Две крайности

М. Ибрагимов, По законам красоты, Азгосиздат, Баку, 1964, 320 стр.; М. Гусейн. Могучее содружество, Азгосиздат, Баку, 1964, 233 стр.; М. Джафар, Из истории азербайджано-русских литературных связей, «Азернешр», Баку, 1964, 156 стр. (на азербайджанском языке); Ш. Курбанов, Этапы развития азербайджано-русских литературных связей в XIX в.. Изд. АН АзССР. Баку, 1964. 251 стр.; С. Турабов, Азербайджан в русской поэзии, Азгосиздат, Баку, 1964, 130 стр.; Г. Бабаев, Глубокие корни, Азгосиздат, Баку, 1964, 140 стр.

В Азербайджане в последние годы (особенно в связи с 150-летием вхождения Азербайджана в состав России) вышло немало книг, посвященных взаимосвязям литератур. Здесь и сборники литературно-критических статей известных наших писателей – «Могучее содружество» Мехти Гусейна и «По законам красоты» М. Ибрагимова, и научные монографии и исследования. Книги эти объединяет не только юбилейная эмблема, но прежде всего общность проблематики – в совокупности своей они дают возможность рассмотреть русско-азербайджанские литературные связи в их становлении и развитии, дают достаточный материал и для того, чтобы судить не только о достижениях, но и о просчетах в области сравнительно-исторического изучения литератур.

Книги «По законам красоты» и «Могучее содружество», вобравшие в себя богатый творческий опыт их авторов, ставят актуальные проблемы теории и практики литературной жизни – проблемы творческого метода, национального характера, традиций и новаторства, развития романа.

Примечательно, что проблемы эти рассматриваются писателями на конкретном материале не только азербайджанской, но и всей многонациональной советской литературы в диалектической связи с национальными традициями, с классическим реализмом. Вот, например, вопрос о национальном характере, вызывающий так много споров. Говоря о невозможности рассматривать национальный характер изолированно, в отрыве от движения самой жизни, о том, что «настоящий художник всегда стремится создать верную картину жизни… не думая «специально» о создании национального характера», М. Ибрагимов пишет: «Художник отражает жизнь, а в жизни реально существует и национальный характер с конкретными своими чертами и особенностями, характерными для данного исторического периода. Когда Низами создавал «Лейли и Меджнун», Руставели – «Витязя в тигровой шкуре», Пушкин – «Евгения Онегина», Толстой – «Войну и мир», вряд ли авторы задавались специальной целью – создать национальный характер… все эти великие писатели прошлого были поглощены мыслью о времени и народе, о судьбе современника, рисуя глубоко верные и правдивые картины жизни, показывая человека в его реальной среде, с реальными чертами его характера, иными словами, они как раз и отражали национальный характер таким, как он сложился в реальности».

Рассуждая о новаторстве, М. Ибрагимов также видит корни его в глубинном художественном познании национальной жизни, духа времени: «Только благодаря органической связи с жизнью общества, с эпохой, отдельным художникам удавалось создавать совершенно оригинальные произведений на одни и те же сюжеты. Поэму «Лейли и Меджнун» впервые написал Низами Гянджеви. Спустя четыреста лет одноименные поэмы на эту же тему написали Физули и великий узбекский поэт Навои. И обоим удалось создать новые, непохожие на другие, классические произведения. Почему? Потому что ни Физули, ни Навои не пошли по пути литературного подражания; они воспели страсти и философию своей эпохи, отличавшиеся от философских и нравственных норм эпохи Низами». Эту мысль писатель подкрепляет также ссылкой на тему Дон Жуана в европейских литературах.

В книге Мехти Гусейна особенно интересны мысли о путях развития азербайджанского романа.

На основе анализа реалистической прозы второй половины XIX века – «Обманутых звезд» (1857) М. -Ф. Ахундова, «Событий в селении Данабаш» (1894) Дж. Мамедкулизаде, «Бахадура и Соны» (1896 – 1908) Н. Нариманова и других классических произведений – Мехти Гусейн приходит к выводу о наличии богатых национальных традиций, сыгравших основополагающую роль в возникновении азербайджанского советского романа. Он говорит и об огромной роли в этом процессе русской классической и современной литературы, особенно первых советских романов – «Железного потока», «Чапаева», «Цемента», «Разгрома» и др.

