Авторитеты бессмыслицы и классик галиматьи (Обэриуты как наследники графа Хвостова)

Одним из предварительных названий ОБЭРИУ было «Академия левых классиков». В подобном названии можно усмотреть вызов московскому издательству «Неоклассики», выпустившему в 1922-году альманах «Лирический круп». Поэты, близкие к этому издательству, в середине 20-х годов выдвинулись в центр литературной жизни столицы с идеей гармонического единства всех литературных школ на базе чистого классицизма.

Перед товариществом молодых ленинградских поэтов, стремящихся выработать собственный стиль, стояла формальная задача – выломиться из гармонического единства неоклассиков, не повторяя при этом приемов отошедшего в прошлое футуризма (к середине 20-х годов Хлебников был мертв, Крученых замолк, Бурлюк эмигрировал, а Маяковский и Пастернак больше не соотносили своего творчества с футуристической школой).

Судьбы Хармса, Введенского, Олейникова и Заболоцкого, а также то, что долгие десятилетия творчество ОБЭРИУ оставалось неизвестным читателям в России, побудили некоторых исследователей найти в стихах этих поэтов традиции чуть ли не полуторатысячелетней давности. Так, А. Герасимова в интересной статье о проблемах смешного у обэриутов пишет: «Корни «бессмысленного», «заумного» обэриутского высказывания восходят к традиции сакральных текстов, каковы, например, дзэнские коаны» ¹. Не уходя на такую историческую глубину, попробуем поискать корни обэриутской бессмыслицы в начале прошлого века.

То, что стихи обэриутов, построенные на мистификации, Игре, пародии, продолжали традиции пародической, по выражению Тынянова, личности (Козьма Прутков, генерал Дитятин), поэзии персонажей (капитан Лебядкин) и шутников-дилетантов середины – конца XIX века (Соболевский, Мятлев), уже отмечалось литературоведами. Об этом феномене очень точно написал, хотя и по поводу другого поэта, Станислав Рассадин: «Вольной поэтической шутке, не испытывающей над собою власти господствующего вкуса, не однажды случалось обгонять поэтику своего дня, уходя вперед и перекликаясь с тем, чему еще суждено родиться» ².

Однако в начале XIX века жил и творил плодовитый автор, который и не думал шутить, но стихи, написанные им всерьез, вызывали у читателей хохот, у литераторов – хохот и пародии. После выхода в 1802 году книги, озаглавленной: «Избранные притчи из лучших сочинителей российскими стихами Члена Российской Императорской Академии графа Дмитрия Хвостова», имя этого автора стало склоняться в эпиграммах и Пародиях Двумя поколениями русских поэтов, Вяземский вспоминал, что собрание хвостовских притч было «настольного и потешною книгою» на веселых заседаниях общества «Арзамас» ³. Пушкин даже шутливо восхищался Хвостовым, называл его поэтом, любимым небесами, и сожалел» что тот «сделался посредственным, как Вас.<илий> Л.<ьвович>»⁴, когда в стихах графа слегка поубавилось галиматьи.

Еще до создания ОБЭРИУ будущие обэриуты, входившие тогда в литературное объединение «Левый центр», сблизились с литературоведами формальной школы (ОПОЯЗ). Бехтерев в своих «Встречах» вспоминает о первом знакомстве в степах Института истории искусств Заболоцкого, Хармса, Введенского, Ваганова и его самого с Тыняновым, Шкловским, Эйхенбаумом, Томашевским и Щербой, пригласившими молодых поэтов читать стихи к себе в отдел⁵. В эти годы Тынянов как раз собирал материал по истории поэтической пародии XVIII и XIX веков, вышедший в 3 931 году книгой под названием «Мнимая поэзия», и интерес обэриутов к Хвостову мог возникнуть через Тынянова.

Уже в манифесте ОБЭРИУ в разделе о театре есть фраза, за которой можно предположить знакомство авторов манифеста с «Избранными притчами» графа Хвостова: «Если актер… изображающий русского мужика, произнесет вдруг длинную речь по-латыни – это будет театр, это заинтересует зрителя, даже если это произойдет вне всякого отношения к драматическому сюжету» ⁶.

Именно в притчах графа Хвостова русские мужики обращались с мольбами не к Христу, не к Богородице, а исключительно к Зевсу и Геркулесу, то есть говорили по-древнегречески. Например, в притче «Мужик и блоха»:

О чем кричал мужик? – блоха

его кусала…

Он челобитовал о том лишь у Небес

Чтобы управился с блохою Геркулес –

Иль чтоб на нее свой гром пустил Зевес. –

Мужик! Не умничай – таскайся за сохою,

И Небу не скучай блохою.

Это пристрастие хвостовских басенных Мужиков взывать к богам и героям Эллады было замечательно спародировано, предположительно Вяземским:

Гласит мужик:

1. А. Герасимова, ОБЭРИУ (Проблема смешного). – «Вопросы литературы», 1988, N 4, с. 55.[↩]
2. Ст. Рассадин, Спутники, М., 1983, с. 148. Сближения действительно бывают самыми неожиданными. Стихотворение Хармса

   Из дома вышел человек

   с дубинкой и мешком…

   в современном читательском восприятии – провидческое, предсказавшее судьбу его автора, является поэтическим парафразом стихотворения «клоуна русской поэзии» (самоопределение) И. Мятлева:

   Идет старушка в дальний путь

   С котомкой и клюкой…  [↩]

3. «Русский архив», 1866, N 3, с. 479. [↩]
4. Пушкин, Полн. собр. соч., т. 13, [Л.], 1937, с. 137. [↩]
5. И. Бахтерев. Встречи. – В сб.: «Ванна Архимеда», Л., 1991, с. 441. [↩]
6. ОБЭРИУ <Декларация> – В сб.: «Ванна Архимеда», с. 461.[↩]