№5, 1965/Обзоры и рецензии

Дипломатическая деятельность Грибоедова.

О. И. Попова, Грибоедов-дипломат, «Международные отношения», М. 1964, 219 стр.

В послевоенные годы появилось несколько работ, посвященных биографии Грибоедова. В них опубликовано большое количество архивных документов, относящихся, в частности, к его дипломатической деятельности.

Благодаря этому мы теперь знаем, какую большую роль играл он при заключении Туркманчайского договора, нам стали известны его труды по нормализации отношение между Россией и Ираном, по-новому освещены его взгляды на отдельные дипломатические проблемы того времени. Казалось бы, все известно о Грибоедове-дипломате. А между тем книга О. Поповой открывает еще не исследованные стороны его деятельности.

Автор этой работы поставил перед собой задачу «дать в развернутой документации представление о дипломатической деятельности Грибоедова при реализации статей Туркманчайского договора в Иране» (стр. 5 — 6). В основном эта задача выполнена.

О. Попова начинает свое исследование с первых шагов поэта на дипломатическом поприще (1818). Она совершенно правильно отмечает, что «до сих пор документально точна неизвестно, что побудило Грибоедова принять это назначение (секретарем русской миссии в Иране), но несомненно, что совершилось оно помимо воли самого Грибоедова» (стр. 9). Поэт в ту пору действительно и не помышлял об отъезде из Петербурга. Он был занят литературными трудами, закончил к этому времени составление плана «Горя от ума». Нессельроде, возглавлявший тогда министерство иностранных дел, придравшись к тому, что Грибоедов участвовал в качестве секунданта в дуэли Шереметева с Завадовским, выслал поэта из Петербурга. Он продолжал преследовать Грибоедова и за пределами России.

Осенью 1819 года молодой дипломат принял активное участие в выводе из Ирана 158 русских беглых солдат, за что министерство иностранных дел не только не поощрило его, но поставило ему на вид, что «дипломатическому чиновнику так не следовало поступать» (стр. 25). В книге опубликован неизвестный до сих пор архивный документ, повествующий о дальнейшей судьбе выведенных из Ирана русских солдат. Оказывается, многие из них были отправлены на родину и в своих письмах призывали оставшихся на чужбине перебежчиков последовать их примеру.

О. Попова вводит в научный оборот донесения Меншикова Николаю I, «реабилитировавшие Ермолова в политическом отношении», которые «в какой-то мере отразились в сумме других благоприятных слагаемых и на судьбе Грибоедова» (стр. 63).

Автор рассказывает также о связях Грибоедова с декабристами, об его аресте, об отношениях с командующими отдельным Кавказским корпусом — Ермоловым и Паскевичем.

По поводу отстранения Ермолова от командования Кавказским корпусом и назначения на эту должность Паскевича Грибоедов писал С. Н. Бегичеву, что «два старшие генерала ссорятся, с подчиненных перья летят. С А. П. [Ермоловым] у меня род прохлаждения прежней дружбы». И несмотря на то, что в этом же письме он объяснял причину своего охлаждения разницей взглядов на ведение войны с Ираном, некоторые современники все же обвиняли его в измене «проконсулу».

О. Попова кладет конец этой легенде. «Правильнее… — пишет она, — искать основание к расхождению Грибоедова и Ермолова не в «измене» первого второму, а в цельности натуры Грибоедова, не знающей компромиссов, и в сложности и противоречивости характера Ермолова» (стр. 93).

В апреле 1828 года, как и в начале своей дипломатической службы, Грибоедов против своей воли назначается в Иран в качестве полномочного министра России. И так же, как и в 1818 году, министерство иностранных дел зорко следит через своих агентов за его деятельностью.

