Джон Фильд. «Русский ирландец» / Сост. и автор вступ. статьи И. Н. Васильева-Южина, отв. редактор Ю. Г. Фридштейн
Джон Фильд. «Русский ирландец» / Сост. и автор вступ. статьи И. Н. Васильева-Южина, отв. редактор Ю. Г. Фридштейн. М.: Центр книги ВГБИЛ им М. И. Рудомино, 2009. 128 с.
«Казалось, что не он ударял по клавишам, а сами пальцы падали на них, подобно крупным каплям дождя, и рассыпались жемчугом по бархату», — так вспоминал о Джоне Фильде, создателе жанра ноктюрна и одном из основоположников русской фортепианной школы, Михаил Иванович Глинка, имевший счастье взять пару уроков у прославленного ирландского музыканта. «Играл на фильдов лад» — вот, пожалуй, один из высочайших комплиментов пианисту первой половины XIX века. И тем печальней сознавать, какому забвению предано имя этого русского ирландца. «Предшественник Шопена» — вот те слова, которые слышишь от музыкантов о Фильде сейчас. И тем более своевременным можно назвать выход книги «Джон Фильд. Русский ирландец», изданной центром книги ВГБИЛ при поддержке посольства Ирландии в Российской Федерации в 2009-м году.
Не предшественника Шопена и не учителя Глинки, а самого Джона Фильда, с ему одному свойственными причудами и привычками, мастерством исполнителя и остроумного критика, открывают для нас воспоминания людей, знавших этого «Паганини пианистов», бравших у него уроки, присутствовавших на его редких декабрьских концертах в зале Благородного Собрания. Шопен и Лист, Шуман и Глинка — гении, которые с почтением признавали искусство уроженца Дублина.
«Наш Фильд» — говорили в городе на Неве, «Русский Фильд» — вторили в столице искусства на Сене. И то была чистая правда, ведь именно Российская Империя стала его второй родиной, одарив Фильда той избыточной любовью, которая в результате оборачивается во вред. Осенью 1802 года, уже будучи известным в музыкальном мире Европы как талантливый ученик Муцио Клементи, Фильд и его именитый учитель прибыли в последний пункт их европейского турне — Санкт-Петербург. Двадцатилетний ирландский юноша тогда не мог и предположить, что оставаясь в столице Империи еще на какое-то время, желая подзаработать на частных уроках, проживет в России до конца своих дней.
В пик концертной жизни северной столицы, в Великий Пост, молодой пианист Джон Фильд дал свой первый концерт в зале Филармонического общества. После невероятного успеха у высшего света Санкт-Петербурга для ирландского музыканта были открыты двери всех самых родовитых и утонченных домов обеих столиц, Филармонического общества Петербурга и Благородного Собрания в Москве. Цвет дворянства почел за необходимость отдать в ученики Фильду своих отпрысков. Но «Фильд и педанство» были не совместимы. На уроки он шел с неохотой, «карета тащилась лениво, кучер Иван клевал носом» (с. 42). Уроки приносили хоть и небольшой, но стабильный доход, а Фильд взял за правило посылать матери в Ирландию не менее двух тысяч годовых».
Концертировал Фильд крайне редко, огромного труда стоило уговорить его посетить даже Москву. Чаще всего друзья могли застать музыканта в его квартире на Малой Морской, дымившим как «Локомотив Стифенсона» (с. 34), в окружении томиков Шекспира и бутылочки рома. «Он обыкновенно смотрел настоящим турецким пашою, когда бывало лежит, растянувшись на софе, закутанный в чудесный халат на беличьем меху (с. 31), — вспоминала приятельница Фильда, французская актриса Луиза Фюзи. В таком же виде Фильд давал уроки. Видимо, мода на него была сильней любых стереотипов и предрассудков.
Но был и другой Фильд, тот самый «незабвенный Фильд», игра которого так поражала современников. В нем счастливо сочетались большой талант композитора и еще больший талант исполнителя, обрамленные фанатичной трудоспособностью. Все же, его сочинения становились шедеврами лишь в авторском исполнении. Но то, как он играл свои и чужие сочинения, стало притчей во языцех. «Как я ни люблю некоторые сочинения Фильда, а признаюсь, что главная прелесть была в нем самом, в его исполнении» (с. 65), — записал А. Дюбок в конце своих воспоминании о любимом учителе.
Довелось слышать Фильду и своего молодого коллегу, Ференса Листа, великого пианиста, являвшегося абсолютным антиподом «нашего ирландца». «Насмотревшись на смелые кидки рук и удары со всего размаха, столь чуждых его собственной манере, Фильд обратился к присутствовавшим с вопросом: «А что, он не кусается?»» (с. 65).
Лист же считал игру Фильда вялой. Но сколько ни разнились взгляды двух музыкантов на искусство исполнительства, венгерский бунтарь признавал заслугу романтика из Дублина как создателя нового жанра — ноктюрна. Именно Ференс Лист написал предисловие к изданному в Лейпциге сборнику ноктюрнов Джона Фильда. Он видел в них «прелестные поэмы», наполненные «целительной свежестью» (с. 48). «Он открыл путь всем сочинениям, которые впоследствии появились под названием «Песен без слов», «Экспромтов», «Баллад», и был родоначальником этих пьес <…>» (с. 51).
Теплой, искренней любовью наполнены воспоминания об этом беспечном гении, расточительном хозяине и добром друге, юношей покорившем город на Неве, а позже и Первопрестольную, одном из основателей русской фортепианной школы, уроженце города Дублин, «незабвенном» Джоне Фильде.
Д. ХУНЧУКАШВИЛИ
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №1, 2011