Эстетика Бехера в университете
Р. Яшенькина, Эстетика Иоганнеса Бехера. Над. Пермского университета, Пермь, 1968, 143 стр.
Появление работы Р. Яшенькиной – еще одно свидетельство растущего интереса советских литературоведов и эстетиков к теоретическому наследию Иоганнеса Р. Бехера. Избрав основным объектом рассмотрения тетралогию «Опыты», автор ставит себе целью не только охарактеризовать эти четыре книги, но и проанализировать некоторые главенствующие проблемы бехеровской эстетики. Монография создавалась как пособие по спецкурсу для студентов филологического факультета университета, и, естественно, это во многом повлияло на изложение материала. Работа Р. Яшенькиной опирается на исследования как самого автора, так и других бехероведов СССР и ГДР, но по необходимости носит ознакомительный характер.
Сам факт чтения спецкурса по эстетике Бехера в университете представляется знаменательным. В тетралогии «Опыты» поэт разработал глубоко последовательную и методологически строгую концепцию социалистического реализма, ставшую достойным продолжением трудов Горького и Луначарского. Без понимания роли Бехера в формировании и развитии новой немецкой литературы, без четкого представления о его вкладе в теорию социалистического искусства профессиональная подготовка будущих литературоведов-германистов не может считаться законченной.
Во введении подчеркнута актуальность и важность изучения работ Бехера, верно подмечена и главная их особенность – «неразделимость художественного, эстетического, этического и философско-политического». В этой связи правильно указано на внимание Бехера к немецкой литературе классического периода, в которой поэт видел пример единства художественного освоения действительности с ее философско-этическим осмыслением.
Обращение Бехера к немецкой классике с полным основанием рассматривается автором как одна из определяющих черт его эстетики, и анализ этой темы проходит через все разделы книги. В первой главе монографии Р. Яшенькина исследует проблему культурного наследия в бехеровской тетралогии, особо выделяя его трактовку традиций Гёте в немецкой литературе. Разработке гётевских философских и художественных идей в свете вопросов современного искусства немецкий поэт и теоретик придавал чрезвычайно большое значение. Исходя из задач, поставленных социалистической действительностью ГДР перед литературой, Бехер апеллирует к высшим достижениям философии и искусства Гёте, не потерявшим своей значимости и в XX веке. Дальнейшую жизнь традиций Гёте в литературе Бехер связывал с новой эпохой в истории Германии, когда перед немцами открылись реальные возможности осуществления гуманистических идеалов Гёте.
Р. Яшенькина показывает, как, опираясь на идеи Гёте, Бехер развивает свое понимание свободы личности и творческой свободы художника. Концепция человека у Бехера основывается на опыте немецких писателей-классиков, выдвинувших понятие человека в центр своей эстетической системы. Разрабатывая теоретические основы новой немецкой литературы, Бехер с особой настойчивостью напоминает об этом завете Гёте и Шиллера.
Анализируя ряд гётевских реминисценций в тетралогии, Р. Яшенькина рассматривает примеры обращения теоретика к эстетическому наследию немецкой классики и в более широком плане. Во второй главе автор сосредоточивает внимание на бехеровских интерпретациях идей немецкой классической эстетики в связи с проблемой художественного образа и жанровой поэтикой. Р. Яшенькина подчеркивает большое методологическое значение работы поэта над развитием этих традиций, переосмысления их с позиций теории отражения. По замечанию автора, Бехер показал, каким путем можно развивать дальше передовую немецкую эстетику.
В следующих разделах монографии интересно продемонстрирована методика бехеровского анализа декаданса. Бехер считал декадентское искусство явлением кризисным не только в собственно художественном, но и в этическом плане. Подтвердилась глубокая правота данного им в тетралогии определения декаданса как «метода духовного и морального разложения». В этой связи необходимо отметить и содержащуюся в книге развернутую характеристику бехеровской концепции литературного новаторства в ее сложном соотношении с проблемой творческой свободы писателя.
В заключительной главе представляет интерес анализ категории народности в тетралогии. Бехеровское понимание народности как важного отличительного качества литературы социалистического реализма рассматривается в книге в свете борьбы поэта с теориями элитарного искусства. Отметив широту постановки этих проблем в тетралогии, Р. Яшенькина подчеркивает убежденность Бехера в том, что социалистический реализм – единственный творческий метод, отвечающий задачам новой немецкой литературы.
Хотя ряд разделов учебного пособия, написанного Р. Яшенькиной, содержит интересный материал, многое в книге вызывает возражения. Странным представляется, например, утверждение автора, что «путь Бехера к литературе социалистического реализма и, в частности, к Горькому лежал через творческое наследие Гёте». Как известно, углубленное изучение наследия Гёте Бехером началось лишь в 30-е годы, когда поэт уже прочно стоял на позициях социалистического реализма и многое сделал для развития его теории. Еще в 20-е годы огромную роль в судьбе Бехера сыграло его знакомство со статьями Горького («Разрушение личности» и др.), в которых в противоположность индивидуализму декаданса Горький подчеркнул глубокую связь великих произведений мировой литературы с народным творчеством.