Русская миссия в Иране находилась в ту пору в тяжелых условиях. Экономика Ирана во время, войны была подорвана, в стране имели место реваншистские настроения. Английские дипломаты стремились укрепить свое влияние на наследника престола Аббас мирзу, ведавшего внешней политикой шаха. Положение Грибоедова было очень сложным. «И вот перед нами, — пишет автор, — развертываются новые страницы в дипломатической деятельности Грибоедова: его попытки смягчить напряженную обстановку всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Грибоедов предлагает Нессельроде, а через Паскевича и Николаю I внести изменения в пункты данной ему инструкции, подсказанные складывающейся ситуацией. А именно: 1) в вопросе о нейтралитете Ирана в войне России с Турцией уступить Аббас мирзе, чего наследник иранского престола усиленно добивался; 2) признание Аббас мирзы наследником престола усилить обещанием помощи при занятии престола (совершавшемся в Иране обычно бурно), если бы таковая ему потребовалась; 3) удовлетворить желание Аббас мирзы посетить Николая I» (стр. 139).

Однако министерство иностранных дел отклонило предложения Грибоедова, дав понять, что задача его заключается в срочном получении контрибуции с Ирана. Таким образом, Грибоедову пришлось вести борьбу не только против англо-иранской дипломатии, но и против консервативного руководства министерства иностранных дел России. И все же ему удалось добиться смягчения отношений между Россией и Ираном. Опасаясь потерять свое влияние в этой стране, английские резиденты вместе с иранскими реваншистами, с ведома шаха и при помощи мусульманского духовенства спровоцировали разгром русской миссии в Тегеране 30 января 1829 года.

В рассказе об этих событиях О. Попова использовала «Реляцию происшествий, предварявших и сопровождавших убиение членов, последнего российского посольства в Персии», к которой она, на наш взгляд, подошла некритически. Между тем «Реляция» эта, написанная якобы секретарем мехмендара, сопровождавшего Грибоедова из Тавриза в Тегеран, была в 1830 году опубликована в английской и французской печати. Она много раз исследовалась биографами поэта, в результате чего удалось установить «английское происхождение этого документа»1. «Тенденциозным и нередко противоречивым рассказом о событиях в Тегеране, искажающим и фальсифицирующим подлинную картину гибели русской миссии», называет «Реляцию» С. Шостакович2.

Страшась прямо выступить против Грибоедова, автор «Реляции» исподволь чернит его, приписывал трагически погибшим сотрудникам миссии разные фантастические преступления, якобы и приведшие к тегеранской катастрофе. Принимая утверждения «Реляции» за истину, О. Попова пишет: «Особенно отрицательную характеристику дает секретарь грибоедовского мехмендара Рустем-Беку, раздражавшему население чрезмерными продовольственными и денежными поборами и самоуправством за отказ подчиниться его не всегда законным требованиям» (стр. 149). Но это явное заблуждение. Рустем-Бек не мог вступать в непосредственное отношение с населением, и поэтому не могло быть и тех преступлений, которые ему вменяются в вину «Реляцией». Если и были преступления, то их следует искать в среде иранских чиновников, злоупотреблявших своим положением. Вот что рассказывает Грибоедов о Махмед-Беке — мехмендаре, сопровождавшем его в 1819 году:

«Мехмендар — палач и вор, которого мне придали, я думаю, нарочно, чтоб я лопнул от бешенства. В Альваре он хлебом выдал половину, а мясом одну треть того, что указано в фирмане; вместо всего остального, он собрал контрибуцию телятами, но их не доставил»3.

Чем же объяснить эту фальсификацию со стороны автора «Реляции»? Она объясняется просто, если мы вспомним некоторые события времен русско-иранской войны 1826 — 1828 годов и, в частности, пленение Аллаяр-хана, главного министра Ирана, имевшего большое влияние на шаха к находившегося в тесной связи с английскими резидентами. Аллаяр хан был противником сближения с Россией и личным врагом Грибоедова. Вот этого-то Аллаяр хана с большой опасностью для своей жизни и взял в плен Рустем-Бек4. Ненависть Аллаяр хана к Рустем-Беку передалась и автору «Реляции», решившему опорочить его и тем самым очернить Грибоедова как неспособного дипломата.

