Экстерриториальный писатель. О литературной репутации Михаила Пришвина

Имя Михаила Пришвина существует в русской литературе на протяжении почти всего XX столетия. Войдя в литературу серебряного века, Пришвин становится признанным советским писателем, который во времена постсоветские приобретает репутацию неоткрытого и неизвестного благодаря своему уникальному Дневнику (1905 – 1954), представшему перед читателями как подробнейшая летопись русской жизни первой половины XX века.

Задача этой статьи – проследить «логику» литературной судьбы Пришвина, осмыслить, как его творчество существует в сознании соотечественников в досоветский, советский и постсоветский периоды. При этом я опираюсь на сформулированную еще И. Н. Розановым идею о том, что при изучении литературной репутации писателя важен факт несовпадения научного (литературоведческого) представления о его творчестве и реального функционирования его произведений в культуре, масштабов его дарования и читательских мнений о нем ¹.

РЕПУТАЦИЯ ПРИШВИНА –

ПИСАТЕЛЯ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА

К 1917 году Пришвин был автором четырех книг, цикла рассказов, впоследствии названного ремизовским, трехтомного собрания сочинений. Он активно работал как журналист, в том числе и военный корреспондент (газеты «Русские ведомости», «Речь» и др.) ²². В этом у него был прекрасный образец – В. В. Розанов. Пришвин, кроме того, издал несколько агрономических книг и сборник записанных на Севере сказок (1909). За плечами у него было увлечение марксизмом (1890-е – нач. 1900-х годов), учеба в Германии (1900 – 1902), «переворот от революции к себе» (начало 1900-х). В 1902 году он встретит В. П. Измалкову, о которой напишет в «Кащеевой цепи», «Жень-шене», «Фацелии». В 1903 году Пришвин женится на Е. П. Смогалевой. В это время он совершает пять путешествий: на Север (1906, 1907), к Светлому озеру (1908), в Сибирь (1909), в Крым (1913).

Первый рассказ Пришвина опубликован в 1906 году, когда автору было 33 года. На первую книгу писателя «В краю непуганых птиц» (1907) в течение года появилось четыре отклика. Вторую книгу – «За волшебным колобком» (1908) – в разговоре с автором будет хвалить В. В. Розанов ³. Третья книга – «У стен града невидимого» (1909) – замечена А. Блоком, а Д. Мережковский посвятил ей целую статью «Расколовшийся колокол». «Книга замечательная – в своем роде единственная», – пишет Д. Мережковский, отметив «новое, небывалое» в хождении автора в народ ⁴. Высокую оценку очерка «Черный араб» (1910) дал М. Горький («Вот как надо писать путевое, мимо идущее»  ⁵).

В 1907 году Пришвин знакомится с А. Ремизовым, впоследствии гордившимся тем, что на его долю выпала честь направить руку писателя в трудной работе над словом ⁶. Пришвин входит в круг писателей ремизовской школы: И. Соколов-Микитов, В. Шишков, Е. Замятин, А. Толстой, Л. Леонов. В 1908 году Пришвин знакомится с Д. Мережковским, становится членом Петербургского религиозно-философского общества, усердно посещает его заседания. В 1908 – 1909 годах он переживает свой «петербургский роман с Розановым».

Трудно не назвать такое начало литературной деятельности успешным, если не блестящим. Нельзя не констатировать также тот факт, что в начале литературной деятельности Пришвину было даровано «признание посвященных».

В это же время Пришвину выпала еще одна удача – встретить своего критика. В 1911 году появляется статья Р. Иванова-Разумника «Великий Пан», которой суждено было сыграть важнейшую роль в литературной судьбе писателя. В ней впервые сформулировано то, что будет признано всеми критиками 1910-х годов: «М. Пришвин – крупный, сформировавшийся, цельный художник <…> У него есть своя выработанная форма, свой стиль» ⁷.