Изучая эти статьи, Бехер и стал задумываться над значением традиций немецкой классики для современной литературы. Мысли Горького о влиянии коллективного творчества народа на искусство оказались особенно плодотворными для работы Бехера над теоретическим обоснованием метода новой немецкой литературы. Гётевское наследие осваивалось Бехером уже с горьковских позиций.
Признавая, как уже отмечалось, большое влияние немецкой классической эстетики на теоретические концепции Бехера, Р. Яшенькина тем не менее испытывает затруднения, пытаясь дать содержательное определение тем традициям, к которым постоянно обращается поэт. Точное понятие «классическая немецкая эстетика» сопровождается в книге необычайно пестрыми эпитетами. На стр. 9 автор называет ее «объективно-реалистической», на стр. 10 – «объективно-содержательной», на стр. 37 – «эстетикой Гёте-Гегеля» и т. д.
Все это не только неудачные выражения. За ними, как выясняется в дальнейшем, скрывается нечеткое понимание особенностей подхода Бехера к немецкой классике и ее эстетическим открытиям. На стр. 51 читатель сталкивается с еще одним замечанием: «Эстетика Гёте и Гегеля… явилась началом эстетики нового времени, эстетики критического реализма».
Явились ли теоретические воззрения Гёте и Гегеля (если можно вообще говорить об их эстетических взглядах как о чем-то нераздельном) в действительности «началом» эстетики критического реализма, – весьма спорно. Пониманием детерминированности художественного образа, осознанной тенденциозностью критический реализм, действительно, сближается с немецкой классической эстетикой, в частности с ее положениями о конкретной определенности предмета, об «определяющей точке», но произошло это отнюдь не в результате непосредственного усвоения идей Гёте и Гегеля, как получается у Р. Яшенькиной, когда она пишет о великих немецких мыслителях как о родоначальниках эстетики критического реализма.
Существенно и другое. Тетралогия «Опыты» принципиально тенденциозна, каждая эстетическая категория Бехера насыщена мировоззренческим содержанием, и это необходимо постоянно учитывать при их анализе. Внимание поэта к эстетике классического периода объясняется тем, что в ней, прежде всего в статьях и письмах Гёте и Шиллера, он увидел обоснование такого творческого метода, который отражение действительности связывает с «предвосхищением» будущего, с воплощением объективной исторической тенденции.
Поэтому он неоднократно писал о близости идей Гёте и Шиллера принципам социалистического реализма, который так же отражает перспективы общественной жизни, но уже на основе ее научного познания. В то же время Бехер отмечал, что способностью «предвосхищения» немецкая классика отличается от критического реализма, не сумевшего подняться над своим временем. Таким образом, формальное сближение классической немецкой эстетики с теорией критического реализма в бехеровской контексте книги не дает читателю правильного представления об особенностях бехеровской интерпретации теоретического наследия немецких классиков.
С ошибкой подобного рода читатель сталкивается и на стр. 58, где речь идет о теории жанров. «Теория, созданная Гегелем, Гёте и Шиллером, – пишет автор, – явилась во многом обоснованием искусства критического реализма с ведущим его жанром – романом». Гёте, Шиллер, Гегель высказали много ценных мыслей об искусстве романа, но вряд ли это дает основание считать, что роман возводится всеми ими в высший литературный ранг, возвышающийся даже над поэзией. Концепция романа у Бехера рассматривается Р. Яшенькиной как следование «теории, созданной Гегелем, Гёте и Шиллером», и, несмотря на ряд оговорок, получается, будто и Бехер всегда считал эпические формы определяющими в литературе. Как же быть тогда с бехеровскими понятиями «власть поэзии», «царство поэзии», неужели их надо считать только фигуральными выражениями?
Жанровой концепции Бехера автор уделяет особое внимание. Однако, желая, очевидно, показать актуальность ряда высказываний Бехера, Р. Яшенькина углубляется в историю жанровой теории и в современные споры о романе. Такое построение раздела было бы оправданным, если бы был проведен сопоставительный анализ фрагментов тетралогии, посвященных роману, и трактовок аналогичных проблем у других теоретиков, но такого сопоставления в книге нет. Включенный в этот раздел материал кажется чужеродным, да и трудно сопоставлять заметки Бехера с мнениями, высказанными в спорах 60-х годов, участником которых он не был.
Все это ведет к существенным диспропорциям. Раздел монографии, посвященный жанровым проблемам, занимает около сорока страниц, но анализу бехеровской концепции лирики, ставшей ядром его эстетической системы, отведено менее восьми. Парадоксальный факт, но лирическое кредо выдающегося немецкого поэта по существу не нашло отражения в книге о его эстетике. Автор ограничился кратким рассмотрением статьи «Философия сонета». А ведь каждому читателю тетралогии ясно, что «поэтический принцип» Бехера не сводится к утверждению сонета как ведущей поэтической формы. Его теория лирики пронизывает всю тетралогию и должна быть раскрыта во всем многообразии.
Отмеченные недостатки, к сожалению, наносят серьезный ущерб научной и методической ценности книги Р. Яшенькиной. Между тем потребность в работах, посвященных современным проблемам теории социалистического искусства, очень велика. Исследование и пропаганда бехеровских трудов по-прежнему остается актуальной задачей советского литературоведения и эстетики; такая работа требует очень внимательного и бережного отношения к наследию выдающегося поэта и теоретика социалистического реализма.