Следует реабилитировать и другого служащего миссии — Дадаш-Бека, также обвинявшегося в заговоре против Грибоедова. «На Дадаш-Бека, — пишет О. Попова, — выпала иная роль в заговоре. Он был послан еще из Тавриза в порт Энзели за подарками иранскому двору от Николая I. Задержка подарков — не случайность и не небрежность. Этот факт, как мы уже говорили, один из звеньев заговора. Цель задержки подарков — лишение русского посла возможности смягчить враждебность двора Фет-Али шаха» (стр. 183). А между тем Дадаш-Бек был одним из старейших и проверенных переводчиков русской миссии в Иране. Зная его безукоризненную честность, Грибоедов доверил ему все денежные средства миссии. Что Дадаш-Бек не вызывал у него каких-либо подозрений, видно также из того, что он поручал ему проверку правильности раздачи денежных средств армянским переселенцам местной переселенческой администрацией. В письмах к директору Азиатского департамента Грибоедов отмечает надежность Дадаш-Бека. «…Одолжите уведомлением, — пишет он в письме 10 июля 1828 года, — когда вещи могут прибыть в Зензелей, чтобы я до тех пор мог распорядиться отправкою туда надежного чиновника и именно Дадашева»5.

Грибоедов знал ненависть иранских сановников к Дадаш-Беку, знал и причины этой ненависти, возникшей еще в 1819 году, когда он, не считаясь с барьерами, возведенными иранским правительством между русской миссией и русскими пленными, проникал к ним, уговаривая их возвратиться в Россию. Все это приводило Аббас мнрзу в бешенство, и он, ссылаясь на какие-то, будто чинимые Дадаш-Беком, притеснения местному населению, ходатайствовал об отозвании его из Тавриза.

На некритическое отношение автора к «Реляции», обвиняющей, в частности, Дадаш-Бека и Рустем-Бека в измене, обращает внимание также и С. Шостакович в рецензии, опубликованной в журнале «Новый мир» (1964, N 12). Но, отмечая этот недостаток, рецензент делает из него неверный вывод, будто О. Попова «сделала шаг назад от принятой в советской историографии «пушкинской» традиции признания высокого дипломатического мастерства Грибоедова к «нессельродовскому» утверждению об «опрометчивых порывах усердия» посланника». Но это не так. В книге О. Поповой немало страниц посвящено борьбе Грибоедова с Нессельроде, и прежде всего с его указанием, запрещающим Грибоедову проводить мероприятия, направленные на смягчение напряженной обстановки между Россией и Ираном. Так, на стр. 141 автор пишет, что «просьбы Аббас мирзы, исполнение которых, по мнению Грибоедова, могло бы прочнее связать судьбу Ирана с Россией и смягчить напряженную обстановку, создавшуюся при реализации Туркманчайского договора, при сложном международном положении в связи с русско-турецкой войной, кабинетом Нессельроде были отклонены, что в дальнейшем отразилось самым пагубным образом на судьбе всей русской миссии во главе с Грибоедовым», то есть привело к тегеранской катастрофе.

Таким образом, отмечая некоторое некритическое отношение автора к «Реляции», мы все же считаем, что книга О. Поповой принесет пользу всем интересующимся биографией Грибоедова вообще и его дипломатической деятельности в частности.

  1. В. Т. Пашуто, Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова, сб. «Исторические записки», N 24, 1947, стр. 150.[]
  2. С. В. Шостакович, Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова, Соцэкгиз, М. 1960, стр. 212.[]
  3. А. С. Грибоедов. Сочинения, Гослитиздат, М. 1959, стр. 512.[]
  4. См. «Записки Н. М. Муравьева-Карского», «Русский архив», 1891, N 10, стр. 188 — 189.[]
  5. А. С. Грибоедов, Полн. собр. соч., т. III, Пг. 1917, стр. 215.[]

Цитировать

Краснов, П. Дипломатическая деятельность Грибоедова. / П. Краснов // Вопросы литературы. - 1965 - №5. - C. 215-219
Копировать