Бела Кун – литературный критик
Kun Bela, Irodalml tanulmanyok, Magveto konyvklado, Budapest, 1960, 175 о.
Бела Кун – литературный критик?.. Это звучит необычно. Основатель Венгерской коммунистической партии, руководитель венгерской социалистической революции 1919 года, потом – участник гражданской войны в России, неутомимый работник Коминтерна, пламенный революционный трибун и политик: таким прежде всего мы себе представляем Бела Куна. И лишь немногим известно, что он отлично знал и любил литературу, был дружен со многими венгерскими и западноевропейскими писателями, отдал немало сил и времени их сплочению…
Об этом напоминает небольшая книжка, выпущенная недавно венгерским издательством «Магветэ». В ней впервые собраны статьи Бела Куна 20 – 30-х годов о венгерской литературе, которые в разное время появлялись в печати частью на русском, частью на венгерском языках.
Конечно, сборник этот – даже в пределах своей венгерской темы – неполон: многое утрачено, многое живет теперь лишь в памяти очевидцев, слушателей, собеседников. И все-таки он производит большое впечатление. Со страниц его встает история борьбы за революционную венгерскую литературу, история ее роста, неотделимого от роста, возмужания революционной литературы вообще.
Бела Кун и в своих статьях о литературе предстает как политик-коммунист, пролетарский революционер. Политик, озабоченный идейным развитием народа, вождь партии, собирающей силы после поражения 1919 года, чувствуется не только в том, что Бела Кун никогда не забывает подчеркнуть активную воспитательную роль литературы, но и в том, с каким вниманием, даже увлечением разбирает он каждый раз историко-политическую, социально-экономическую обстановку, стремясь извлечь уроки из недавнего прошлого.
В пяти предисловиях к рассказам Ф. Карикаша, романам Б. Иллеша, Л. Киша, И. Лендела, М. Каханы он еще почти не касается собственно литературных достоинств, художественных средств воздействия. Главные герои Фридеша Карикаша, Лайоша Киша и других для него прежде всего – сами авторы, деятельные участники социалистической революции. Подробно, с нескрываемой гордостью рассказывает он об их жизненном пути из крестьян, из рабочих в коммунисты, в «красные директора» заводов, в революционные писатели, радуясь политическому росту и культурному развитию венгерского рабочего класса. Только одно, самое общее достоинство выделял он в их книгах: правдивость, верность действительности, отсутствие прикрас – всего, что могло бы затемнить подлинную суть событий.
Он, таким образом, словно бы не делал различия между художественным произведением и книгой очевидца, писателем и публицистом и сам выступал больше как революционный публицист, чем литературный критик. Значит ли это, что Бела Кун упрощенно подходил тогда к литературе, сводя ее задачи к голой иллюстративности?.. Такой вывод был бы ошибкой. Просто сама венгерская революционная литература в СССР в те годы только начинала от историко-публицистического, мемуарно-публицистического жанра подыматься к собственно художественному обобщению. И Бела Куну, естественно, приходилось говорить больше об авторах и исторических событиях.
Но, если представлялась возможность, Бела Кун всегда отмечал художественную удачу, плодотворный путь или решение. С удовлетворением подчеркивал он, например, что красноармейцы Карикаша – живые, выхваченные из гущи народа фигуры; что в романе Иллеша «Тисса горит» ясно чувствуется движение масс, которые всколыхнула революция. В предисловии к тому же роману Бела Кун говорил о неблагоприятной для писательского труда, вынужденной оторванности писателей-эмигрантов от родины и одобрял обращение их к темам и фактам, лично пережитым и прочувствованным, даже если они относятся к прошлому, – и в этом заключалось косвенное предостережение против схематизма.
Настоящей художественной зрелости венгерская литература в СССР стала достигать к середине 30-х годов. Соответственно этому литературно-критические статьи Бела Куна как бы делятся на две части, отражающие два этапа ее развития. Первую составляют перечисленные выше предисловия (1927 – 1933 годы). Вторую – теоретически наиболее значительную – две статьи: о романе А. Гидаша «Господин Фицек» и об известном венгерском поэте и революционере Шандоре Петефи (обе относятся к 1936 году).
Именно благодаря этим двум статьям, ставшим известными в Венгрии в последние годы, окончательно пала в глазах венгерских литературоведов легенда о «догматизме», «сектантстве» Бела Куна. Пала не просто потому, что в них, как и в многочисленных политических выступлениях Бела Куна того времени, ясно утверждалась неразрывность социализма и борьбы за демократию, идея тесного союза рабочего класса и всех прогрессивных общественных сил, но и потому, Что здесь во всем блеске обнаружилось его литературно-критическое мастерство, живое и глубокое понимание литературы. Историко-лолитические обобщения окончательно перестают быть («самоцелью» – они подсказываются самой структурой образов, вытекают из эстетического анализа.