Вместе с тем Иванов-Разумник отмечает противоречивость творческой личности Пришвина: «почтенный этнограф, объективный исследователь народной жизни» соединяется в нем с лириком, «чутким и тонким художником, может быть, субъективнейшим из всех современных». Главное же, Иванов- Разумник обозначил тему Пришвина, которая станет доминантой его творчества. Он увидел в его произведениях «великую литургию природы» и назвал Пришвина «призванным бардом светлого бога Великого Пана» ⁸, надолго (может быть, навсегда) определив репутацию Пришвина как писателя, пишущего о природе. Сам Пришвин называл эту свою роль «служением в скромной должности хранителя ризы земли».

В разные эпохи эта черта Пришвина-художника будет называться и оцениваться по-разному. Бесчеловечным писателем, как известно, назовет Пришвина З. Н. Гиппиус ⁹. Н. Замошкин создаст формулу «писатель-Берендей», а большинство советских критиков будут сурово отчитывать его за «бегство от живых людей» в Берендеево царство^{0 10}. К. Янович-Страда, профессор Венецианского университета, в одном из самых фундаментальных трудов западных славистов о серебряном веке русской литературы (1987) назовет Пришвина «великим писателем-экологом» ¹¹.

Р. Иванов-Разумник констатировал, кроме того, еще один примечательный факт: «подлинный художник, милостию Божией поэт», Пришвин почти никому не известен, незаслуженно неизвестен, с точки зрения критика ¹².

Важнейшим событием в литературной судьбе Пришвина стал выход в свет в 1912 – 1914 годах в горьковском «Знании» трехтомного собрания сочинений писателя, значительно расширивший круг его читателей и включивший его в новый литературный контекст писателей-знаньевцев, реалистов, от И. Шмелева до А. Куприна и И. Бунина.

В 1912 году, когда вышел первый том собрания сочинений, о Пришвине появилось восемь статей, авторы которых представляли все основные направления русской критики начала XX века: эстетическую, импрессионистскую (Ю. Айхенвальд), символистскую (А. Крайний), марксистскую (В. Львов-Рогачевский). Общим местом в критической топике становится формула «Пришвин – новый талант, у него свое лицо, свой стиль, свое восприятие мира» (Львов-Рогачевский) ¹³.

Были, безусловно, отрицательные оценки. Е. Колтоновская, например, в рецензии на первый том собрания сочинений Пришвина, озаглавленной «Этнограф-поэт» (стереотип, пущенный в критический оборот Ивановым- Разумником), говоря о талантливости автора и своеобразии его «писательской физиономии», пишет о «неприятном налете искусственности и вычурности» в «содержательной книжке» ¹⁴. Однако отрицательные оценки – необходимое условие известности и славы: уже в Древнем Риме, как отмечает И. Н. Розанов, «для полноты торжества нужно было, чтобы за триумфальной колесницей бежал клеветник» ¹⁵.

Важно отметить, что критика 1910-х годов рассматривает произведения М. Пришвина в контексте творчества К. Гамсуна, В. Розанова, А. Ремизова, Ф. Сологуба – крупнейших писателей начала XX века.

Подводя итоги, подчеркнем следующее.

«Перед мировой катастрофой», как Пришвин назовет Первую мировую войну и революцию, он живет в неустойчивом равновесии между декадентами, символистами и реалистами, не присоединяется ни к одной литературной школе, не встает ни в один литературный ряд («в ряду стоять легче», – скажет он позднее). В этом просматриваются истоки последовательно выстраиваемой Пришвиным в советские годы репутации «экстерриториального писателя». Пришвин определяет успех писателя «по гамбургскому счету» и уверен в правоте Мережковского, связывающего популярность писателя с ситуацией «что пошло, то пошлб». Вместе с тем «сокровенным желанием» Пришвина, как он скажет впоследствии (Дневник. 23.01.1934), было «завоевать широкого читателя». Как когда-то Пушкин, первый профессиональный писатель в России, как «самый близкий» ему человек В. В. Розанов, Пришвин «пишет для себя, а печатает для денег» ¹⁶.

ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕПУТАЦИЯ ПРИШВИНА –

СОВЕТСКОГО ПИСАТЕЛЯ

Репутация Пришвина – советского писателя принципиально отличается от его репутации в начале XX века. В советское время исчезает представление о его связях с религиозно-философской традицией русской культуры. Имена В. Розанова, Д. Мережковского, А. Ремизова останутся лишь на страницах его потаенного Дневника. Связи Пришвина с символистами будут предметом критики и поводом к осуждению его как «эпигона символизма» ¹⁷. Все то, что соединяло Пришвина с культурой серебряного века, будет названо «грузом заблуждений» ¹⁸. Из писателей, значимых в его судьбе в начале XX века, останется лишь М. Горький, статьи и письма которого будут для Пришвина своего рода охранной грамотой. Иронически осмысляя эту ситуацию, Пришвин с горечью напишет по этому поводу: «М. Пришвин им. (имени. – Я. Д.) Горького» (Дневник. 20.10.1932).

Вместе с тем сохранится и приобретет новое качество репутация Пришвина как создателя «литературы о Пане».

1. Розанов И. Н. Литературные репутации. М., 1990. См. также: Гудков Л., Дубин Б. Литература как социальный институт. М., 1994; Берг М. Литературократия. М., 2000; Дубин Б. Слово-письмо- литература. М., 2001; Рейтблат А. И. Как Пушкин вышел в гении. М., 2001 и др.[↩]
2. »Публицистом старой маститой литературной газеты» назовет Пришвина Р. Иванов-Разумник ( Иванов-Разумник Р. Творчество и критика. Пб., 1922. С. 7). [↩]
3. Пришвин М. М. Собр. соч. в 8 тт. Т. 8. Дневники. 1905 – 1954. М., 1986. С. 60.[↩]
4. Мережковский Д. Расколовшийся колокол // Русское слово. 1909. 16 дек. С. 2.[↩]
5. Горький М. Собр.соч. в 30 тт. Т. 29. М., 1949 – 1955. С. 140.^[↩]
6. Ремизов А. Встречи. Петербургский буерак // Ремизов А. Огонь вещей. М., 1989. С. 481.[↩]
7. Иванов-Разумник Р. Указ. соч. С. 27.[↩]
8. Там же.[↩]
9. В статье «Литераторы и литература» З. Гиппиус рассматривает Пришвина в ряду писателей «природных» и «народных» и подчеркивает, что «его «бессодержательность» (нетенденциозность. – Н. Д.) особенно откровенна; при обычной яркости и образности языка, при всей художественности его описаний он сам до последней степени отсутствует; и это делает его очерки или дикими от бессмыслия, или просто-напросто этнографическими»(Крайний А. Литераторы и литература // Русская мысль. 1912. N 5. С. 28).[↩]
10. Ефремин А. Михаил Пришвин // Красная новь. 1930. N 9 – 10. С. 221.[↩]
11. История русской литературы: XX век: Серебряный век / Под ред. Ж. Нива. М., 1995. С. 318.[↩]
12. Иванов-Разумник Р. Указ. соч. С. 25, 48.[↩]
13. Львов-Рогачевский В. Михаил Пришвин. Рассказы // Современный мир. 1912. N 2. С. 335.[↩]
14. Колтоновская Е. Этнограф-поэт // Речь. 1912. N 42. С. 3.[↩]
15. Розанов И. Н. Указ. соч. С. 47.[↩]
16. Берг М. Гамбургский счет // Новое литературное обозрение. 1997. N 25. [↩]
17. Григорьев М. Бегство в Берендеево царство // На литературном посту. 1930. N 8. С. 50.[↩]
18. Смирнов Н. П. Михаил Пришвин. М.-Л., 1953. С. 17.[↩]