Достоинством книг М. Гусейна и М. Ибрагимова является и то, что они намечают плодотворную тенденцию исторического изучения социалистического реализма, закономерно вырастающего из недр национальной литературы и подготовленного всем процессом развития классического реализма. Книги эти интересны также тем, что М. Гусейн и М. Ибрагимов, опираясь на свой личный писательский опыт, рассказывают как очевидцы о фактах постоянного творческого и организационного контакта представителей различных литератур народов СССР, характеризуют произведения писателей России и других республик. Они приводят немало свидетельств благотворного влияния русской литературы на азербайджанскую и на их собственное творчество. «Все лучшее, что было и есть в азербайджанской литературе XX века, в значительной мере возникло и развилось под влиянием горьковского реализма» – это общее положение М. Ибрагимов подтверждает примером влияния Горького на его собственные произведения. В «творческом овладении замечательными традициями классической русской литературы и советской литературы» видел М. Гусейн задачу дальнейшего развития метода социалистического реализма в азербайджанской литературе. Проанализировать этот процесс, изучать его на конкретных явлениях литературы – так определяет М. Ибрагимов основное направление дальнейшего исследования литературных взаимосвязей.

Как же именно происходит процесс «сближения через расцвет», как азербайджанские писатели овладевали традициями прогрессивной русской литературы? Об этом написаны исследования М. Джафара, Ш. Курбатова, С. Турабова и Г. Бабаева. Эти книги свидетельствуют о том, что в изучении взаимосвязей литератур азербайджанские исследователи отказываются от примитивного сопоставления литературных явлений, сюжетных ситуаций и эпизодов, от поисков чисто внешнего сходства – все это, по справедливому замечанию В. Жирмунского, «вызвало в советской науке вполне обоснованное недоверие к так называемому «сравнительному методу» в целом» ¹.

Утверждается тенденция проблемного изучения литературных связей с опорой на самое жизнь, на конкретно-исторические условия, породившие их, на тщательное изучение литературного процесса во всей его сложности. Плодотворна, в частности, попытка М. Джафара, Ш. Курбанова и С. Турабова определить характер влияния русской литературы на азербайджанскую на разных этапах общественно-литературного развития, установить здесь известную периодизацию.

Первый этап (30 – 40-е годы XIX века) проходит под знаком вхождения Азербайджана в состав России и движения декабристов. Он отмечен зарождением дружбы передовых людей России и Азербайджана, сближением культур, появлением в азербайджанской литературе ощутимых ростков реализма. Второй этап (50 – 60-е годы) связан с идеологией революционных демократов, становлением новой азербайджанской литературы, значительным приближением ее к идейным позициям передовой русской литературы. Критический реализм становится ведущим художественным методом. Третий этап (70 – 90-е годы) характеризуется, по словам Ш. Курбанова, тем, что передовая азербайджанская литература XIX века развивается в теснейшей идейной связи с русской демократической литературой.

В отличие от Ш. Курбанова, который полагает, что русско-азербайджанские литературные связи первого этапа «не носят характер взаимности», что и на втором этапе «трудно еще говорить о больших масштабах взаимосвязей», М. Джафар считает, что с самого начала отчетливо проступают взаимосвязи двух литератур. Он, в частности, ссылается на стихотворение Лермонтова и «Восточную поэму» М. -Ф. Ахундова, написанные на смерть Пушкина, которые свидетельствуют о единстве позиций их авторов, о распространении революционных идей на Кавказе. В самом деле, дружба М. -Ф. Ахундова с Марлинским и Лермонтовым, А. Бакиханова с Пушкиным, азербайджанские мотивы и темы в произведениях Марлинского, Пушкина, Лермонтова, а с другой стороны, обращения М. -Ф. Ахундова к русской теме, к именам Пушкина, Ломоносова, Державина – это ли односторонняя связь?

М. Джафар далее, относя к третьему этапу 70 – 80-е годы и связывая этот период с творчеством писателей-разночинцев, резонно выделяет в самостоятельный этап 90-е годы – начало пролетарского движения, когда значительно расширились русско-азербайджанские литературные связи, критический реализм вступает в пору зрелости, развиваются эпические жанры. Он называет романы «Бахадур и Сона» Н. Нариманова, «Книга путешествия Ибрагим-бека» З. Марага, реалистическую повесть «События в селении Данабаш» Дж. Мамедкулизаде. В драматургии это – «Разоренное гнездо» и «Несчастный юноша» А. Ахвердова, «Горе Фахраддина» и другие реалистические драмы и комедии Н. Везирова, Н. Нариманова. Все эти писатели хорошо знали русскую литературу и культуру и испытали ее благотворное влияние.