Бела Кун (в статье о романе «Господин Фицек») прямо выступает против той установившейся социологической традиции механического отождествления истории и литературы, когда к произведению просто прилагали общую политическую схему, не замечая его внутреннего своеобразия. Подобному «оптическому обману» поддалась часть советских критиков романа: оставив в тени подлинное достижение писатели – выпуклый, живой образ мелкого пештского буржуа, «господина» Фицека, они занялись менее выразительной фигурой Новака, потому что он – рабочий, главный герой истории. Бела Кун, сосредоточив внимание именно на образе Фицека, дает превосходный анализ его как художественного типа, показывая, какое богатство общественных закономерностей и связей -в том числе имеющих самое прямое отношение к борьбе пролетариата – раскрывают индивидуальная судьба, индивидуальный облик этого барахтающегося в житейском море труженика и собственника с будапештской окраины.
Вообще весь свой литературный анализ Бела Кун стремится построить на конкретном, индивидуальном, особенном: ведь именно в нем – самостоятельная ценность, обобщающая сила искусства. Отсюда, в частности, – внимание, которое он, помимо самих образов, уделяет манере автора, вплетая в анализ романа «Господин Фицек» тонкие наблюдения над особенностями таланта Гидаша-прозаика. Но никогда эти особенности не становятся для него самодовлеющими, Лишь уменье писателя в национально и творчески индивидуальной форме выразить общие, ведущие социальные проблемы вводит то или иное произведение в международную революционную литературу: так ставится им вопрос о художественном значении романа,
Конкретностью анализа, стремлением раскрыть явление во всей его глубине привлекает и статья «Шандор Петефи», внутренняя тема которой – неразрывность творчества и гражданского сознания, личного и общественного в настоящем искусстве. Прямо целя в буржуазных эстетов, противопоставлявших искусство политике, Бела Кун наглядно доказывал, что Петефи даже в своей любовной лирике – убежденный революционер, точно так же как в политике он всегда оставался страстным, отзывчивым к жизни поэтом. С поднятым забралом вмешивался Бела Кун в общественно-литературную борьбу в Венгрии. В противовес националистическим идеологам и реакционерам, требовавшим запретить Петефи как «красного», в противовес фальсифицировавшей его творчество академической науке, Бела Кун излагал свое, революционное понимание Петефи, проблемы литературных традиций.
Основной вопрос, по которому он дает бой, – это народность Петефи. Это был действительно узловой вопрос: тут сталкивались самые различные литературно-идеологические течения, и правильное решение его могло очень помочь борьбе с фашистской демагогией.
Бела Кун сразу ухватывает суть дела, показывая, что в творчестве Петефи нет противоположности между «национальным» и «народным» (социальным), как того хотелось бы националистам. Антифеодальная, даже антибуржуазная (хотя еще утопически окрашенная) романтика Петефи, означавшая разрыв с «национальной» романтикой дворянства, по-настоящему национальна именно потому, что революционна, народна, устремлена в будущее. Поэтому и, формы народной поэзии, которые он противопоставлял поэзии дворянской, никогда не были и не могли быть у него чем-то примитивным и внешним – «подражанием», «заимствованием». Петефи сам вышел из народа и сам обладал его мироощущением, его видением мира. Не он «снисходил» до народа для его просвещения, а венгерский народ в его лице возвысился до подлинного самосознания и революционного гуманизма, победоносно вошел в литературу, чтобы господствовать также и в политике. Петефи органически чуждо было противопоставление фольклора и интеллектуальной культуры, нередкое в Венгрии того времени. «Петефи понимал народность по-революционному… – писал Бела Кун. – Он обогатил народный реализм не только сокровищами своей замечательной поэтической фантазий, но и мировоззрением революционера, стоящего на уровне самой высокой образованности своего времени» (стр. 163).
Статья Бела Куна о Петефи была подлинно новаторской в венгерском литературоведении. До него только Эндре Ади, сам выдающийся поэт, защищал подлинного Петефи, бичуя в своих статьях «Алое и черное», «Петефи не примиряется» политических «узурпаторов» его имени и академическую науку, пытавшуюся превратить революционера в безобидного салонного стихотворца. Но Бела Кун во всех отношениях – и прежде всего в понимании народности Петефи – не только продолжает Ади, но идет дальше него. Ади хорошо чувствовал революционность Петефи, но не умел еще осмыслить ее во всей конкретно-исторической широте.
Бела Кун впервые отчетливо поставил вопрос о том, что Петефи в своем творчестве впитал мироощущение народа, и в частности его «предпролетарских» (по выражению Энгельса) слоев. Анализируя народность Петефи, он глубоко раскрыл ее диалектическое содержание, доказав, что революционная идеология не только не противоречит национальной культуре, а, наоборот, обогащает я оплодотворяет все лучшее в ней.
Бела Кун был тем критиком, который больше всего сделал для разлития и подъема венгерской революционной литературы 20 – 30-х годов. Его литературно-критические произведения перерастают рамки того времени. Они затрагивают коренные вопросы развития венгерской литературы. Требовательный, но чуждый всякой узости подход к общественной роли литературы, точная, ясная постановка вопроса о народности и национальных традициях, фольклоре и литературной культуре, сам метод анализа – все это до сих пор жизненно и злободневно и помогает строить венгерскую литературу социалистического реализма.
Думается, что издание литературно-критических статей Бела Куна на русском языке было бы заслуженной данью уважения к нему – «прекрасному, преданному революционеру», по словам Ленина1, и одному из пионеров венгерской социалистической эстетики.
- См. «Ленин и международное рабочее движение». Воспоминания о Ленине, Партиздат, М. 1934, стр. 68.[↩]