Внутренние рецензии. Публикация Р. Романовой

Предлагаемые здесь читателям внутренние рецензии написаны А. Твардовским по просьбе издательства «Советский писатель» на протяжении семи лет (1942 – 1949). Естественно, может возникнуть вопрос: ради чего известный поэт, исполняющий депутатские (в 1947 году был избран депутатом Верховного Совета РСФСР) и разные другие ответственные общественные обязанности, пишет внутренние рецензии? В своих воспоминаниях о поэте «Миг узнавания» В. Каверин писал: «Для него – это сразу чувствовалось – литература была священным делом жизни, вот почему тех, для кого она была всего лишь способом существования, точно ветром от него относило».
Первый литературоведческий отклик молодого А. Твардовского на книгу «М. Горький. Материалы и исследования»¹ (т. 1, 1934) отличался собственным пониманием творчества писателя. Но для нас примечательно еще и то, что в книге был помещен «Отзыв о пьесе «Помешанный» Горького, слова из которого – «А писать нужно просто, как будто беседуя по душам с другом, с лучшим человеком, от которого ничего не хочется скрыть, который все поймет, все оценит с полуслова» – А. Твардовский накрепко запомнил и неоднократно возвращался к ним в своих выступлениях, статьях, поэтических произведениях:
Читатель!
Друг из самых лучших,
Из всех попутчиков попутчик,
Из всех своих особо свой…

В написанных в разное время и по разным поводам статьях о писателях А. Твардовский не ставил специальных исследовательских задач. Он делился своими мыслями о литературе, личным восприятием и пониманием того или иного художника; были у Твардовского (не могло не быть), бесспорно, и свои литературные привязанности, симпатии, пристрастия, но они не ограничивали, не сужали его кругозора, не мешали ценить поэтику иную, весьма далекую от его собственной. Он приветствовал любой новаторский поиск в литературе, если видел в этом хоть гран таланта.
Внутренняя рецензия А. Твардовского на рукопись избранных стихотворений Марины Цветаевой имела решающее значение для издания в 1961 году в Гослитиздате ее книги. Когда книга вышла, Твардовский один из первых откликнулся на нее², считая, что столь «редкое и удивительное явление», каковым является поэзия Цветаевой, где так «много боли сердца, горестных раздумий, мучительных усилий выразить мир… столько ясной и жаркой любви к жизни, к поэзии, к России, и к России советской…», – это не только подарок любителям поэзии, но и некая воспитательная акция: «…когда некоторые особенности стиха Цветаевой… станут общим достоянием… полезно будет уже и то, что откроется один из источников завлекающего простаков «новаторства» некоторых молодых поэтов наших дней. Окажется, что то, чем они щеголяют сегодня, уже давно есть, было на свете, и было в первый раз и много лучше».
В конце жизни Твардовский записал в дневнике: «Я старый поэт… и поэт, идущий своим «содержательным» путем и до гроба верный этому пути, нахожу в ее (Цветаевой. – Р. Р.) «символах веры» столько дорогого для меня (и как бы нового, но в чем-то смыкающегося с моими высшими «символами») вплоть до откровений вроде гениального ответа на вопрос, почему мы рифмуем («спросите народ, спросите ребенка»)»³.
Для него неопровержима истина, что поэзия О. Мандельштама является «образцом высокой культуры русского стиха XX века, благородной отточенности формы, и несет в себе неотъемлемое индивидуальное содержание… она была и есть, ее обходить нельзя» и потому не может быть никакого сомнения, нужно ли издавать произведения Мандельштама, – «безусловно нужно (и не только, может быть, в «Библиотеке [поэта]»)⁴ – пишет он главному редактору серии В. Н. Орлову в бытность свою членом редколлегии этого издания.
Внутренние рецензии А. Твардовского печатаются полностью, в хронологическом порядке, по рукописям и машинописным оригиналам, которые хранятся в ЦГАЛИ, фонд 1234, поэтому в тексте ссылки на фонд не повторяются.

Иван Бауков, Стихи⁵
Стихи юноши, побывавшего на войне и воспринявшего ее исключительно в узколирическом плане: «я на войне, я раньше не знал, как она ужасна, но я понимаю, что нужно воевать, защищать Родину, я иду в бой». Ни подлинно бытовой фон войны, ни подлинные будни боев, думы и переживания народа на войне – ничто это не пробивается сквозь уже ставший традиционным «стиль» «фронтовых» стихов.
Автору нельзя отказать в хорошей горячности, некоторых признаках поэтического темперамента, но все его стихи – хоть и написаны человеком, как будто всерьез видевшим войну, – не содержат в себе серьезной новизны, не добавляют ничего нового к тому, что уже с избытком представлено в т[ак] наз[ываемой] фронтовой лирике. Когда-нибудь автору его непосредственный боевой опыт, м. б., и принесет настоящие удачи, но покамест можно говорить о пригодности для издания лишь отдельных стихотворений («Матери», «Перед боем», «Мы покидали город на заре»).
27. V. 42
А. Твардовский.

Оп. 8, ед. хр. 2.