Хронологические рамки книги М. Джафара захватывают начало XX века, – автор выделяет здесь период русской революции 1905 года и период Октября и гражданской войны – до установления советской власти в Азербайджане. В эти годы под влиянием русской пролетарской и демократической литературы в азербайджанскую литературу проникает тема революции, рабочего класса и интернационализма, происходит дальнейшее развитие критического реализма, ярко выраженного в сатирическом творчестве Сабира и Дж. Мамедкулизаде.

Этапы развития русско-азербайджанских литературных связей только в ином аспекте – в разработке темы «Азербайджан в русской поэзии» – прослеживает С. Турабов. Автор обнаруживает различные тенденции в художественном освоении этой темы. В творчестве Державина, например, она служит целям прославления захватнических планов и действий царской армии. Абстрактно-романтическое представление о народах Кавказа находим в поэзии Жуковского, а в творчестве Пушкина побеждает реалистическая тенденция в изображении Кавказа. Во второй половине XIX века, справедливо отмечает С. Турабов, усиливаются социальные мотивы в стихах русских поэтов, разрабатывающих кавказскую тему. Исчезает экзотика, на первый план выдвигаются проблемы социального неравенства, реалистически точные картины жизни и нравов, изображение обычаев и национальных традиций народов Кавказа, хотя, как верно отмечает автор, в некоторых стихах (например, Я. Полонского) есть элементы натуралистического бытописательства.

Как новый этап в разработке азербайджанской темы в русской поэзии рассматривается советский период. С. Турабов анализирует произведения Маяковского, Есенина, Асеева, Адалис, Сельвинского и др.

Показывая многообразие форм литературных связей в советские годы, в частности подчеркивая новое содержание и взаимный характер этих отношений, – влияние азербайджанской действительности и литературы на русскую, обогащение последней новыми темами, образами, поэтическими приемами и средствами, в том числе редифами и анафорами (например, в трагедии И. Сельвинского «Бабек»), – С. Турабов тем самым приближается к давно уже назревшему, но почти еще не изученному вопросу, который поставил К. Зелинский: «Что дают русской литературе народы СССР».

Несмотря, однако, на интенсивные и небезуспешные поиски, на новые факты и новый подход к ним, авторам названных книг далеко не всегда удается преодолеть инерцию старого в изучении взаимосвязей литератур. Методологические принципы часто заявлены декларативно, «осознаны», так сказать, лишь «теоретически» (хотя это тоже шаг вперед), но последовательно не применены.

Вот почему внешние и случайные совпадения все еще нередко выдаются за приметы влияния. В книге Ш. Курбанова, например, на многих страницах сопоставляются произведения Герцена «Вильям Пен» и «Три письма индийского принца» М. -Ф. Ахундова… Аргументация такова: и в том и в другом произведении поставлены остро социальные проблемы, в позициях героев обоих произведений есть общие черты. По этому же принципу сопоставляются «Горе от ума» Грибоедова и трагедия «Несчастный юноша» А. Ахвердова – и тот и другой автор разоблачают дворянство. Отмечая идейное сближение азербайджанской и русской литератур, Ш. Курбанов пишет: «Нас интересовала идейно-художественная проблематика в творчестве этих писателей. Что касается сходства некоторых явлений в избранных нами произведениях, сходства, порою даже весьма удивительного, то его могло и не быть. Важно другое – наличие идейного сходства между комедией «Горе от ума» и трагедией «Несчастный юноша».

Во-первых, идейное соотнесение этих двух произведений представляется мало убедительным, ибо характер критики помещичьих порядков в «Несчастном юноше» гораздо больше соответствует духу аналогичных произведений русской литературы 60 – 70-х годов (Некрасов, Щедрин, Успенский), потому что ведется она, эта критика, с позиций, близких программе революционных демократов.

Во-вторых, кроме общих идейных мотивов, автор говорит об «удивительном сходстве некоторых явлений». Следовательно, нужен анализ и научное объяснение этих явлений. Что это – историко-типологические схождения, которые имеют место в литературах разных народов на одинаковых ступенях общественного развития? Или это творческая трансформация чужих идей и образов, отталкивание от образца и его новое развитие в иных национальных условиях?

