «русская литература в Сибири». При такой постановке вопроса своеобразие сибирской действительности в объяснении характера литературных явлений неизбежно выдвигается на передний план. А отсюда и упрощения. Например, об устойчивости «романтизма»»в условиях Сибири» автор пишет: «Причиной тому была не только провинциальная отсталость Сибири и замедленность развития ее литературы, но также и то, что Сибирь – этот край тюрем и ссылки, вековечных страданий и почти неограниченного произвола властей, – нелегко было сделать объектом конкретно-реалистического и критического изображения: мучения жертв царизма слишком наглядно демонстрировали перед каждым литератором участь, которая могла ожидать его за откровенное и правдивое слово. Поэтому нередко местным писателям приходилось облачать свои суровые суждения о жизни в условно-романтические одежды» (стр. 32).

Характерно, что и конкретный анализ творчества сибирских писателей в работе Ю. Постнова подчинен определению степени достоверности в изображении «местного колорита». В этом свете рассмотрены и произведения поэта-романтика Ф. Бальдауфа, и романтические повести Н. Щукина, Н. Бобылева, и очерки А. Степанова, Е. Авдеевой-Полевой. Анализ произведений о Сибири «художников общероссийского значения»»в основном с точки зрения отражения… местной тематики» обусловил и описательность характеристики сибирского периода в творчестве декабристов. Сибирские очерки А. Бестужева-Марлинского, например, рассматриваются вне связи с его творчеством. Произведения Рылеева автор вообще не анализирует, поскольку Рылеев «писал о Сибири только на основании литературных источников и устных рассказов» (стр. 116).

Термин «сибирская литература», впервые употребленный в прошлом столетии немецким ученым Генрихом Кенигом и вызванный к жизни дискуссиями 20 – 30-х годов об областных культурных гнездах, почти исчез из современных исследований. Однако взгляд на русскую литературу Сибири как на оригинальное общественное явление, целостное в своей сущности, сохранился. Монография Ю. Постнова еще раз показала невозможность последовательной научной интерпретации произведений и глубоких теоретических обобщений на основе принципов областного изучения литературы. Многие верные суждения автора (о причинах и характере этнографической направленности творчества писателей Сибири, о социальных условиях массового развития рукописной литературы, отразившей возмущение народа против произвола сибирских властей, и др.) сделаны вне умозрительной схемы единого литературного процесса в Сибири и опираются на исторический анализ. Поэтому книга Ю. Постнова – полезный вклад в изучение литературной жизни Сибири.

1. В. Трутнин, Литературная Сибирь первых лет революции; Восточно-Сибирское книжное изд-во, Иркутск, 1967, стр. 6.[↩]