М. Исаковский, Песнь о Родине⁶
«Новые стихи» М. Исаковского нужно издать, и чем скорее и щедрее в смысле тиража, тем лучше. Стихи, связанные тематически непосредственно с ходом Отечественной войны, так значительны и глубоки при всей своей доходчивости и простоте формы, полны такой горячей человеческой ненависти к захватчикам-фашистам и любви к советской Родине, к людям колхозного труда, к родным краям, временно подпавшим под иго немецких оккупантов, что затрудняюсь сравнить их со стихами какого-либо другого поэта, посвященными той же тематике, – таких стихов попросту нет покамест.
Стихи же, хронологически предшествующие событиям войны («Пограничник», «Я вырос в захолустной стороне» и др.), впервые появляющиеся в книге, по своему глубоко патриотическому духу отнюдь не нарушают целостности книги.
Отдел юмористических стихотворений считаю более целесообразным перенести в конец книги.
Книга к печати готова.
13. VI.42
А. Твардовский.

Оп. 8. ед. хр. 4.

Е. Пермитин, На всю жизнь⁷
Не может не быть в книге чего-то стоящего, если, видя все ее недостатки, читаешь ее до конца, порой даже с напряженным интересом к судьбе героев, к развитию Сибири.
Это стоящее в очень неровной книге Пермитина – романтическая приподнятость и увлекательность повествования в сочетании с достоверным воспроизведением деталей быта алтайских таежных деревень, природы, охоты, некоторых сторон партизанского движения.
Недостатки ее большие, но они расположены в ней кучно и легко могут быть изолированы. Все относящееся к уездной тюрьме и освобождению заключенных, все, что относится к внутренней жизни колчаковцев, – все это написано слабо, по готовым, банальнейшим образцам беллетристики двадцатых годов. Это надо попросту отбросить. Оставить нужно историю дружбы двух мальчиков, хотя бы и в отъединении от широкой картины партизанского движения, – с этим все равно у автора ничего не получается.
Получается приятная повесть для юношества.
Необходимо вообще несколько окорнать неправдоподобность и преувеличения с медведем и подвигами мальчиков.
Книге нужен редактор, который помог бы автору понять масштаб его произведения (повести для юношества) и избавил бы его от грустных последствий претензии на «эпопею». Никаких вторых и третьих книг, конечно, писать не нужно. Это была бы наивная и безнадежная затея.
Решительное сокращение рукописи за счет указанных выше возможностей придаст ей большую свежести обнаружит ее доподлинные качества (пейзаж, охотничьи моменты, таежная натура) и мн[огое] др[угое].
Тогда книгу можно будет издать и она найдет своего читателя не только среди юношества.
Посвящение книги комсомолу, кажется мне, необоснованно.
[1945]⁸
А. Твардовский.

Оп. 10, ед. хр. 8.

В. Некрасов, В окопах Сталинграда
«На краю света»⁹ – повесть участника Сталинградской обороны, офицера инженерной службы В. Некрасова, до войны молодого архитектора. Первое очевидное достоинство книги – то, что, лишенная внешне сюжетных, фабульных приманок, она заставляет прочесть себя одним духом. Большая достоверность свидетельства о тяжелых и величественных днях борьбы накануне «великого перелома», простота и отчетливость повествования, драгоценнейшие детали окопного быта и т. п. – всё это качества, предваряющие несомненный успех книги у читателя. О ее существенном содержании можно сказать примерно так. Это правдивый рассказ о великой победе, складывавшейся из тысяч маленьких, неприметных приобретений боевого опыта и морально-политического превосходства наших воинов задолго до того, как она, победа, прозвучала на весь мир. И рассказ этот – литературно полноценный, своеобычный, художнически убедительный, хотя и не без недостатков, легко, впрочем, устранимых.
Хорошим редактором мог бы быть В. Б. Александров, «открывший» талантливого автора и уже проделавший с ним порядочную работу.
8.II.46
А. Твардовский.

Оп. 11, ед.

1. См.: А. Твардовский, Страницы большой биографии. – «Рабочий путь», 24 октября 1934 года.[↩]
2. См.: «Новый мир», 1962, N 1.[↩]
3. »Литературное обозрение», 1980, N 6, с. 107.[↩]
4. А. Т. Твардовский, Собр. соч. в 6-ти томах, т. 6, М., 1983, с. 158.[↩]
5. Рецензируемая книга поэта И. П. Баукова (1909 – 1977) «Стихи» не была издана.[↩]
6. Книга М. В. Исаковского (1900 – 1979) «Новые стихи» вышла в 1942 году под редакцией А. Твардовского.[↩]
7. Книга «На всю жизнь» писателя Е. Н. Пермитина (1895 – 1971) не была издана.[↩]
8. Рецензия не датирована. Две другие рецензии (внутренние) на эту же книгу – Е. Книпович и П. Скосырева – помечены: 17.ХII.45 и 27.V.45. Папка, в которой обнаружены рецензии, датирована 1945 годом.[↩]
9. Первоначальное название повести В. П. Некрасова (1911 – 1987) «В окопах Сталинграда». Впервые под названием «Сталинград» напечатана в журнале «Знамя», 1946, N 8 – 10. В «Советском писателе» отдельным изданием повесть не выходила.[↩]