В книге Г. Бабаева есть попытка разобраться в проблеме многогранности форм творческих взаимосвязей литератур. Автор различает некоторые из этих форм и призывает к конкретному изучению каждой из них и в их взаимодействии. «Чтобы читатель смог увидеть не только то новое, что каждая национальная литература вносит или берет, но и то, как вносит и как берет, на почве отдельных национальных литератур как складывается всесоюзная многонациональная литература». К сожалению, автор ограничился лишь призывом, и ни одно из трех подчеркнутых им как в книге не показано и не раскрыто. Он лишь «отмечает», но не исследует и не решает.

Нередко авторы впадают в другую крайность, объясняя идейно-художественную близость русских и азербайджанских писателей всецело якобы идентичностью жизненных условий обеих стран. При этом в счет не берется ни индивидуальная творческая манера писателя, ни идейно-художественный замысел сопоставляемых произведений. «Социальные условия жизни общества, которые нашли отражение в их произведениях, были одними и теми же и в России, и в Азербайджане. И, конечно, именно в этой исторической общности нужно искать корни близости произведений азербайджанских реалистов к идеям и образам творчества Чехова», – пишет Г. Бабаев.: И далее: «Корень близости их творчества (Чехова и Сабира. – С. А.) кроется прежде всего в сходстве самой действительности того времени, из которой азербайджанский поэт и русский писатель черпали материал для своих произведений».

Во-первых, социальные условия в отсталом феодальном Азербайджане и России конца XIX – начала XX века далеко не были одинаковыми. Другое дело, что передовые люди Азербайджана тянулись к прогрессивной русской культуре, учились у русских писателей-реалистов, присоединялись к революционной борьбе русского пролетариата. Можно говорить лишь о единстве цели и задач борьбы за освобождение, о пролетарской солидарности народов, но, конечно, не об идентичности социальных и национальных условий.

Во-вторых, даже в социальных условиях одной страны рождаются писатели не только различных идейных убеждений, до и различных творческих манер и стилей.

Конечно, действительность – источник творчества, она дает материал художнику, но ведь каждый писатель имеет свое отношение к миру, свою индивидуальную манеру письма.

Отнеся идейно-художественную близость азербайджанских и русских писателей исключительно за счет «общих социальных условий», Г. Бабаев полностью освобождает себя от исследования характера и форм литературного влияния. Эти вопросы нельзя решить, подменяя научное исследование ссылками на высказывания писателей, на отдельные цитаты из их произведений, как это делает Г. Бабаев.

В ряде случаев, стремясь найти «золотую середину», Г. Бабаев так объясняет, например, мотивы творчества, которые «восходят к Тургеневу»: «Дело тут, конечно, не в близости отдельных сюжетных ситуаций к тургеневским рассказам, а в наличии у того и другого писателя сходных форм раскрытия внутреннего мира героев, в умении заставить полюбить богатство родной природы». Здесь как раз и следовало бы показать эти «сходные формы», принципы и приемы, стиль и манеру двух разных художников, но читателя постигает разочарование: автор ограничился, как всегда, лишь общей декларацией.

Таким образом, от работ, построенных исключительно на сопоставлениях любых сходных эпизодов (таких работ у нас было немало), намечается крен в другую сторону – к работам, в которых эти сходства и совпадения просто не замечаются, игнорируются, а социально-исторические условия толкуются упрощенно и поверхностно.

Освободившись от одной крайности – одностороннего эмпиризма, авторы впадают в другую крайность – абстрактное теоретизирование. Исследователи еще не овладели подлинно научной, гибкой методологией сравнительно-исторического изучения литератур.

Задача состоит также в привлечении внимания исследователей к советскому периоду русско-азербайджанских литературных связей, который все еще недостаточно изучается. Необходимо расширить поле исследования, привлекая для изучения давно уже назревшие в науке проблемы – выяснение роли русской литературы в становлении социалистического реализма в азербайджанской советской литературе, а также проблему обратного влияния. Азербайджан в русской советской прозе, качество художественного перевода и характер литературного влияния через перевод – все эти вопросы также ждут своего разрешения.

г. Баку

1. В. М. Жирмунский, Проблемы сравнительно-исторического изучения литератур, «Известия АН СССР. Отделение литературы и языка», 1960, т. XIX, вып. 3, стр. 177.[↩]